Тут ниточка обрывается. Началась первая мировая война.
Находка охотника Попова
В один из сентябрьских дней 1919 года местный охотник-коми Виктор Яковлевич Попов и его сын — подросток Михаил, охотясь на гусей, прошли на шестах несколько порожистых участков Воркуты выше устья Юнь-Яги и встали на привал вблизи высоких скал, что вдавались уступом в русло реки. Развели костер. Миша пошел собирать хворост, а Виктор Яковлевич спустился к лодке за припасами. Тут он заметил темную полосу, она четко выделялась в светлой толще обрыва над водой. Охотник подошел ближе. Полоса темной породы была рассечена трещинами, от нее легко отслаивались большие глянцевитые, отблескивающие камни. Виктор Яковлевич сразу понял, что за пласты перед ним. Бывалый солдат, участник русско-японской и первой мировой войн, он не раз видел, как сжигают уголь в топках паровозов, знал о его применении в промышленности.
Он набрал черных обломков и бросил их в костер. Миша испугался — камень занялся ровным светлым пламенем!
Когда отец и сын возвращались домой, в лодке рядом с битыми гусями лежала увесистая глыба угля. Дома Миша, освоившись с новой ролью, гордо продемонстрировал чудо гостям, заезжим охотникам и оленеводам, кипятившим чай на костре. Они оторопели и, не скрывая восхищения, качали головами. Вскоре по тундре разнеслась весть о «горящем камне».
Остаток глыбы Виктор Яковлевич отвез в деревню Петрунь и сдал в сельсовет. Он попросил отправить уголь самому Ленину и указать в письме место находки.
— Слышал я, что большевикам не хватает топлива, — неторопливо сказал он работнику сельсовета. — Мерзнут дети. Нехорошо это... Нужно помочь... Напиши Ленину, что на Воркуте много угля. Пусть пришлет сюда своих людей.
Сам Попов был неграмотным.
Дошла или нет эта посылка с образцами воркутинских «драгоценностей» до Москвы — неизвестно. Страна была охвачена пламенем гражданской войны, дороги к Центру перерезали белогвардейские банды и отряды интервентов. Почта работала нерегулярно.
Эту полулегенду-полубыль об открытии воркутинских углей я слышал в каждый свой приезд в Воркуту.
«Берите с собой соль...»
В 1921 году начались систематические поиски угольных месторождений.
В печорских лесах и болотах еще скрывались остатки разбитых белогвардейских банд. Изыскателям, оружием которых были лишь геологические молотки, следовало опасаться за свою жизнь. Но не только это затрудняло работу. Запуганные бандитами, оленеводы недоверчиво встречали геологов, уходили в глухие места, а без их помощи поиски неизмеримо осложнялись, затягивались.
Решающим средством налаживания деловых контактов с местными жителями стала... обыкновенная поваренная соль. В Усть-Сысольске Александру Чернову, возглавлявшему Верхне-Печорский геологический отряд, посоветовали взять ее пудов сто. «За соль вы все получите, товарищ профессор, — сказал председатель исполкома. — Места рыбные, а соли негде взять...»
И действительно, за пуд драгоценной соли можно было купить лошадь с телегой. За соль легко нанимались проводники и рабочие, не признававшие оплату деньгами. «Очень полезное ископаемое — и для нас и для геологии», — беря за ужином щепотку соли, шутил Александр Александрович Чернов.
Так начались поиски.
По гипотезе А. А. Чернова, условия углеобразования были наиболее благоприятными на севере Печорского края. Но гипотезу следовало доказать. Это означало — в условиях бездорожья пройти по тайге, тундре и горным увалам тысячи километров с рюкзаком за спиной, месяцами не видеть человеческого жилья, спать под открытым небом, когда сеет нудный дождь или сыплется липкий снег, питаться порой только рыбой и морошкой и до кровавых рубцов на плечах изо дня в день тянуть против течения неуклюжие лодки.
Это означало — собрать, обработать и доставить на базу и в лабораторию тонны образцов этаких симпатичных острых камешков, наливающихся в маршруте свинцовой тяжестью.
Это означало — не пасть духом при временной неудаче и уметь начать все сначала.
В 1923 году Александр Александрович Чернов принимал участие в изучении угольного месторождения на реке Нече. Разведку месторождения вел житель ближней деревни Петрунь буровой мастер Семяшкин. Добытые им образцы он отправил в Москву, в Госплан, и отсюда их передали на петрографический анализ. Любопытно, что в ящике с керном неченского бурого угля лежало несколько кусков отличного полуантрацита, к сожалению, без указания, где он взят. (Вспомним, что именно в деревню Петрунь доставил найденный им «горючий камень» охотник Попов. Не его ли уголь попал, наконец, в Москву?)
На следующий год А. А. Чернов по предложению Госплана расширил район поисков, охватив ими бассейны рек Щугора, Большая Сыня и Косью.
«Пустой» день Георгия Чернова
Работа велась несколькими партиями. В одной из них впервые выехал в экспедицию сын Чернова — Георгий.
Это путешествие на далекую Печору явилось для него полной неожиданностью, он не собирался становиться геологом.
Но как-то в разговоре с сыном Александр Александрович пожаловался: не хватает людей. И вот Георгий поступил коллектором в партию Елизаветы Дмитриевны Сошкиной, что отправлялась на Большую Инту, приток реки Косью.
Вначале поездка нравилась начинающему путешественнику. По Сухоне и Северной Двине геологи добрались до Котласа, а оттуда на пароходе «Степан Разин» поплыли по Вычегде в Усть-Кулом.
От Усть-Кулома, где пересели на подводы, путь лежал по знаменитому Печорскому тракту. И начались всякие дорожные мытарства. С непривычки изнуряли длинные белые ночи. Неумолчно гудели комары, тучами висевшие над обозом. А сколько мучений доставила гать! Бревна настила сгнили почти нацело, телеги внезапно проваливались, лошади, пугаясь, с хрипом выворачивали оглобли, норовили оборвать постромки. Стоя по пояс в зловонной болотной жиже, люди, обливаясь потом, вытаскивали телеги, перепрягали лошадей; а через некоторое время все повторялось.
В селе Усть-Уса Георгий увидел необычную картину — лошадь, запряженную в сани. Грязь здесь стояла настолько глубокая и вязкая, что ездить на колесах было невозможно. Дальше решили плыть на лодке.
Большая Инта оказалась узкой, но довольно глубокой рекой. Вначале геологи продвигались с помощью бечевы, но она цеплялась за кусты, густо разросшиеся по берегам, и тогда взялись за шесты.
Появились перекаты. Все спрыгнули в ледяную воду и повели лодку меж камней. Чем ближе к верховью, тем уже и порожистее становилась река. Наступил момент, когда лодка застряла окончательно. Прихватив одежду и припасы, пошли пешком.
В лесу высокая трава обдала сыростью, мокрая одежда липла к телу. Часто попадались медвежьи тропы; порой следы были совсем свежими. Изыскатели шли осторожно, внимательно поглядывая по сторонам; встреча с медведем не входила в их планы — на весь отряд было лишь одно старенькое дробовое ружье.
Страхи оказались напрасными, медведь не попался. Но не нашли и того, что искали, — на протяжении всего маршрута не встретили ни одного обнажения коренных пород.
Таким же «пустым» был и следующий день. Повернули назад и перешли вброд реку, чтобы осмотреть замеченные раньше скалы. Это были выходы песчаников и почти черных глинистых сланцев нижнепермского возраста.
Наскоро обсушились и начали расчищать задернованные участки обнажения. И тут под почвой и наносами открылись два угольных пласта мощностью до полутора метров каждый. Георгий глядел на них молча. Он не думал о том, что отныне его жизнь принадлежит геологии, но и уйти от этих пластов совсем он уже, наверное, не мог...
Удачными в этот летний полевой сезон были поиски и на Кожиме, и на Косью. Отпали последние сомнения. Подводя итоги экспедиции 1924 года, А. А. Чернов писал: «Таким образом, в настоящее время начинают выступать на северо-востоке европейской части СССР неясные контуры большого каменноугольного бассейна, который естественно назвать Печорским».
Ворота, открытые мачтой
Закончив в 1930 году геолого-географическое отделение Московского университета, Георгий Александрович Чернов занял место прораба в поисково-съемочной партии Н. Н. Иорданского. Ему ставилась самостоятельная задача — обследовать загадочную реку Воркуту и нанести ее на карту.
...Медленно тянулись тихие берега с редкими деревеньками в пять-восемь дворов, скользили по обе стороны непроходимые леса, раздавались на темных озерах протяжные, похожие на детский плач крики гагар, появлялись вдруг дымчатые россыпи голубики вдоль тропинок, а дальше лежала бесконечная молчаливая тундра, вольные владения диких оленей, песцов и полярных волков. Редко-редко забредал в эти пустынные, угрюмые просторы человек и старался поскорей их покинуть.
