Соболев, подхватывая край майки и целуя моё плечо.
— Ваня, — пугаюсь и возвращаю ткань обратно.
Он поднимает глаза на меня. Они будто поволокой затянуты. Скорее всего, как и мои.
Мы просто сходим с ума.
Это началось с того момента, когда я встретила его на дорожке. Сколько с тех пор прошло времени? Какой сегодня день? Где мы, черт возьми? Я ничего не соображаю.
Только безудержное желание его сильных рук и умелых губ на теле. И этот зуд внизу живота. Такой новый и такой будоражащий.
— Хочу на тебя посмотреть, королева. Пздц как хочу. Можно? — шепчет Ваня, зацеловывая ключицу, а затем шею.
Снова становится всё равно на всех. Его искреннее мужское восхищение моим телом привораживает меня, как наивную девчонку.
— Я… не знаю, — уже не так активно возражаю.
Растерянно смотрю по сторонам.
Шторки выглядят так ненадежно… Опасно.
Ваня, почувствовав малейшую капитуляцию, тянет лямки вниз по плечам и скидывает майку.
— Пздц, — приближает лицо к часто вздымающейся округлой груди. — Идеальная Тая…
Мне приходится стремительно ухватиться за его голову, пальцы ныряют в короткий ежик из волос, сердце бахает как ненормальное.
Такое… бывает вообще?
— Ваня… Ва-неч-ка, — шепчу сквозь нарастающий гул в ушах. Бедрами хаотично вжимаюсь в железный пах.
Ваня сдвигает тонкую майку на талию и перемещает руки мне на ягодицы, ещё сильнее вдавливает меня в себя.
«Мертвая петля» становится ещё ближе.
Прикрываю глаза, чувствуя, как внизу живота создается воронка из ощущений и порхающих бабочек.
Снаружи слышится шорох, который не сразу до нас доходит, но следующие слова впиваются в спину, словно острый нож:
— А мы вам не мешаем?
Нас с Ваней инстинктивно отбрасывает друг от друга.
Пульс становится учащеннее, колени слабеют. Страх, словно ушат ледяной воды, окатывает.
Едва взглянув на маму и заметив удаляющуюся спину папы, чувствую, как щеки становятся пунцовыми.
Пока я быстро перебираюсь через Ваню и хватаю свою футболку, чтобы укутаться, он подцепляет мои шорты, дабы прикрыть кричащий стояк.
Я готова сквозь землю провалиться, но поможет ли это?.. Зная свою маму — вряд ли.
— Вот до чего твои конкурсы доводят, — продолжает она наседать, сжимая пляжную сумку в руке. — Приехала сюда с нами, чтобы опозорить перед порядочными людьми. Лучшего места не нашла?
— Пфф… — слышится сбоку.
— Мам, — морщусь, натягивая футболку. — Перестань, пожалуйста. Умоляю.
Мой голос будто эхом разносится. Или внутри меня такой вакуум, что слышится так? Ещё раз осматриваю лаундж-зону. Полупрозрачные шторки, рядом зонтики с шезлонгами, на которых располагаются первые отдыхающие.
Кажется, все и всё видели.
А что сейчас будет? Слезы едва держатся внутри. Как теперь быть? Мама мне мусор не выкинутый полгода припоминает, а это? Всем ведь родственникам теперь расскажет…
Кинув короткий взгляд на розовые шорты в руке Соболева, подтягиваю колени к туловищу и обнимаю их. Прячу глаза.
— Мне кажется, вы преувеличиваете, — произносит Ваня, рыская в поисках пачки сигарет. — Мы совершеннолетние, взрослые люди. Доброе утро, кстати.
Нахожу «Мальборо» и подаю ему, не глядя.
— Упустили мы тебя, Тайка, — игнорирует Соболева мама. — Работой были заняты, от неё жизни человеческие зависят, думали как-то сама вытянешь. Понимать всё должна. Не маленькая ведь уже. А ты…
Опустив голову на колени, молча наблюдаю, как Ваня прикуривает сигарету и затягивается. Сжимает зубы и поигрывает желваками на скулах, досадно потирает плечо.
— Да что такого произошло-то? — он снова нахмуривается. — Сюр какой-то…
— Папа говорил, что все ваши конкурсы — это разврат один. Спонсоры не так просто подарки дарят, а я не верила. Думала, порядочная ты у нас…
Не выдержав, всхлипываю и потираю пылающую щеку о коленку.
Смотрю на Соболева, который с каждой секундой будто напряженнее становится. Положив руку мне за спину, он успокаивающе проводит ладонью вдоль позвоночника.
Сталкиваемся взглядами. Хаотичными и бегающими.
Вот тебе и все нормально, — мысленно ему проговариваю.
В укор, конечно. Так получается.
Извини, — видится в его глазах.
А мне его извинения никуда не уперлись. «Когда ты со мной, ты в безопасности» — он говорил. Я ведь знала, что опасно это… прямо посреди пляжа. Чувствовала.
Получилась самая настоящая «Мертвая петля».
Разозлившись, отстраняюсь от его ладони, и хватаю свои шорты, забивая на то, как нелепо смотрится его пах. Мама у меня хирург и точно в курсе мужской физиологии.
— Боже, какой позор…
— Хватит, — уже резче выговаривает Ваня.
— Вам-то, конечно, молодой человек. Вы из порядочной семьи, — добивает мама. — Я вас понимаю. Если девушка даёт, почему бы не взять…
— Мама, — вскрикиваю от унижения, словно от болезненного укола.
Щеки в раз становятся мокрые от слез. Хочется бежать отсюда и подальше. За пределы отеля, Кемера, Турции.
Честно? Хочется исчезнуть… Умереть.
Истерика накрывает.
На меня уставляются две пары глаз. Мамины обвиняющие. Соболева — виноватые.
— Быстро в номер, — цедит мама сквозь зубы, складывая руки на груди.
Живо привстав и натянув шорты на бедра, сдвигаю подушки и начинаю выбираться наружу. Глазами пытаюсь проворнее отыскать разбросанные сандалии.
— Она никуда не пойдет, — несмотря на жгучее солнце, обдает холодом позвоночник голос Вани.
— Это почему это? — возмущенно выговаривает мама.
— Мы с Таей встречаемся. И мы, с моей девушкой, — выделяет, — ничего предосудительного не делали.
Спустя пять дней
Родители сразу из аэропорта уезжают на дежурство, а я бреду по терминалу в поисках выхода. Хочется нацепить подушку для шеи на лицо, когда привлекающая всеобщее внимание высокая, подтянутая фигура в джинсах и майке, оказывается хорошо мне знакомой.
Останавливаюсь на месте и шокировано наблюдаю, как Ваня идет прямо на меня.
— Привет, — произносит он тихо.
Склонившись, небрежно мажет губами по щеке и вручает белые розы. Без всякой упаковки, вроде разноцветной бумаги или, не дай бог, бантов.
Просто цветы.
— Привет, Вань, — нахмуриваюсь. — Не ожидала тебя увидеть.
— Это странно, Тая, — усмехается он, легко подхватывая чемодан. — Мы вроде как встречаемся…
Прикусив губу, позволяю взять себя за руку и шагаю, периодически опуская нос в белоснежные бутоны. Шипы впиваются в кожу, но я… ничего не чувствую. Совсем не больно.
Черный «Рэнж Ровер» приветственно сверкает мне фарами. Незаметно улыбаюсь, потому что он такой же, как Соболев. Брутальный.
— Цветочная, пятьдесят четыре, — зачем-то называю свой адрес.
Глупая! Он что, таксист?..
— Сначала к моим, — серьезно произносит Ваня, открывая багажник. — Мама ужин на двести человек приготовила.
— Зачем? — удивляюсь.
— Спросишь у неё сама. Нет, чтобы отдыхать с дороги. Вечно как на батарейках.
Соболевы всем семейством вернулись из отпуска на день раньше, чем мы.
Убрав чемодан, Ваня усаживается в автомобиль.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спрашиваю, убирая цветы и