Медсестра для бывшего. Ты меня (не) вспомнишь - Анна Варшевская

— Основное условие работы, — жёстко говорит мужчина, сидящий напротив меня, — никаких взглядов в мою сторону! Мне хватило пары ваших предшественниц. Даже если вы понравитесь моей матери, что вряд ли, это не означает автоматическую симпатию с моей стороны. Надеюсь, вам понятно?

Прикусываю язык, чтобы не сказать, что я думаю о нём и его условиях, и молча киваю.

— Хорошо, — он удовлетворённо кивает. — Так, ваши обязанности: при необходимости оказывать моей матери медицинскую помощь в рамках вашей компетенции, следить, чтобы она вовремя принимала лекарства, а также выполнять её поручения, помогать в бытовых вещах и выслушивать жалобы на то, какой я ужасный сын. Вопросы?

— Мне сказали, что у вашей матери проблемы с глазами, — задаю единственный вопрос, который меня сейчас волнует. — Насколько плохо она видит?

— Очень слабо. Различает светлое и тёмное, очертания предметов.

— То есть черты моего лица она не разглядит?

— Это так важно? — он поднимает брови.

«Ещё как важно», — проносится у меня в голове, но я слегка киваю и одновременно пожимаю плечами, делая вид, что мне безразлично.

— Нет, не разглядит.

Значит, она не узнает меня. Не узнает девушку, которую тогда выставила из квартиры. Но ладно она… Почему ты не узнаёшь меня? Или предпочитаешь делать вид, что не узнаёшь?

— Хорошо, — киваю, а затем, не удержавшись, уточняю: — Помогать нужно только вашей матери? Вы в помощи не нуждаетесь?

Последние слова звучат немного язвительно, и мой наниматель вскидывает брови в непритворном удивлении.

— А почему мне может требоваться ваша помощь?

— У вас нет проблем… с памятью, например? — говорю с намёком.

Я не ожидаю особенной реакции, поэтому меня застаёт врасплох, как быстро меняется выражение его лица.

— Нет, — цедит он сквозь зубы и встаёт, показывая, что разговор закончен. — Если это всё…

— Я готова приступить к работе с завтрашнего дня, — произношу торопливо и тоже поднимаюсь.

Плевать на всё — на его мать, на моё разбитое сердце, на… горло сжимает спазмом, я не позволяю себе даже в мыслях договорить последнюю фразу. Имеет значение только моя мама и её операция, на которую я откладываю деньги. Ради этого я на многое пойду — даже работать к человеку, который разрушил мою жизнь.

* * *

— Глянь, какая тут цыпа!

— О-о-о, цып-цып-цып! Куда торопишься, эй?

За моей спиной раздаётся грязный мат, который заставляет меня вжать голову в плечи и ускорить шаг. Мне остаётся всего-ничего — нырнуть в арку, свернуть влево, три подъезда — и я дома! Господи, ну пожалуйста, пусть они просто посвистят вслед. Зачем только я нарядилась?!

Зачем-зачем… Восемнадцать лет ведь исполняется раз в жизни. Правда, вечеринка, устроенная для меня теперь уже бывшей лучшей подругой, обернулась дурацким цирком, когда я увидела её на кухне, целующейся с парнем, который вроде бы встречался со мной последние пару недель. Увидела, не стала им мешать, только тихо отступила по коридору, а затем и вообще ушла из квартиры, где собралась весёлая компания.

Вот так и получилось, что теперь я, громко цокая неудобными каблуками, бегу домой в первом часу ночи.

— Притормози-ка, — грубый голос совсем близко.

Меня хватают за плечо и разворачивают, я вскрикиваю, чуть не потеряв равновесие из-за дурацких шпилек.

— О, какая! — развязный смех.

— Слышь, Серый, она прям тебе в объятья сейчас рухнет! Не цыпа, а киска… горячая! — ржач с другой стороны.

Их ещё и двое… Мамочки!

— Отпустите!

Надо же орать в голос, почему я так пищу? Может, крикнуть «помогите»? Ага, так кто-то и попрётся в ночь на крики о помощи, как же… Обречённо зажмуриваюсь. Отпраздновала восемнадцатилетие, называется.

— Отпустите девушку, парни, — раздаётся вдруг поблизости спокойный голос, и я распахиваю глаза.

— А тебе чё надо? Она с нами, так ведь, киска? — парень, который держит меня за плечо, сжимает руку, и я морщусь от боли, трясу головой, пытаясь разглядеть мужчину, который за меня вступился — он стоит в тени, скрывающей лицо.

— Нет! Нет, я не с вами! — о, ну наконец голос прорезался. — Пожалуйста…

— Да ладно те, мужик, — вступает в разговор второй отморозок и щерится в противной улыбке. — Или чё, хочешь, чтоб поделились? Чур, последний будешь!

Клянусь, я не успеваю даже моргнуть. Первой исчезает рука, давившая на моё плечо. Затем мелькают в воздухе ноги парня, предлагавшего поделиться… фу, мерзость какая! И вот уже оба придурка корчатся на асфальте. Один просто всхлипывает, обхватив руками живот, второго с заломленными руками держит в полусогнутом положении мой спаситель, у которого я до сих пор не вижу лица.

— По-моему, тебе надо извиниться перед девушкой, — удивительно, голос такой же спокойный, он даже не запыхался.

Парень дёргается, матерится — неуловимое движение рук — и придурок, взвыв, падает на колени.

— Из-зв-вини…те, — вырывается у него со стоном, и я сухо всхлипываю.

Не нужны мне никакие извинения! Я просто хочу домой!

— Вот и прекрасно, — слышу удовлетворённое, — ещё раз увижу здесь — и собирать вас будут по частям, причём пары деталей не досчитаются. Усекли?

Мужчина роняет парня на землю и, перешагнув через него, протягивает мне руку.

— Идём!

— Володя?! — выдыхаю ошарашенно, глядя, наконец, ему в лицо. — Ты меня не узнал? Я Дина, со второго этажа…

— А, ну да, — он мрачно смотрит на меня, затем на двоих ковыляющих в сторону от арки отморозков. — Надавать бы тебе по заднице, соседка! С ума сошла, по ночам шляться? А если бы я не оказался поблизости?!

— Оказался же, — цепляюсь за его руку.

Володя только сердито фыркает и ведёт меня к нашему общему подъезду. А я… я до сих пор не могу поверить, что на помощь мне пришёл именно он — мужчина, в которого я тайно влюблена уже несколько лет, с тех пор, как он начал жить в пустовавшей до этого квартире. Вроде бы бабульки у подъезда обсуждали, что это квартира его то ли тётки, то ли деда.

Только он меня никогда не замечал. Ну конечно, девчонка больше чем на восемь лет младше! Вот и теперь даже не узнал сразу. Неудивительно. Это я на него любовалась издалека, когда случай выдавался, а он со мной уже, наверное, года три носом к носу не сталкивался.

В нескольких шагах от двери подъезда я торможу. Когда ещё выдастся такая возможность — побыть с ним наедине, да ещё и после того, как он за