мире животных». – Вали, покуда кости твои бесовские целы.
– Нафань, может, ну его? – буркнул я, оглядываясь в поисках какого-никакого оружия. – Давай шваброй выгоним.
– Глупый человек у тебя, дух, – мерзко скривился второй домовой. – Сделаем так. Вы оба, валите вон отсюда. Теперь это моя квартира.
– А по сопатке, аспид? – Нафаня, шипя, как сотня разъяренных котов, пригнулся, из-за чего сходство с манулом стало совсем уж невероятным. Бесприютный в ответ гадко усмехнулся и без предупреждения кинулся на домовенка. Нафаня увернулся и врезал домовому по скуле кулачком, отбрасывая злого духа к стене.
– Ну, усё… Шутки кончились, – сплюнул на пол бесприютный и его глаза разгорелись, как два уголька из костра. Мы с Нафаней переглянулись, и если я был здорово напуган, то на мордашке Нафани горела суровая решимость.
– Барин, уйди в комнату, – попросил он, не сводя с духа злых глаз.
– Нафань, я тебя не брошу.
– В комнату! – заверещал Нафаня. – Он бесприютный же. Тебя убить может одной рукой. Пошевелит пальцем своим каличным, и ты замрешь на месте!
Что, собственно, и случилось. Бесприютный щелкнул клыками и навел на меня костлявый палец. Холодный ветерок скользнул по лицу и тело вдруг окутала свинцовая усталость. Промычав что-то невразумительное, я рухнул на бок. Нафаня, увидев это, завыл, как сотня разозленных котов.
Бесприютный бросился было ко мне, но тут же отлетел в коридор, не сумев уклониться от злого Нафани. Когда домовенок повернулся, я увидел, что его глаза горят ярко-красным огнем, а зубы удлинились на пару сантиметров. Таким я его точно никогда не видел. Но битва двух домовых только начиналась.
Домовые, сплетясь в один клубок, из которого доносился визг вперемешку с матом, разносили квартиру. Законы физики были безжалостно попраны, потому что бой проходил и на потолке, и на стенах. На полу блестели маленькие пятнышки крови и битое стекло, а в воздух то и дело взлетали комья Нафаниной шерсти. Однако и злые духи устают, как я и догадывался.
– Где тебе со мной сравниться, дите неумное? – шумно пролаял бесприютный, обращаясь к Нафане. Грудь домового вздымалась, а само дыхание было хриплым и прерывистым.
– Кто из нас еще дите, олух! Ты на ногах-то еле стоишь. Убирайся, пока Нафанюшка тебя в котелок не запихал и не сварил барину на ужин.
Этого оскорбления бесприютный не стерпел и снова бросился в драку. Причем теперь Нафаня лежал на спине, а его соперник, сидя верхом, полосовал моего соседа острыми когтями. Тут я с удивлением почувствовал, как усталость постепенно исчезает. Бесприютный не обращал на меня внимания, целиком сосредоточившись на драке, и это позволило мне без лишнего шума подняться на ноги.
Распрямив спину, я разбежался и ударом заправского футболиста запустил бесприютного в потолок. Тот отлетел в стену и, отскочив от нее, как сдутый мяч, рухнул рядом с Нафаней и потерял сознание.
– Нафань, ты как? – спросил я, легонько тормоша домового. Тот с трудом разлепил глаза и осоловело посмотрел на меня.
– Будто понос меня мучил неделю, барин, – скривился домовенок. – А чего случилось? Где тот оглоед чумазый? Он меня на части рвал. Ох…
– Об потолок ударился, – улыбнулся я. – И теперь связанный лежит в ванной.
– Аспид дикий. Явился же чудо-юдное в мой дом, – Нафаня с трудом приподнялся и серьезно посмотрел на меня. – Андреюшко. Тащи водку. Не спрашивай. Просто неси.
Я выполнил просьбу Нафани и с интересом принялся наблюдать за его приготовлениями. Дух промочил горло и зло ухмыльнулся. Взгляд суровым и осознанным. Затем он взял простыню и бутылку с алкоголем, после чего направился в ванную, слегка пошатываясь. Нафаня напоследок строго запретил мне заходить внутрь. Я кивнул. Но не послушался.
Как только Нафаня удалился, я досчитал до десяти и на цыпочках подошел к двери. Из ванной доносились звуки ударов, злой Нафанин голос и визгливые крики бесприютного. Мой сосед лупил злодея, под аккомпанемент знакомой считалочки:
– Раз, два – носу не кажи сюда. Три, четыре – путь забудь к энтой квартире. Пять, шесть – вернешься, барин вырвет тебе шерсть. Семь, восемь – Нафаня будет бить без спросу. Девять, десять – исчезни, плесень!
Заслышав цокот коготков по кафелю, я юркнул в комнату и улыбнулся, когда Нафаня ехидно рассмеялся.
– Барин, да знаю я, что ты подглядывал. Сюда иди, – скомандовал домовой. – Помощь Нафанюшке потребна.
– Все-то ты знаешь, – улыбнулся я, подходя к нему. Нафаня в ответ хмыкнул. – Что делать?
– Возьми энтот мешок, – Нафаня протянул мне простыню с завернутым домовым, от которой несло водкой. – Затем отнеси его на пустырь какой. Раскрутись тринадцать раз и зашвырни мешок подальше. Потом просто уходи, не оглядываясь…
Не договорив, Нафаня блаженно улыбнулся и грохнулся без чувст. Я вздохнул и, взяв сопящего домовенка на руки, отнес в комнату, где заботливо укрыл любимым одеялом. Затем, подхватив мешок, вышел из квартиры.
Сделав все, как сказал Нафаня, я вернулся домой и, вооружившись бинтами, зеленкой, спиртом и пластырями стал приводить друга в порядок. Худо ему было, дыхание прерывистое, пот холодный. Изредка он стонал, безвольно свесив лапку, отчего я себе места не находил.
– Нафань. Ты только не умирай, – тихо прошептал я, укрывая его одеялом. Но домовенок не ответил.
Глава десятая. Кто такой Нафаня.
– Ай, больно, мерин ты сивый! – проревел Нафаня, вертясь на табурете, как вербная теща.
– Тихо, – прикрикнул на него я, обрабатывая ранки. – Слушай доктора и не бузи.
Домовенок проболел почти неделю. Все это время он не приходил в сознание. Я потерял сон, аппетит, но все-таки верил, что он поправится. К счастью, так и вышло.
В воскресенье он проснулся, потребовав слабым голоском папироску и стакан кофе. Я в ответ чуть не задушил его в объятиях, и дав домовенку немного оклематься, приступил к лечению. Домовой вертелся на стуле, страшно ругался и попутно рассказывал мне о том, кто же такие бесприютные домовые.
– Тоже мне, доктор Хаос, – буркнул он, когда я оторвал от его шерстки очередной пластырь. – Так, вот. Энта страховидла приперлась к нам не просто так. Бесприютный домовой ходит по домам да квартирам и ищет себе место. Найти его не так и просто. В каждом доме есть свой хозяин. Может показываться, а может и прятаться. Хороший или плохой, как он, но хозяин есть. И хозяин энтот обязан сражаться за свой дом. Помнишь, он был лысым? Мохнатые домовые, как Нафанюшка, добрые. А лысые – злые.
– Получается, что если бы я не оклемался и не запустил его в стену, то он стал бы
