— Дон-Кихот путешествовал на тощем Росинанте, мы же на машине, — вступает в разговор Доминго Тарра. — Словом, приехали.
Невдалеке странное сооружение — не то дом без окон, не то крытая черепицей каменная ограда. Лихеро приглашает нас выйти из машины, и мы полем идем за ним следом.
— Типичная старая вента! Правда, жилая часть давно развалилась, от нее остались только большая бочка да кусок крыши, но контуры постоялого двора сохранились удивительно хорошо. Сохранился и колодец, у которого, как рассказывается в романе, идальго сложил свои доспехи, ожидая посвящения в рыцари, а затем сразился с погонщиком мулов, — рассказывает Анхель.
Навстречу нам выходит коренастый мужчина средних лет с загорелым, обветренным лицом. Мы просим у него извинения за то, что вторглись в его владения, и объясняем причину своего визита. Но Сантьяго Касеро отнюдь не в обиде за то, что Анхель и Доминго, его старые знакомые, привели к нему советских друзей. Больше того, он рад этой встрече: ему никогда еще не доводилось беседовать с людьми, приехавшими из далекой страны, где тоже знают и любят Сервантеса.
Сантьяго Касеро — пастух, нанятый на работу помещиком. Заработка хватает лишь на то, чтобы хоть как-то свести концы с концами. И все же жаловаться грех: по крайней мере, он нашел применение своим рабочим рукам. А сколько людей сейчас вообще мыкаются без дела!
Когда-нибудь — в этом Сантьяго абсолютно убежден — и в испанской деревне не останется ни помещиков, ни батраков. Труд станет делом каждого человека, а земля достоянием всех. Но за это надо бороться. Дон-Кихот был смелым и решительным борцом за справедливость, однако он искал ее в мире призраков и иллюзий. Годы франкизма научили Испанию многому. Сегодня испанцы начали понимать, что справедливость победит лишь тогда, когда будет покончено с неравенством людей, с бесконтрольностью власть имущих.
Слушаем пастуха и — в который раз — поражаемся трезвости суждений и четкости выводов простого испанца, человека из народа, прошедшего суровую школу жизни.
Пожелав Сантьяго всего доброго, снова двигаемся в путь вслед за Дон-Кихотом.
Так мы добираемся еще до одной венты на дороге, ведущей из Мадрида в Мурсию. В отличие от первой здесь и теперь можно отдохнуть и подкрепиться, выпить чашечку ароматного кофе или стаканчик местного вина. Если верить рекламе, именно тут из-за легкомыслия служанки по имени Мариторнес благородный рыцарь и его оруженосец, уже изрядно помятые янгуасскими погонщиками, были среди ночи жестоко избиты сначала ревнивым постояльцем, потом хозяином ночлежки и, наконец, проезжим стражником.
Но Анхель уверен, что эти события никак не могли произойти в этой венте, ибо ее географическое положение не совпадает с маршрутом странствий Дон-Кихота. Но он убежден, что Мариторнес существовала:
— Под таким прозвищем известна одна из жительниц Алькасара. Ее настоящее имя — Мария де Паррага. Де Паррага переселились в наш город из Астурии. Это были обедневшие идальго. Так что налицо полное совпадение с биографией Мариторнес, рассказанной в «Дон-Кихоте».
Следующая остановка в городе Тобосо. Небольшой краеведческий музей оборудован, конечно же, в «домике Дульсинеи». Типичный крестьянский дом старой Ла-Манчи с хозяйственными пристройками, подвалом для хранения вина и внутренним двором, где когда-то разгуливали куры и гуси, а сейчас важно расхаживают туристы с фотоаппаратами.
— Может быть, и Дульсинея жила на самом деле?
— Может быть, — живо откликается Анхель. — Но если мое предположение верно, это была дворянка донья Дульсе. Одно время, как свидетельствуют документы, сам писатель испытывал к ней сильное чувство, однако оно осталось неразделенным, — точь-в-точь, как любовь Дон-Кихота к Дульсинее Тобосской! Дело в том, что донья Дульсе была намного моложе Сервантеса. Впрочем, не исключено и другое объяснение выбора, сделанного писателем, когда ему надо было подыскать имя для возлюбленной своего героя. Знаете, когда-то в Испании существовал музыкальный инструмент под названием «дульсаина»...
Я не литературовед и не берусь судить о том, в какой степени заключения Анхеля Лихеро можно признать обоснованными. Но, так или иначе, его исследования — и это признала ректор Мадридского университета Кармен Льорка — вносят существенный вклад в изучение жизни и творчества великого испанского писателя.
Так, беседуя, мы въехали в лощину, окаймленную холмами. На гребне их, наподобие сказочных великанов, возвышались ветряные мельницы. Издали их крылья и впрямь напоминали огромные руки, вот-вот готовые вступить в схватку с теми, кто осмелится бросить им вызов. Остановив машину, долго вглядываемся в открывшуюся перед нами удивительную картину.
Первым нарушает молчание Анхель:
— Глядя на эти мельницы, понимаешь ощущения Дон-Кихота. Даже если бы он не жил в мире иллюзий, ему было бы простительно усомниться в подлинности того, что он увидел. Разве до сих пор зло не маскируется под добро, жестокость — под справедливость, равнодушие — под заботу о благе людей?
Достаточно вспомнить нашу собственную историю за последние полвека. Франкисты победили в гражданской войне не только потому, что им «оказала огромную помощь вся международная реакция — в первую очередь Гитлер и Муссолини. Одна из немаловажных причин победы реакции заключалась в том, что она сумела лживыми посулами сбить с толку и обмануть большинство испанского народа, выдать черное за белое. И закат франкизма начался только тогда, когда это большинство поняло, что оно было обмануто. Поняло и сплотилось на борьбу против режима Франко.
— Но вы, бойцы республиканской армии, вы сражались против франкизма с оружием в руках даже тогда, когда перевес сил явно клонился в его сторону. Вы ведь не дожидались, пока обман будет раскрыт большинством?
— Да, и кое-кто называл нас донкихотами. Сравнение, конечно, неправильное: мы боролись не против ветряных мельниц, а против реального врага — фашизма. И были уверены, что рано или поздно наша страна добьется свободы. Но, сказав это, должен сказать и другое: если бы Земля время от времени не рождала мечтателей, людей, умеющих заглянуть дальше той действительности, которая их окружает, прогресс остановился бы раз и навсегда.
В нашу беседу включается Доминго Парра, что-то сосредоточенно обдумывавший.
— Вот ты сказал, что прогресс двигают мечтатели, люди, которые умеют заглядывать вперед, в будущее, — обращается он к Анхелю. — Я бы добавил: мечтатели и в то же время люди действия, как те, вместе с кем ты дрался против фашизма. Верно?
— С этим, кажется, согласны все мы.
— И так же верно, по-моему, что сегодня борьба за прогресс человечества ведется не по одному и не по двум, а сразу по многим направлениям. Человек уже вышел за пределы своей планеты, он устремляется все дальше во вселенную...
Снова соглашаемся с Доминго, хотя еще и не понимаем, куда он клонит. А он продолжает:
— Каждый год в Ла-Манчу приезжают сотни тысяч туристов. Не только из Испании, но и из других стран. Как мы сегодня, они путешествуют по местам, связанным с памятью о благородном идальго, заново переосмысливают его приключения, делают для себя какие-то выводы. Так почему бы нам не воспользоваться этой возможностью, чтобы дать им дополнительную пищу для размышлений, протянуть ниточку от тех идеалов, за которые бился, порой рассудку вопреки, Дон-Кихот Ламанчский, к самой высокой мечте людей нашего времени, мечте о том, чтобы война была навсегда исключена из их жизни?
— Что же ты предлагаешь?
— Для начала — выступить с инициативой, достаточно скромной и потому легко осуществимой. Обратиться к научным учреждениям Советского Союза и Соединенных Штатов Америки с просьбой прислать в Ла-Манчу экспонаты для выставки, посвященной международному сотрудничеству в мирном использовании космического пространства.
— Почему бы не разместить выставку в этих мельницах? — спрашивает, обращаясь как бы сам к себе, Анхель Лихеро. — Ведь они сейчас никак не используются, и именно к ним устремляется основной поток туристов. Необходимо их отремонтировать и подготовить для оборудования экспозиции. Этим, разумеется, должна заняться наша мэрия.
Забегая вперед, скажу, что несколько недель спустя в Мадрид пришло письмо за подписью мэра города Керо, на землях которого расположены мельницы. Он официально просил власти Советского Союза и США оказать содействие в организации музея космонавтики в Ла-Манче и предлагал, не дожидаясь ремонта и переоборудования ветряных мельниц, занять залы мэрии. Просьбу мэра поддержало испанское правительство.
