– Но вы же видели, как мы не прошли сквозь стену! – в настоящем Антуан отрицал очевидное.
– А попробуйте сделать это как в детстве, – посоветовал Люциус, – спиной вперёд.
Брат Перес вздохнул.
– Ну всё, я сейчас через окно полезу! – кричал он, – даже если не смогу его открыть, то разобью кубком! Это всяко лучше, чем…
Люциус погрустнел от этих слов.
– Мне очень жаль, что вы упорно отказываетесь, –пожал плечами он.
– Да откуда вы вообще знаете о нашем детстве? – недовольно спросила Элеонор.
– Сейчас это не имеет значения, – ответил мужчина в чёрном, – конечно, вы можете уйти из школы, открыв или разбив окно, но зачем?
– Чтобы не использовать магию, – процедил сквозь зубы Антуан.
– А почему ты так не хочешь её использовать? – спокойным тоном спросил Люциус.
– Потому что… – брат замялся.
Ни он, ни его сестра никогда особо не верили речам д’Обстера, обличающим магов. Они всегда любили слушать истории Инес про людей, обладающих волшебными способностями. Они сочувствовали магам, которых невзлюбило общество. Но совсем другое дело – знать, что ты сам маг. В городе, где почти каждый человек ненавидит обладателей волшебства, и будто весь воздух вокруг пропитан этой ненавистью, легко почувствовать себя неправильным. Даже умные и образованные люди, даже все самые родные и близкие утверждали, что магия противоестественна, а те, кто ей владеет – ошибка природы. И близнецы Перес в это подспудно поверили. Они всячески хотели отдалиться от этой неправильности, забыть её как ночной кошмар – лишь бы не чувствовать той зияющей пустоты оттого, что им никогда не вписаться в мир людей. Ведь Антуан и Элеонор знали, что такое травля в школе. Знали, каково быть чужими, иными для других и боялись, как бы подобное чувство не преследовало их всю жизнь. Они хотели просто почувствовать себя нормальными. Достойными того же обращения и счастья, что и большинство людей вокруг. И потому больше не возвращались к своим весёлым детским играм с хождением сквозь стены. Потому и условились считать себя обычными людьми без магического дара – в конце концов, если его не применять, то отличаться от других ничем не будешь. Но прошло время, и самообман рухнул. Лопнул, словно мыльный пузырь. И дальше ничего не оставалось, кроме как признать правду. Или же сойти с ума от несоответствия реальности и представлений о ней.
– Вы правы, Люциус, – неохотно, но всё же признал Антуан.
– Что? – Элеонор посмотрела на брата, и он увидел страх в её глазах.
– Пора нам принять себя, сестра, – с трудом, но твёрдо произнёс брат.
Элеонор немного подумала и ответила:
– Да. Нам пора.
– Тогда за дело! – воскликнул Люциус.
Элеонор и Антуан вернулись к стене и прислонились к ней спиной.
– Что нам теперь делать? – спросила сестра Люциуса.
Её голос дрожал от волнения.
– Закройте глаза и представьте, как тело проходит сквозь стену, – ответил Люциус.
– Хорошо, – нервно кивнула Элеонор.
– Давай попробуем, – добавил Антуан.
Сестра и брат закрыли глаза. Они отбросили нынешние сомнения, словно вернувшись в то славное прошлое. И представили, как все молекулы, все атомы тела соприкоснулись с молекулами стены, а затем обогнули их, как поток воды – препятствие. Поначалу ничего не произошло, но вскоре каждый из них почувствовал, как его тело встретилось с чем-то инородным – но не столкнулось, а слилось. Без боли. Близнецы лишь чувствовали, что каким-то образом находились в одном месте со стеной, но ни она не мешала им, ни они – ей.
– Бинго! – откуда-то послышался возглас Люциуса.
БДЫМС!
Брат и сестра Перес очнулись на улице. Они лежали во дворе. Антуан упал на клумбу перед школьной стеной, тем самым помяв цветы, а Элеонор – на бетонную площадку у входа.
– Ай!
– О!
Близнецам было больно от падения, но это их уже не волновало. Куда важнее оказалось то, что они попытались пройти через стену. И смогли.
– Даже не знаю, что нам теперь сказать маме, – протянул Антуан, отряхивая себя и портфель от травы и грязи.
К счастью, его одежда несильно испачкались.
– Ну, об этом мы точно умолчим, – ответила Элеонор, делая то же самое.
– А где Люциус? – поинтересовался брат, – Он же не останется в школе.
– Не знаю, – несколько отстранённо произнесла сестра. Она осмотрела вестибюль через окна, но Люциуса внутри не было.
– Что ж, пойдём к Грабовски?
Пересы пошли дальше от школы. Теперь никто из них не думал о Гаритос и Пьере – всё это осталось в будто бы очень далёком прошлом, потому что с этой магией вся реальность перевернулась с ног на голову.
– Ты до этого вспоминала о том случае? – спросил Антуан сестру.
– Очень редко, – призадумавшись, ответила она, – но когда вспоминала, то всеми силами старалась забыть.
– Эх… – с трудом выдавил Антуан, – Элеонор, я думал так же. И не знаю, что нам делать сейчас.
– Давай просто поживём, – сестра утешающе взяла брата за руку, – посмотрим, что будет дальше.
Но его голову уже заполонили странные, безумные мечты. И он думал о тех, кого с Элеонор сильнее всех любил и уважал – о Брате и Сестре, обладавших фиолетовой силой.
– Как бы я хотел переселиться в ваш мир, Эрнст и Изабелла… – мечтательно произнёс Антуан.
– Да, – согласилась Элеонор, – там мы бы нашли себя.
На южном склоне горы, над разноцветными домами с черепичными крышами поднималось огромное, широкое здание Парламента. Эта выстроенная в классическом стиле громада из бледно-жёлтого кирпича вмещала почти все правительственные кабинеты, которые скрывались за несчётными окнами. В центре здание венчала невысокая башня с часами, над которой реял флаг Последней Надежды. И под ней, на балконе пятого, последнего этажа стоял невысокий, невзрачный мужчина в чёрном костюме. Это господин д’Обстер озирал свой город. Мэру открылся вид на ступенчатые фасады и ровные, выложенные брусчаткой улицы, которые стягивались к площади перед Парламентом. Внизу копошились люди и ездили автомобили, над которыми нависала статуя рыцаря в доспехах. В таком виде увековечили
