к монаху девочку.
— Хорошо, господин, — повторил монах всё ещё удивленно.
А Волков полез в кошель и достал оттуда пригоршню меди, кинул ее на стол:
— Купи себе гребень, чепец, мыло и что там еще вам нужно, и помойся вся, а волосы особенно, больше грязная не ходи. Не терплю грязь.
Девочка с открытым ртом сгребла пригоршню меди со стола. От удивления и растерянности она даже не поблагодарила его. Солдат повернулся и, хромая, пошел к барону. Только во дворе девочка догнала его, схватила правую руку, поцеловала и произнесла:
— Спасибо вам, вы господин мой!
— Запомни то, что ты сейчас сказала, — ответил Волков.
Следующим утром он надел лучшую свою одежду, новые сапоги, самую дорогую ламбрийскую кольчугу, и, позвав с собой сержанта и управляющего, поднялся к барону. Тот был удивлён появлением главных своих людей в столь ранний час, но принял их. Волков вышел вперед и встал в трёх шагах от кресла барона и начал с поклоном:
— Господин, наш Карл Фердинанд Тилль барон фон Рютте при сержанте вашем и вашем управляющем я, Яро Фольокф, ваш коннетабль и отставной корпорал и правофланговый гвардии, и охрана штандарта герцога де Приньи спрашиваю вас: Готовы ли вы отдать мне в жёны вашу дочь вашу Хедвигу Тилль в награду за дела мои в земле вашей?
Барон смотрел на солдата с неприязнью, что было для того неожиданностью.
А потом произнёс с раздражением:
— Фолькоф, какого дьявола, что за балаган?
Солдат чуть растерялся и, думая, как ответить, молчал, и сержант с управляющим молчали.
— Вам что, мало моего слова, — продолжал барон, — вы приволокли свидетелей? Я, по-вашему, купчишка, что ли? Вы бы ещё нотариуса притащили бы!
— Всё должно быть по правилам, — всё ещё неуверенно продолжал солдат, — просто я хотел знать отдадите вы мне в жёны Хедвигу Тилль, вашу дочь?
— Да. Говорил же это вам. Как только получите рыцарское достоинство — сразу назначим дату свадьбы.
— Господин мой, — продолжил Волков, он чувствовал себя неловко, но хотел довести дело до конца, — а дадите ли вы в приданное за дочерью своей деревню малую Рютте и весь клин земли, лесов и лугов, что идёт вдоль реки почти до монастыря?
— Да-да, — барон раздражался ещё больше, отвечая, так как будто хотел побыстрее, закончить этот разговор, — всё как обещал, и золото тоже.
— Благодарю вас, господин барон, — солдат низко поклонился.
Они вышли на улицу, Волков перевёл дух, уж больно неприятный получился разговор. Он не мог понять перемены в настроении барона, а перемена несомненна была, с того самого дня как он привёз труп сына барона в замок.
— Я не понял, — заговорил Крутец с заметным удивлением, — синьор наш, даст вам в приданное за дочерью лен? И останется вашим сеньором?
— Нет, — ответил солдат машинально, он думал о своём, — сеньорат на приданное не распространяется.
Сержант изумлённо молчал, глядел то на управляющего, то на коннетабля.
— А когда же вас произведут в кавалеры? — Не отставал Крутец.
— Надеюсь, что в это воскресенье.
— Вон оно как! — Удивлённо сказал сержант. — Поздравляю вас, господин коннетабль.
Дальше сержант и управляющий были ему не нужны, и он без них поднялся в свою башню, откуда прошёл по стене до покоев прекрасной Ядвиги. Потянул за ручку, дверь оказалась незакрытой. Он шагнул в покои, служанка госпожи попыталась преградить ему путь, но он бесцеремонно отодвинул её в сторону.
— Куда? Куда ты? — Шипела служанка, пытаясь его остановить. — Госпожа не одета. Не смей!
Он отшвырнул её как куклу и пошёл в покои.
— Кто там? — Резко и с вызовом крикнула госпожа из-за ширмы.
— Ваш будущий муж, — громко сказал солдат, подходя ближе.
— Муж? — Госпожа словно осеклась, голос её уже не звучал грозно.
А Волков смело зашёл за ширму, где и увидел прекрасную дочь барона. Она была обнажена, только что мылась, она прикрыла наготу, схватив нижнюю рубаху и прижав её к телу.
— Да как вы смеете? — Воскликнула госпожа Хедвига. — Кто вам дал право!
Солдат усмехнулся и смотрел на неё во все глаза, а она была уже не так уверена в себе и в первый раз обращалась к нему на вы.
— Так кто вам дал право врываться ко мне? — Продолжала красавица.
— Ваш отец. Только что при свидетелях он обещал мне вашу руку.
— Вы разглядываете меня как лошадь! — Взвизгнула девушка. — Не смейте смотреть!
— Хорошо. Но после свадьбы я буду разглядывать вас столько, сколько хочу.
Он вышел из-за ширмы.
— Это мы еще посмотрим, — чуть с вызовом сказала Ядвига. — Я потребую от вас отдельной спальни.
— Даже не надейтесь, у нас будет одно ложе.
— Вы пришли, чтобы мне сказать об этом? Как храбро! Ещё один ваш подвиг?
— Я пришел сказать, что перед посвящением я еду в монастырь на три дня поститься и молиться. Хочу спросить вас, не желаете ли присоединиться ко мне?
— Вы совсем умом тронулись от свадебных предвкушений? — Насмешливо спросила молодая женщина выглянув из за ширмы..
А служанка зашла за ширму и помогала ей переодеваться. Женщины там захихикали.
— Почему же я тронулся? — Удивился Волков.
Ядвига тем временем вышла из-за ширмы, села в кресло и, уже не стесняясь солдата, подобрала юбки, так, что он мог видеть ее ноги по колено, а служанка села ее обувать.
— Да кто ж пустит молодую женщину в мужской монастырь? — Насмехалась она.
Волков понял, что она права и еще, что она была очень хороша собой. А служанка, обув ее, стала расчесывать ее роскошные волосы.
— Не пяльтесь так на меня, — игриво сказала молодая девушка. — До свадьбы рассматривать невесту — сглазить.
А солдат все равно стоял и рассматривал красавицу.
— Идите! Иначе буду требовать отдельную спальню, — с угрозой произнесла девица.
Тогда он поклонился и молча пошел к двери. У него, старого солдата, кружилась голова от этой женщины.
— Стойте! — Крикнула она.
Он остановился, повернулся к ней. Глядя в зеркало, а не на него Ядвига произнесла твердо и без всякой снисходительности:
— Поменьше хромайте. Я не хочу, что бы моего жениха считали калекой.
Волков еще раз поклонился.
Три дня поста и молитв, три дня. Да за всю свою жизнь солдат молился в десять раз меньше, чем за эти три дня. В основном, он читал короткие молитвы перед схваткой или сражением, а сейчас их читал часами. Правда, молитвы эти были не самыми чистыми. Всякий раз, когда он начинал молитву, его посещали мысли совсем не о Боге. В голову лезли размышления о лесе, который тянулся от
