Далее представление «La Revue Nиgre» перемещалось в Брюссель и Берлин. В 1926–1927 годах Жозефина Бейкер стала звездой Фоли-Бержер. Она выступала в двух ревю в своей знаменитой банановой юбочке.
В 1927 году появился первый фильм с участием Жозефин Бейкер — "Женщины "Фоли Бержер", за ним последовали "Сирена тропиков", "Зу-зу", "Принцесса Там-там" и "Ложная тревога". Ее очень много снимали, да и гонорары у Жозефин были самыми высокими в Европе.
Бейкер превратилась в шикарную парижанку с экстравагантными привычками вроде прогулок с ручным леопардом по Елисейским Полям. И хотя в действительности Жозефин Бейкер имела небогатый танцевальный репертуар (гвоздем ее программы долгие годы оставались Banana Dance и танец с перьями страуса), никогда не бывала в Африке, ничего не знала о ее культуре и вообще с трудом разбиралась в художественных направлениях, которые захлестнули Париж той эпохи, ее сценический образ, экзотическая внешность (голова овальной формы, напоминающая африканские культовые скульптуры), кубистская геометрия танца абсолютно совпали с настроениями и вкусами времени.
После двухлетнего мирового турне, в которое Бейкер отправилась в 1928 году, Folies Вergere встречал свою звезду гигантскими афишами по всему Парижу и фотографиями Бейкер шестиметровой высоты у входа в театр. Именно тогда Бейкер сказала свое сакраментальное: "Я не хочу жить без Парижа… Я хочу быть достойной Парижа".
Быть достойной Парижа ей удалось вполне. Сразу после вторжения немцев во Францию Бейкер вступила в ряды французского Сопротивления. С октября 1940 года, пользуясь своей всемирной славой, Бейкер с секретной миссией колесила по Европе. Будучи подпольным курьером, в своем багаже, а порой и просто под платьем, она перевозила тайные донесения объединенных сил "Свободной Франции".
В декабре 1940-го в Марселе она должна была выступать в оперетте Оффенбаха, но, нарушив условия контракта, неожиданно уехала в Алжир, а потом с таинственным диагнозом находилась в клинике Касабланки с июня 1941 года по декабрь 1942-го. Что в действительности делала в это время Бейкер — секрет. Как утверждала потом Бейкер, болезнь сильно ослабила ее здоровье. Однако не настолько, чтобы не совершить вояж по Северной Африке и Ближнему Востоку в чине младшего лейтенанта женского вспомогательного подразделения Свободных французских сил.
В Париж Жозефин вернулась в 1944 году вместе с войсками союзников. Она записала пластинку с Жо Буйоном, за которого вскоре вышла замуж. 3 июня 1947 года состоялась их свадьба. За годы их совместной жизни Бейкер растратила огромные суммы и залезла в большие долги. Ее семейная жизнь с Буйоном продолжалась 13 лет. Именно с ним в ее жизни появилось «племя Радуги», как она называла усыновленных ребятишек. Ради них она прекратила выступления, но, денег, которых казалось много, утекли слишком быстро, да и Жо, не выдержав такой семейной жизни сбежал. Помогать Жозефин приехали ее мать, брат, сводная сестра и деверь. Жозефин самостоятельно управляла делами и вскоре разорилась. После нескольких сердечных приступов, чтобы как-то поддержать семейство, она снова начала выступать.
В 1969 году дом Жозефин продали с аукциона. Она забаррикадировала двери, и новым хозяевам пришлось нанять 8 головорезов, чтобы вытащить Жозефин из здания.
Весь день она просидела на пороге в одной ночной рубашке. "Самое забавное, — писала она потом, — что внутри так и остались мой парик и моя вставная челюсть".
Ее забрали в больницу. Ходили слухи, что она умирает. Но всего лишь через две недели Жозефин снова появилась на сцене, давая по семь представлений в неделю. Благодаря помощи Красного Креста и Грейс Келли с ее венценосным супругом принцем Ренье. Они предложили Бейкер ее сестре и детям виллу в Монако, а в 1975 году уговорили Жозефин Бейкер дать серию концертов в Карнеги-холле и в Париже.
Ее концерты, которые Бейкер обычно составляла из песен на разных языках, были продолжением ее философии, выражавшейся в вере в расовую, национальную и религиозную гармонию. За это левая европейская интеллигенция любила ее пуще прежнего.
Однако всякий раз, как она появлялась на родине, ее философия терпела крах. В Америке Бейкер, которую во Франции почитали как национальную героиню, позволялось выступать только в клубах для черных. Ей не раз отказывали в обслуживании в ресторанах и гостиницах для белых. Она отвечала Америке тем же — отказывалась давать концерты там, куда не допускалась смешанная аудитория.
За вечный бой, который Бейкер вела с расовой сегрегацией, во времена разгула маккартизма реакционная американская пресса отплатила ей сполна. Журналист Уолтер Уинчелл, один из самых ярых сторонников сенатора Маккарти, умудрился связать ее имя и с коммунистами, и с нацистами. В результате в 1952 году, гастролируя в Буэнос-Айресе, Бейкер заявила репортеру: "США — не свободная страна… Они относятся к неграм, как к собакам". Припомнив ей это, в 1955-м представители иммиграционной службы США учинили Бейкер допрос с пристрастием, обвинив ее в антиамериканских настроениях и провокационных действиях.
Реванш Бейкер взяла при Кеннеди. В августе 1963 года в Вашингтоне она поддержала демонстрацию, организованную Мартином Лютером Кингом, а в октябре устроила "показательные выступления" на Манхэттене. Чтобы, как написала тогда New York Times, "петь, танцевать и бороться с предубеждениями".
И в старости Жозефин была очаровательна. В 70 лет она гарцевала по сцене лондонского "Палладиума" в тюрбане из страусиных перьев. Однажды она остановилась посреди представления и произнесла в зал: "О, мадам, вы смущаете меня. Да, да, вы, с этим маленьким биноклем. Пожалуйста, не смотрите в него. Не лишайтесь ваших иллюзий".
Давид РЮМИЛИН
Три жизни Звездного Бога
Светланка поставила на стол блюдо с тортом, близнецы устроили спор за кусок с шоколадной розочкой, Анечка протянула ему нож… И тут сработали все сенсоры.
Корабль вошел в пределы системы Глизе 667 C. Радары уже прощупывали космос в поисках второй планеты, обращающейся вокруг этого красного карлика. Получив первую энергию от дежурных солнечных батарей, развертывались основные, ожил главный реактор, весь корабль просыпался от многолетнего сна, диагностировал себя, посылал ему отчеты.
— Сон, а ведь я видел сон! — сколько раз его отключали, он отключался сам, и не было никаких снов.
Неужели тридцать с лишним лет в выключенном состоянии на границе абсолютного нуля, как-то подействовали на наносхемы его мозга, оживив какие-то скрытые до того связи. Сколько было споров на Земле, можно ли считать человеком механизм с копией человеческого мозга. И вот этот механизм увидел сон. Электронная память мгновенно напомнила давно читанное «Снятся ли андроидам электроовцы?». Во сне он был человеком в человеческом теле, странное ощущение после стольких лет.
Диагностика завершена, автоматы заменяют отработанные элементы резервом, радары нашли планету, а мозг уже рассчитал траекторию. Полет близился к завершению.
То, о чем мечтали на Земле те, кого уже давно нет, мозг тут же подсчитал, сколько там прошло лет.
Скоро он увидит то, что так хотелось увидеть им.
* * *
Когда оно опустилось на священную гору, старый Хак испил чашу горькой грассы, упал на шкуры, и боги овладели им. Сначала они заговорили все сразу, и ничего нельзя было понять. Визгливый голос Фета сменял гортанный клич Госа и, наконец, хрипловатый голос Ту четко произнес: «дар». Племя замерло, дальше должно было прозвучать имя. Но боги долго еще переговаривались между собой, и лишь в последний миг, перед тем, как тело старца перестало дергаться, голос Фета выкрикнул: «Уна!»
Старый Хак погрузился в сон и все лица теперь повернулись к Уне. Кто, как молодой Гур, задумавший взять ее в жены, с жалостью, кто, с нескрываемой радостью, что боги выбрали не его. Только теперь, когда все глаза обратились к ней, девушка осознала, что ей придется распрощаться с братиком и сестричками, с матерью и подружками. По телу ее пробежала холодная дрожь.
Никогда не возвращались, принесенные в дар богам. Что с ними делают боги, берут ли себе в жены, или, превращаясь в злобных гррхов, пожирают их, как однажды сказал старый Гур, не раз провожавший их к богам. Скоро она это узнает.
* * *
Когда затих гул двигателя, полет почти в 28 световых лет закончился. Все прошло удачно, грянул торжественный гимн и голос генерального конструктора прозвучал не только в сенсорах Алексея, но и в динамиках, звук которых можно было услышать и за обшивкой бывшего корабля, ставшего первым домом на планете с пока еще условным названием Глизе 667 Cс.
