И на студии мое положение было безвыходным. Никакие заслуги, никакие миллионы зрителей у касс кинотеатров больше не учитывались. Раньше я только успевал закончить один фильм, сразу начинал писать другой сценарий. А тут — приношу одну заявку, вторую, третью — мне отказывают. Потом отзывают в сторону и говорят: «Ну, Саш, ты же понимаешь, с кем у тебя отношения испорчены? С ОРГАНАМИ! Что мы тут можем поделать?» Это продолжалось несколько месяцев. Я ходил весь черный от переживаний. Чтобы попытаться как-то выправить ситуацию, пошел к Сергею Михалкову. Может он поможет?
Глава тридцать третья
Сергей Михалков звонит в КГБ
Одним из самых ярких людей, с которыми меня свела жизнь, был Сергей Владимирович Михалков. Я уже говорил, что на деньги, взятые у него взаймы, мы с Аллой гуляли нашу свадьбу.
Я поставил три фильма по его пьесам. Как-то он подарил мне текст государственного гимна СССР и написал: «На память моему режиссеру, Саше Стефановичу, от автора».
Удостоенный всех высших наград и званий, Сергей Владимирович в жизни был человеком открытым и даже в чем-то наивным. Вероятно, именно эти качества так подкупали его маленьких читателей. Он многим помогал, даже людям, литературные пристрастия которых были от него весьма далеки. Так, совсем недавно Зоя Богуславская рассказала в телепередаче, что именно Михалков помог с квартирой Андрею Вознесенскому, когда им негде было жить. Работая с Сергеем Владимировичем в его кабинете, я был невольным свидетелем того, как люди звонили ему с разными просьбами и он никогда не отказывал в помощи.
Михалков был талантливым драматургом и поэтом. Многое делал как бы играючи. Однажды в ресторане, желая произвести впечатление на понравившуюся ему даму, он целых два часа поддерживал с ней беседу в стихотворной форме и на все вопросы отвечал в рифму Сергей Владимирович очень гордился своим детищем — сатирическим киножурналом «Фитиль», но даже ему пробивать некоторые темы было непросто. Он мне рассказывал, что для «Фитиля» был снят сюжет про спекулянтов, торговавших золотом у известного ювелирного магазина на Арбате. И вдруг раздался звонок из Министерства внутренних дел: «Вы ошибаетесь, в Москве, образцовом коммунистическом городе, никакой спекуляции золотом быть не может. Такой сюжет на экраны не выйдет». Тогда Сергей Владимирович позвонил министру внутренних дел Щелокову, договорился о встрече, приехал и предложил: «Николай Анисимович, поехали на Арбат, я вам покажу кое-что интересное». Остановились они у магазина и из машины Михалкова стали наблюдать. Щелоков сам увидел, кто стоит с золотишком, а кто его покупает. На следующий день звонит: «Сергей Владимирович, сюжет можно ставить. У МВД нет возражений». Результат был достигнут.
У Михалкова было государственное мышление. Но и в простых житейских ситуациях его трудно было сбить с толку. Приехал он в Сочи на съемки фильма «Пена», посмотрел, как идут дела, и предложил: «Поедем, пообедаем в форелевом хозяйстве. Там, говорят, замечательный ресторан. Рыбу вылавливают и готовят при тебе»
Приезжаем. Полюбовавшись форелью, плещущейся в бассейне, Михалков подзывает официанта: «Ну-ка, поймай мне вон ту, с пятнышками». Я, глядя на него, тоже делаю выбор. Парень взвешивает рыбу и называет просто нереальную сумму. Михалков смотрит на него сверху вниз и говорит: «Выпусти их обратно, пусть живут. Саш, поехали в „Кавказский аул, там гораздо лучше кормят…“»
В Ленинграде тоже был занятный случай. Сергей Владимирович жил в гостинице «Астория», я к нему пришел обсудить какие-то сценарные дела. Поговорили, и он предложил: «Пойдем в ресторан, пообедаем».
Спускаемся вниз. Огромный зал практически пуст. У входа спит какой-то толстый человек. По залу бегают официанты с очень деловым видом. На нас никто не обращает внимания. Стоим в центре зала и не знаем, куда присесть. Михалков мужчина заметный, и на пиджаке у него депутатский значок и Звезда Героя Соцтруда. Но этим халдеям все трын-трава.
И вот, когда пятый или шестой сотрудник общепита отмахнулся от нас со словами «Я занят», Михалков набрал воздух в легкие и закричал на весь зал:
— Мме-мме-трдоте-е-ель!!!
Все присутствующие замерли, а толстяк, спавший у дверей, вскочил и понесся к нам, как бешеный хряк:
— В чем дело?! В чем дело?!
Михалков посмотрел на него сверху вниз:
— Это вы ммемме-трдотель? — тот закивал.
Я подумал, что Сергей Владимирович разнесет его сейчас по кочкам. А он очень тихим и спокойным голосом произнес:
— Мме-мметрдотель, вы почему не встретили меня у двери?
То есть произнес самую правильную в этой ситуации фразу. Дал понять, что тот не исполняет свои служебные обязанности. Когда до толстяка это дошло и когда он, наконец, понял, кто его об этом спрашивает — не просто депутат и Герой, но и главный редактор «Фитиля», — ему стало плохо. Он весь трясся и лепетал:
— Извините, извините, прошу вас, ну, бывает, простите, мы все исправим…
Нас усадили за особый столик на возвышении и спросили, чего желаем.
— Н…н…на ваше усмотрение, — протянул Михалков.
Через пять минут стол заставили деликатесами — икрой, рыбой, закусками, разлили по рюмкам коньячок двадцатилетней выдержки. И мы с удовольствием пообедали.
Михалков попросил счет. Метрдотель подал его и полушепотом озвучил:
— Одиннадцать рублей двенадцать копеечек.
Михалков переспросил:
— Вы уверены?
На столе красовались яства на целый банкет.
— Абсолютно уверен, — подтвердил толстяк.
Сергей Владимирович отсчитал рубли и спросил:
— Саш, что то у меня мелочи нет. Посмотри у себя…
— Да, вот есть двадцать копеек.
— Двадцать не надо, дай двенадцать. Они на чай не заработали…
У меня с Сергеем Владимировичем сложились особые отношения. Он был моим соавтором, покровителем и учителем.
Когда я смонтировал «Дорогого мальчика», сценарий которого, мы написали вместе, Михалков приехал на «Мосфильм» посмотреть готовый фильм. Естественно, для него показ организовали в директорском зале, где когда-то смотрел картины сам Сталин. И вот появляется Сергей Владимирович — не один, а с каким-то серьезным мужчиной в черном костюме и при галстуке.
Садимся в зале, и я шепотом спрашиваю:
— Сергей Владимирович, это кто?
— Самый главный для тебя человек, — так же шепотом отвечает он.
Я думаю: «Неужели кто-то из отдела культуры ЦК КПСС? Или из Госкино? Может, новый министр?»
Гаснет свет, звучит веселая музыка, мелькают лихие кадры. Я поглядываю на товарища в черном костюме. Он сначала сохраняет серьезность, потом начинает хихикать, а в конце уже хохочет в голос и хлопает себя по коленкам. Зажигается свет, и Сергей Владимирович спрашивает его:
— Ну как?
— Смотрится, — отвечает мужик. — На такой фильм можно с женой сходить и детей привести. Музыка хорошая, и артисты отлично играют.
— Ну и лл-ладушки, — произносит Михалков. Мы спускаемся по лестнице, и я ему шепчу:
— Так кто же это?
— Я же сказал — твой главный зритель, — отвечает он.
— Из ЦК? — уточняю я.
— Из какого еще ЦК?! — усмехается Михалков. — Это мой шофер Гена.
— Вы меня обманули, — обиделся я.
— Я тебя не обманывал, Саша, — объяснил Сергей Владимирович. — Ты что, для ЦК фильм делал? Или, может, для министра кинематографии Ермаша? Ты его для зрителей делал — таких, как Гена. И если он картину похвалил, значит, будет успех. А что там Ермаш скажет — дело десятое.
Вот так Сергей Владимирович учил меня уму-разуму.
Поэтому в тяжелую минуту я обратился к нему:
— Помогите! — и рассказал о своих проблемах.
— Н-н-ну, ладно, не отчаивайся, сссейчас по-зво-ню… — сказал он и потянулся к «вертушке»: — Иван Павлович? Здравствуйте! М-мми-халков говорит. Ослушайте, что то ввваше ведомство обижает мммоего соавтора. Не тттрогайте его, хороший человек, я за нннего ручаюсь. Фамилия? Стефанович. Да, режиссер «М-м-мосфильма». Да? Ч-что вы говорите? Понятно…
Поворачивается ко мне и произносит с некоторым удивлением:
— Саш, я ннничего не могу сделать…
А звонил он зампреду Пятого управления КГБ, и чтобы тот отказал самому Михалкову! Я понял, что дела мои совсем плохи.
Жизнь между тем продолжалась. Мы с Аллой жили в одной квартире, ходили к каким-то знакомым, посещали Дом кино. А мой мозг бешено работал: неужели я не смогу победить эту страшную силу, которая на меня ополчилась? Как-то оказались с Пугачевой на дне рождения одного известного артиста цирка. Выпивали, за жизнь разговаривали, и я пожаловался:
— Вот ведь, блин, влип в историю… А хозяин дома говорит:
— Это еще что, старик! Вот у меня была история… Я попался на вывозе драгоценных камней из Колумбии. Меня сделали невыездным. А что такое для циркача остаться без зарубежных гастролей? Все, конец. Я написал Андропову, что это была провокация. И он разобрался. Сейчас езжу, как прежде. И ты давай — напиши ему.
