а под солнцем рука становилась пунцовой. Мужики и стражники подходили, смотрели на руку, но под дерюгу никто заглянуть не решался. Так и шли.
Возница хотел было повернуть к деревне, но коннетабль окликнул его:
— Куда собрался?
— Так на площадь, — пояснил возница.
— Ты что дурак, хочешь повесить на площади сына барона?
Возница перепугался и направил телегу к замку.
Теперь солдат думал, как будет страдать барон, не будет ли упрекать его в смерти сына. И какие слова ему придётся говорить другу Карлу, возможно и оправдываться. Наверное, даже придётся съехать из замка.
Но все закончилось на удивление спокойно. Настолько спокойно, что солдату даже не верилось. Ему не пригодились все приготовленные слова и фразы. Барон спустился во двор, заглянул в телегу, осмотрел вурдалака, посмотрел ему в лицо, вернее, в часть лица, так как половина лица с левым глазом просто выгорела. Барон стоял у телеги, молчал, пока солдат пересказал ему историю о том, как молодой барон превратился в кровососа. Фон Рютте выслушал, а потом произнес спокойно и тихо:
— Похороните его, Фольков, — и, чуть помедлив и осознав, что место вурдалака не на кладбище, добавил: — найдите ему место. Хорошее место.
— Я все сделаю, господин барон, — чуть рассеянно произнес солдат.
— Вы молодец, Фольков, — сказал барон. — Вы настоящий рыцарь. Я рад, что встретил вас.
И пошел он к себе в покои, а все еще растерянный Волков остался стоять возле телеги. Ничего не понимая. И тут до солдата дошла мысль, он вдруг подумал, что не только госпожа Ядвига знала о своем братце, возможно, и барон знал о своем сыне. Волков готов был биться о заклад, что для барона убитый вурдалак не был неожиданностью. Солдата это почему-то стало сильно злить. Он захотел сказать пару слов барону. А барон уже ушёл. И дальше стоять во дворе коннетабль не мог, ломило ногу.
Непривычно было просыпаться от того, что в окно светит солнце. Оно встало уже давно, а солдат все еще валялся в постели, не спеша вылезать из перин. По сути, дел для него больше и не было. Вурдалака похоронили за околицей с мечом и доспехом, со всеми рыцарскими почестями. Крест на его могиле поп ставить не велел. Крутец пообещал привезти на могилу большой камень, а барон даже не пришел на похороны сына. Наверное, он его уже давно похоронил. А солдата, валявшегося в перинах, посетило чувство, которое он давно не испытывал. Это было чувство мира. Чувство отсутствия войны, когда измотанный бесконечными стычками солдат вдруг чувствовал, что ему больше ничего не угрожает, враг повержен. И теперь он может лениться в приятном ожидании своей доли добычи, и при этом у него, если не вставать с кровати, ничего не болит.
Ёган принес ведро теплой воды, и только тогда Волков выполз из постели. С удовольствием мылся, надевал чистую одежду и, не замечая слабой боли в ноге, спустился во двор, где увидел Агнес. Она издали ему поклонилась.
— Доброго утра вам, господин.
— Здравствуй, здравствуй, тебя кормили?
— Да, господин. Управляющий велел давать мне еду, пока не откроется новый трактир.
— Хорошо, — сказал солдат, но, видя, что девочка продолжает идти за ним, спросил: — что еще?
— Хотела узнать, не надо ли чего? Может, нога болит? Могу боль зашептать.
Солдат остановился, пристально посмотрел на нее:
— А кто тебя этому научил?
— Бабка моя. Всегда, когда кто-то из детей убьется, она и кровь, и боль заговаривала.
— Да? А что ты взамен хочешь?
Девочка молчала, смотрела на него. И он сказал:
— Забудь про шар. Это сатанинский глаз. Монах в книге прочел, что он пьет жизнь из тех, кто в него глядит. Я его разобью.
— Не бейте его, господин. Коли нельзя в него глядеть, я и не буду. А коли понадобится — я в него гляну и все увижу, пусть цел будет.
— Иди, — сухо сказал солдат.
Она поклонилась, а он пошел завтракать в донжон. А после завтрака велел седлать коня, а потом поехал с Ёганом в Малую Рютте, смотреть то, что уже считал своим.
Они ездили весь день, смотрели поля, смотрели хлипкие хаты мужиков, кое-какой лес, заодно нашел хорошее место. Это был небольшой холм, что лежал между деревней и рекой. Ёгану, болтавшему без умолку о хороших и плохих сторонах Малой Рютте, он ничего не сказал, но именно на этом месте он решил построить дом. На замок, конечно, денег у него не было, даже самый маленький замок стоил бы пару тысяч талеров. А вот добрый двор с большим хлевом, большим амбаром и главное — с большой конюшней, он готов был ставить. Место было хорошее. И Малую Рютте, и реку, и дорогу на монастырь было прекрасно видно. Ему все очень нравилось, оставалось дело за малым — нужно было жениться на госпоже Ядвиге. Да, она была дикая, как волчица, но ему настолько нравилось приданное, что он женился бы на волчице. Тем более если волчица настолько прекрасна. Солдат готов был привести ее в свой дом хоть в мешке, хоть в корзине, хоть в цепях. И тут он неожиданно понял, что у него нет прислуги для дома. Один Ёган не смог бы уследить за тем хозяйством, что он собирался завести. Для большого хозяйства нужны умные и опытные слуги.
Волков поехал в замок, размышляя о многих вопросах, о которых думаю рачительные господа. И во дворе замка он опять увидел Агнес. Она болтала с дворовой девочкой, что была при коровнике. Солдат позвал ее и, войдя в донжон, подвел Агнес к управляющему Крутецу.
— Господин управляющий, эта девица будет мне надобна.
— Хорошо, велю кормить ее, — сразу сказал управляющий.
— Того мне мало. Прошу пошить ей два новых платья. Одно простое и крепкое, второе доброе, как для госпожи. И нижние платья, чтобы были. И все что нужно там для девицы. И обувь.
— Деревянную? — Спросил Крутец.
Он не был ни удивлен, ни обескуражен, раз коннетабль просит, значит, так надо. Любое пожелание коннетабля для всех окружающих, и для управляющего тоже, было законом.
— И деревянную, и добрую, кожаную. Такую, как носит служанка госпожи.
— Хорошо, господин коннетабль, — сказал управляющий.
И тут солдат произнес фразу, которая удивила всех присутствующих в донжоне, всех, без исключения, и Крутеца тоже:
— Монах, научи ее грамоте.
— Ее грамоте? — Удивился монах.
— Да, псалмы она запоминает. Может, и грамоту осилит. И счету научи. Она хвалилась, что умная. Может, оно и так.
— Хорошо, господин, — сказал брат Ипполит.
— Сегодня начни, — сказал солдат, подталкивая
