тебя.
— А я хочу доказательств. Но уже начинаю всерьёз сомневаться в их существовании. Предполагаю, ты всё это выдумала, чтобы затащить меня на эту встречу. И если бы я не отобрал у тебя ключи от квартиры, история с постелью наверняка повторилась бы.
Она сверкнула на него почти ненавидящим взглядом.
— Ну что ж, Ахматов. По-хорошему ты так и не захотел.
— Я о пощаде тебя не просил.
— Нет, конечно, — скривила губы она. — Ты ведь не из таких. Ты ведь из тех, кто любит, чтобы пожёстче и погорячее. Кто я такая, чтобы отказывать в требуемом тому, кого я люблю?
Она не глядя сунула руку в карман своего пиджака и вытащила оттуда простую чёрную флешку.
— Вот то, о чём ты просил. Советую просмотреть содержимое где-нибудь в безопасном месте. Чтобы в состоянии аффекта никому ненароком не навредить.
Она сверкнула белыми зубами в усмешке:
— А то ведь я твою дикую натуру знаю. Знаю и помню. Захочешь выпустить пар — я буду ждать.
Герман молча выхватил из её руки флешку и пошагал прочь. Простой чёрный пластик жёг ему пальцы.
В подземном гараже стоял приятный сумрак — он припарковался подальше от широких панелей дополнительной подсветки и сейчас был этому даже рад.
С собой у него в авто был ноутбук, поэтому полуосмысленные попытки прикинуть, не лучше ли сначала добраться домой, заглохли, едва появившись.
Герман влез на заднее сиденье и воткнул флешку в разъём, стараясь не замечать, что пальцы слегка подрагивали от напряжения.
На флешке не было ничего лишнего. Единственный файл. Видеофайл.
Он почему-то подумал, что Марина имела ввиду фотографии.
Но видео…
Так вот что она имела ввиду, когда намекала на исключительную горечь этой пилюли.
Указательный палец на мгновение застыл над кнопкой. Но стремление оттянуть неизбежное во сто крат всё ухудшало.
Он вдавил палец в несчастную кнопку.
Запись с камеры наблюдения. Собранные воедино обрезки, но по цифровым отметкам не составляло труда определить, сколько материала выкинуто за ненадобностью, когда в кадре ничего не происходило.
Коридор из рабочих и торговых помещений в подсобные. Короткий, но просторный. Никаких лишних деталей — только двери и стены.
В кадре — ни души.
Качество видео, к слову, не придерёшься. Картинка чёткая, освещение хорошее.
Герман чертыхнулся и стукнул по клавише перемотки. Секунда — и дверь в коридор отворилась. Сначала на пол упали две неравные тени, потом — их владельцы. Высокий полноватый мужик и… Лиля.
Её он мог бы узнать, наверное, и по единому пикселю этого чёртова изображения.
Она была в том самом платье, в котором отправилась на корпоратив. Волосы чуть завиты и собраны в небрежный узел.
Мужик — тот самый, мать его, Алексеев. Он видел его пару раз в её магазине, ещё до того как узнал, что он за его женой волочился.
Алексеев не просто шёл с нею рядом, он… придерживал её за талию?..
Пальцы сами собой сжались в кулак и со всей силы втиснулись в кожаное сиденье.
Он только сейчас разглядел её неверную походку, будто она основательно захмелела.
Парочка добралась до выкрашенной в серый цвет двери. Лиля вошла первой, Алексеев, воровато оглядевшись, последовал за ней. Дверь за ними закрылась.
Герман вдавил кнопку паузы и медленно выдохнул. Внутри грудной клетки всё смёрзлось. Даже уже не болело, просто невыносимо тянуло и будто в разные стороны. Сейчас там вот-вот что-то порвётся. Что-то, что после уже никак не залатаешь.
Он сглотнул и снова вдавил палец в кнопку.
Через пару мгновений время на записи обновилось, перепрыгнув примерно на полчаса вперёд. Должно быть, тот самый кусок пустой съёмки, когда ничего не происходило.
Дверь из подсобного снова открылась.
Оттуда вышел это ушлёпок. Алексеев.
Он на ходу поправлял брюки и застёгивал ремень.
А спустя ещё несколько минут из дверей показалась Лиля…
В новом платье.
Она одёргивала коротковатый подол и озиралась так, будто боялась, что её кто-нибудь за этим застанет.
Её больше не шатало.
Но всё это уже не имело значения.
Потому что не требовалось особой фантазии, чтобы додумать, что именно происходило в подсобном.
Герман механически захлопнул крышку ноутбука и отбросил его на сиденье рядом с собой.
Уродливая мозаика из увиденного, услышанного и Лилиных недоговорённостей складывалась с кошмарной лёгкостью. Всё становилось на свои места.
А внутри него разверзлось ледяное ничто, пустота. Его будто выключило, выкинуло на время из этой реальности, лишив сил и воли что-либо делать и даже попросту двигаться.
И это маленькая дрянь имела наглость всё отрицать.
Выставлять его неуравновешенным мудаком, ограничивающим её свободу.
Какую, интересно, свободу?
Свободу ему изменять?!
Спустя четверть часа Герман обнаружил себя на водительском сиденье своего авто, вливавшегося в поток мчавших по проспекту машин.
Когда кровь перестала шуметь в ушах, набрал Тимофеева:
— На посту?
— Да, Герман Александрович.
— Где она?
Тимофеев назвал ему адрес.
Он плохо соображал, но всё-таки сподобился удивиться. Ресторан на Садовой… Что она там забыла?
Он сам не заметил, как домчался до того самого места. Время сейчас вообще текло как-то иначе — плясало и двигалось будто бы нелинейно. Должно быть, так и случается, когда вся твоя жизнь окончательно летит ко всем чертям…
Он едва успел додумать эту мысль, чтобы с беспощадной ясностью осознать — это было только начало его персонального ада.
Потому что в панорамном окне ресторана его взгляд безошибочно впился в до были знакомый тонкий профиль.
Это было слишком жестоко.
Это рушило одно из самых дорогих ему воспоминаний — впервые брошенный взгляд на незнакомку в окне цветочного магазина.
Вот только теперь они были знакомы.
Теперь эта женщина была его законной женой.
Изменившей ему. Нагло об этом совравшей.
И теперь сидевшей за ресторанным столиком с новым своим ухажёром.
— Андрей, это всё слишком странно…
Я растерянно оглядывалась, не совсем понимая, зачем мы вообще тут очутились. Уютный и светлый ресторан на Садовой — самое последнее место, куда бы я сейчас засобиралась. Моим излюбленным местом сейчас представлялся самый тёмный угол вдали от человеческих глаз.
Но обстоятельства в очередной раз шли круто вразрез с моей волей.
— Лиль, прошу, не подумай, что я намеренно ввёл тебя в заблуждение. Просто хотел поговорить где-то, где ты не будешь чувствовать себя словно в клетке. Ну не к себе же домой тебя везти?
По моему ошалевшему взгляду он сразу понял, что сморозил несусветную глупость, потому что тут же поспешил поправиться:
— В смысле,
