не исправить. И обратно уже ничего не вернуть. Мы с Володей оба изменились. Той девушки, которую он, наверное, любил, раз собирался сделать предложение, уже нет.
Разглаживаю форму, закончив свою работу. Аккуратно сворачиваю, складываю обратно в пакет. Сегодня отдам. Есть совсем не хочется, поэтому вызываю такси и еду в посёлок.
— Доброе утро! — одновременно со моим такси у знакомых ворот тормозит другая машина, здоровенный сверкающий внедорожник, и оттуда выходит темноволосый высокий мужчина. — Дайте угадаю, — прищуривается, глядя на меня, — вы Надежда! А я Даниил Антонович Игнатьев…
— О-о-о, — у меня невольно расширяются глаза, — вы тот самый Игнатьев?! Нейрохирург?
— Чувствую себя по меньшей мере Элвисом Пресли, — ухмыляется мужчина, подбоченившись. — Откуда вы меня знаете?
— Я читала вашу последнюю статью, — говорю восхищённо, называя один из ведущих научных медицинских журналов.
— Ну надо же, — он улыбается, — значит, нас таких уже двое. Польщён, — слегка кланяется, но без всякой издёвки. — А вы та самая медсестра, которая снимает боль наложением рук?
Вот теперь в голосе слышна мягкая насмешка, но совсем не обидная, поэтому я улыбаюсь.
— До такого мне далеко, — отвечаю в тон. — А техники массажа, думаю, вы знаете получше меня.
— Рад познакомиться с вами, Надя, — кивает мужчина. — Пойдёмте к нашему пациенту, — открывает мне дверь, видимо, уже успел нажать на вызов охраны.
— Почему к нашему? — хмурюсь, проходя во двор и направляясь к дому. — Я только компаньонка Виолетты Валерьевны.
— О, господи, вы точно святая, — Даниил Антонович смешно морщит нос. — Справляться с этой старой…
— Доброе утро, — перебивает нас хмурый голос.
На крыльце стоит Володя. Перебегает взглядом от меня к Игнатьеву и обратно, и чем дальше, тем более мрачным делается его лицо.
— Доброе, доброе, — отзывается нейрохирург. — Ну ты даёшь, Солнцев, такое сокровище откуда-то откопал! Познакомился вот с твоей медсестрой, теперь думаю, а не переманить ли её к себе в клинику?
— Я не его медсестра!
— Даже не думай!
Мы с Володей выпаливаем всё это вместе, и Игнатьев, смерив нас обоих весёлым взглядом, поднимается на крыльцо.
— Пошли уже, больной, лечить тебя будем. Наденька, мне ваша помощь потребуется!
Проскальзываю мимо сердитого Володи и прохожу в коридор. В эту самую секунду я безумно благодарна Даниилу — он умудрился сгладить мне приход сюда и одновременно неведомо как поднять настроение.
— Конечно, Даниил Антонович, — отзываюсь на его слова.
— Вот и прекрасно! — Игнатьев опять бросает хитрый взгляд на мрачного, как грозовая туча, «пациента», который зашёл в дом за нами следом. — Ну, чего встали? Пойдём в кабинет.
— А где Виолетта Валерьевна? — поворачиваюсь к Володе.
— Она во дворе, пьёт чай, — отвечает он мне.
— И отлично, — Игнатьев потирает руки. — Ты уж прости, дружище, не горю желанием встречаться с твоей матушкой, так что давайте, быстренько, сейчас все инструкции вам выдам, и мне на работу пора.
В кабинете нейрохирург достаёт из сумки упаковку с ампулами и всё, что нужно для инъекций.
— Надюша, препарат вам знаком? — показывает мне название.
— Да, — пожимаю плечами, — это внутримышечные инъекции, ничего особенного.
— Вот и отлично! Ему, — Игнатьев кивает на стоящего возле двери Володю, — прописан недельный курс. Так что вам, как говорится, и карты в руки. Если будет сопротивляться, разрешаю применять силу.
— Ну что ты несёшь, — раздражённо хмурится Володя.
— Так, Наденька, вопросы? — проигнорировав его слова, обращается ко мне нейрохирург.
— Да нет никаких вопросов, — говорю растерянно. — Только я ведь два через два здесь, не смогу каждый день…
— М-да, — мужчина задумчиво трёт подбородок. — А где работаете?
— В отделении хирургии, — называю больницу, и он довольно кивает.
— У Добрынина, значит! Шикарно! Ну, в крайнем случае, пусть тогда приезжает к вам в больницу. Володь, этот вопрос как-то сами решите между собой. Свою медсестру я гонять не буду, и к нам тебе ехать значительно дальше. И не вздумай забить на это!
— Тебе не пора? — с намёком спрашивает его Володя.
Игнатьев хмыкает, но тут же становится серьёзным.
— Всё, что я тебе говорил, в силе. Надюша, — обращается ко мне, снова расцветая улыбкой, — рад был познакомиться. Надеюсь, не последний раз видимся! Провожать не надо, сам дорогу найду. Лучше первый укол сейчас сделайте, пока мать твоя не заявилась.
Хлопает дверь кабинета, и мы с Володей остаёмся наедине.
Владимир
Я гипнотизирую взглядом закрытую створку. Вот же… засранец! И почему это Надя смотрела на него с таким восхищением?! Охренеть, я что, ревную?
Пока пытаюсь разобраться в собственных чувствах, не замечаю, что девушка уже всё подготовила.
— Владимир, — раздаётся у меня за спиной. — Даниил Антонович прав, давайте я вам сейчас укол сделаю, а потом уже спущусь к Виолетте Валерьевне. Тем более вы, кажется, говорили, что вам уехать нужно будет?
Кошусь на шприц в её руке и сдерживаю вздох. Для этого я предпочёл бы кого угодно, только не Надю. Бесит неловкость, которую испытываю в её присутствии, ещё и раздеваться вот так вот, именно перед ней…
А она, похоже, прекрасно понимает, каково мне сейчас, потому что сочувственно улыбается.
— Не переживайте так, — говорит мягко. — И стесняться тоже не надо. Все люди устроены одинаково. Я за столько лет работы медсестрой уже всё видела. Просто повернитесь и приспустите брюки немного, это быстро. Можете опереться на стол руками, если так будет комфортнее.
Делаю, что велено, стараясь ни о чём не думать. Действительно, быстро. И даже почти не больно.
— Прижмите ватку и потрите обязательно, — Надя уже отворачивается, убирая шприц, и я быстро застёгиваюсь. — Я же сказала потереть, — она укоризненно качает головой. — Этот препарат плохо рассасывается, сидеть будет некомфортно.
— Спасибо, — выдавливаю из себя.
— Не за что, — она собирает со стола мусор. — Это я выкину, а оставшиеся ампулы и всё остальное уберите куда-нибудь, можно в шкаф в этой комнате, чтобы никуда их не таскать. Второй укол вечером сделаю, перед отъездом.
— Вечером?! — вырывается у меня невольно.
— Да, дважды в день ведь нужно, сами видите, тут четырнадцать ампул на неделю, — показывает на лекарство. — Ладно, я пойду вниз.
Проследив, как она выходит из комнаты, выплёскиваю злость и смущение несколькими матерными ругательствами. За что мне это всё?..
Выпустив пар и немного придя в себя, тоже спускаюсь.
Надя уже хлопочет на кухне, за столом сидит мать, что-то ей выговаривает. Меня вдруг поражает замкнутое выражение на лице девушки, крепко сжатые губы. Такое ощущение, что она пытается абстрагироваться от происходящего, ничего не слышать и не видеть.
Странно… Вроде бы у неё получилось наладить с моей матерью отношения… У единственной из всех, кого я нанимал.
— Сынок, — мама слышит мои
