Меда ему понравилась.
— Хватит! — Я сжала кулаки, чтобы не слышать больше этих мыслей. Они взглянули удивленно, не понимая, почему я противлюсь согласию. А я вдруг почувствовала, что смотрю не на нас. На них. Словно лезвие ножа прошло между нами. Я бросилась вверх по лестнице.
— Меда! Что случилось?
Я распласталась на полу в комнате Мойры.
— Ну почему, почему они так ревнивы?!
— Кто, Меда? Кто?
— Они! Остальные наши.
— А, понятно.
Я подняла на нее глаза в надежде на понимание. Но разве это возможно, если я не могу поделиться с ней своими чувствами?
— Я в курсе ваших поисков. Меда, он психически неуравновешен. Он пережил огромную потерю и очнулся в совершенно чужом мире.
— Он хочет воссоздать свой мир.
— Это всего лишь следствие его психоза.
— Но Сообщество столько всего создало! Оно достигло таких вершин, которые мы не сможем осмыслить еще десятки лет! Разве это плохо?
— Принято считать, что Исход был естественным эволюционным шагом в развитии человечества. А если нет? Если Исход был гибелью? Мы не пропустили Исход, мы его избежали. Мы пережили Сообщество, точно так же, как Лето. Неужели мы хотим для себя этой участи?
— Ну и кто тут психопат?!
— Верховное правительство никогда не позволит ему вернуться на Кольцо.
— Значит, он обречен на вечное одиночество, — заключила я.
— Он может присоединиться к одному из анклавов. Там все живут одиноко.
— Ты представляешь себе, что это значит: проснуться однажды утром — а тебя нет?
— Меда! — Мойра, бледная как полотно, выпрямилась в постели. — Возьми меня за руку!
Она протянула ладонь, и я ощутила запах феромонов, шепчущих мне ее мысли. Но, вместо того чтобы открыться, я выбежала прочь из комнаты, прочь из дома — во влажную летнюю ночь.
* * *
В доме на озере горел свет. Я долго стояла у дверей, поражаясь самой себе. Мне и раньше доводилось быть в одиночестве, но не так.
Прежде мы в любой момент могли дотянуться друг до друга. Теперь я находилась в нескольких милях от остальных. Но Малкольм Лето от своих был еще дальше…
Такое чувство, будто на языке вертится половина всего, что я знаю. Будто мысли сошли с ума. Зато все, что я думала и чувствовала сейчас, принадлежало мне одной. Никакого согласия.
Точно так же, как не существовало согласия для Малкольма Лето. У одиночек все решения принимаются единодушно.
С этой мыслью я постучала в дверь.
Он стоял на пороге в одних шортах. Я ощутила волнение — теперь, когда моих не было рядом, его незачем было скрывать.
— А где же твоя цепочка?
— Дома.
— Там им и место. — Он повернулся, оставив дверь открытой. — Входи же.
На столе лежал металлический кубик. Малкольм сел за стол. Только теперь я заметила тонкий серебристый обруч, обхвативший его голову чуть ниже линии волос. Он подключил к обручу идущий от кубика провод.
— Это внешний блок интерфейса. Одно время они были запрещены. — После Исхода большинство интерфейсных технологий, служивших для слияния с Сообществом, действительно попало под запрет. — Но теперь он в прошлом. Ваше Верховное правительство аннулировало эти законы десять лет назад, а никто и не заметил. Мой адвокат сумел раздобыть для меня такую штуку. — Малкольм выдернул провод из обруча и бросил на стол. — Все равно теперь это бесполезно.
— Вы не можете попасть на Кольцо?
— Могу, но это все равно что в одиночку пересекать океан. — Он искоса глянул на меня. — Хочешь такую штучку? Я мог бы вживить тебе интерфейс.
Я отшатнулась.
— Нет!
Он улыбнулся — кажется, впервые. Лицо у него стало совсем другим.
— Ясно. Хочешь чего-нибудь выпить? У меня найдется пара глотков. И сядь уже наконец.
— Нет, спасибо, — сказала я. — Я просто… — Пожалуй, свою роль голосового звена я выполняла сейчас не слишком успешно. Я заглянула ему в глаза. — Мне нужно было поговорить с вами наедине.
— Что ж, поступок. Знаю, как неуютно вам поодиночке.
— Откуда вам так много о нас известно?
— Множества… цепочки, как их теперь называют, создавались еще при мне. Одно время я интересовался этим проектом. — Малкольм Лето пожал плечами. — Но он оказался бесперспективным. Я читал статьи о неудачных экспериментах, порождавших уродов и умственно отсталых…
Я перебила его:
— Но это было давно! Матушка Редд родилась в то время, и она замечательный врач. И с нами тоже все в порядке…
Он поднял руку.
— Тише, тише! С интерфейсами тоже была куча несчастных случаев… В конце концов, окажись это абсолютно безопасно, я бы здесь сейчас не прозябал.
Вынужденное одиночество было для него больным вопросом.
— Но почему вы здесь, а не в каком-нибудь анклаве?
Он пожал плечами.
— Какая разница, здесь или где-то еще? — Он криво усмехнулся. — Последний представитель исчезнувшего вида — вот кто я такой. Так значит, ты со своими дружками-телепатами собираешься стать пилотом корабля?
— Да, я… то есть мы…
— Что ж, удачи. Может, отыщете где-нибудь Сообщество, — сказал Лето. Он выглядел усталым.
— Выходит, произошло именно это? Они ушли в открытый космос?
Казалось, мой вопрос его озадачил.
— Да. А может, и нет. Я почти… помню. — Он усмехнулся. — Это как будто ты пьян в стельку и знаешь, что должен быть трезвым, но ничего не можешь с собой поделать.
— Понимаю, — серьезно произнесла я и пожала ему руку. Его ладонь оказалась сухой и гладкой.
В ответ он коротко сжал мою руку и поднялся, оставив меня в растрепанных чувствах. Внутри все как-то затуманилось, но в то же время я как никогда остро ощущала его присутствие. Мы, разумеется, знали, что такое секс. Мы это проходили, но только в теории. И сейчас я понятия не имела, о чем думает Малкольм. Если бы он был множеством, звеном моей цепочки, я бы знала.
— Мне пора, — сказала я, вставая.
Я надеялась, он скажет что-нибудь, пока я иду к двери, но он молчал. Щеки у меня горели. Глупая девчонка! Только и могу, что сбивать с толку свою цепочку…
Я закрыла за собой дверь и бросилась к лесу.
— Меда!
Его фигура чернела в желтом проеме двери.
— Прости, я задумался о своем. Наверное, я вел себя не слишком гостеприимно. Может, ты…
В три шага я очутилась рядом и поцеловала его в губы. Только теперь я ощутила его мысли, его волнение.
— Может, я — что? — спросила я через минуту.
— Может, ты зайдешь?
* * *
Утром, когда я вернулась на ферму, мы, то есть они, уже ждали меня. Я знала, что так будет. Одна часть меня жаждала провести весь день наедине с возлюбленным, а другая стремилась лишь к одному — встретиться с собой, зарыться носом в запах, который льнул ко мне, и доказать нам… Не знаю, что именно я собиралась доказать. Возможно, то, что для счастья мне не нужно быть частью чего-то. Что они, то есть мы, не нужны мне, чтобы стать цельной личностью.
— Помнишь Веронику Пруст? — спросила Мойра. Она стояла в дверях кухни, остальные сгрудились позади нее. Конечно, когда я сбежала, она все поняла. И неслучайно припомнила именно эту историю.
— Помню, — ответила я, не входя в дом, недосягаемая для волн феромонов. Тем не менее я ощущала запах гнева и страха — это злилась и боялась я сама.
— Она собиралась стать капитаном корабля, — продолжала Мойра.
Конечно, мы все прекрасно помнили Веронику. Она была на два года старше. Обычно множества формировали еще в яслях, чтобы оставалось время на корректировку, но выводок Вероники распался на пару и квадрат. Пара оказалась довольно крепкой, а квадрат сначала перевели на машиностроительное отделение, а потом вообще исключили.
— Хватит, — отрезала я.
Я шагнула мимо них на кухню, на ходу скатав в тугой клубок воспоминание о ласках Малкольма, и камнем бросила в них.
Они вздрогнули. Я поднялась в свою комнату, чтобы собрать вещи. Они не пошли за мной и этим разозлили меня еще больше. Я кое-как побросала в сумку одежду, одним движением смахнула с комода безделушки… Что-то блеснуло в этой куче. Это был жеод, который Стром нашел как-то летом, когда мы летали в пустыню. Он тогда разломил его пополам и собственноручно отполировал.
Я взяла его в руки, провела пальцем по гладким граням, окружавшим зазубринки кристалла, спрятавшегося в сердцевине. Но брать с собой не стала, положила обратно на комод и застегнула сумку.
— Уходишь?
В дверях с непроницаемым лицом стояла матушка Редд.
— Вы звонили доктору Халиду?
Это был наш врач, наш психолог — в общем, практически наш отец.
Она пожала плечами:
— А что я ему скажу? Разбитую цепочку заново не скрепишь.
— Ничего я не разбиваю! — воскликнула я.
