пытался сосредоточиться на своём гневе.
Потому что снова прикасаться к ней после ада этих нескольких дней, растянувшихся в целую вечность, казалось ему чем-то не от мира сего.
Будто за это время он успел забыть, каково это — держать её в своих руках. Будто уже пытался смириться с тем, что навсегда лишился этой возможности.
— Я показал тебе это видео, чтобы мы наконец-то смогли говорить открыто! — гаркнул он, гоня прочь странные ощущения от их внезапной близости. — Тебя интересовали причины? Вот они! Я тебе их предъявил!
Она на мгновение замерла, всматриваясь в его лицо:
— Ах вот оно как… Выждал, пока получишь на руки «доказательства»? Вот эту смонтированную поделку!
— Прекрати строить из себя дурочку, — он начинал по-настоящему закипать. — Будешь отрицать, что ты в обнимку с левым мужиком в подсобку ушла?
Зелёные глаза полыхали:
— Не буду. Но он всего лишь помог мне туда добраться! Не знаю, почему шампанское так странно на меня подействовало. Я же тебе объясняла! Но ты настолько веришь той сволочи, которая тебе это подсунула, что у тебя ни тени сомнения не возникает, что видео можно было и сфабриковать?
— Так и ответь мне, что здесь сфабриковано! — он невольно сжал её плечи сильней, чем рассчитывал, и она невольно поморщилась. — Ещё раз. На видео разве не ты? И не тот, кто платье тебе подарил?
Абсурд, но он почти надеялся, что она начнёт отрицать. Каким-то чудом заставит его поверить, что и это — плод чужого злого умысла и его больного воображения.
Но Лиля отвела взгляд.
— На видео я. И Алексеев, — её голос осип, в нём прорезалась хрипотца. — Но всё выглядит… всё это выглядит так, будто… но говорю же, что ничего не было. Ничего! Господи, Герман, как ты можешь думать, что я и он…
— Знаешь одно из правил любого анализа? — он сделал шаг вперёд, и она вынуждена была сделать синхронный шаг назад позволив прижать себя спиной к стене рядом с книжным стеллажом. — Не плоди сущностей и дополнительных смыслов. Всё именно так, каким ты его видишь. А то, что я вижу на видео, лично мне ясно как день. Меня давно предупреждали…
Он осёкся, невольно сглотнул. Груз выслушанного за эти три года давал о себе знать сегодня особенно тяжко. В голову лезли чужие слова, советы, предупреждения, прогнозы, угрозы, напутствия… Это кого угодно свело бы с ума и безо всяких видео в подтверждение.
— Невероятно… И я слышу это от того, кто просил не обращать внимания на остальных. Жить для себя. И, кажется, ты единственный, кто прислушался к собственному совету, но с одной очень важной поправкой. Решил, когда подвернулась возможность, наладить отношения с давней подругой. Шашни с которой ты пытаешься оправдать, устраивая мне этот разнос! Я только в одном хочу разобраться: ты в отместку мне с ней спутался или ваше жаркое воссоединение — дело далёкого прошлого?
Ему хотелось выругаться. Встряхнуть её хорошенько — так, чтобы зубы клацнули.
Шашни… Твою-то мать!
Его скручивало в узлы от необходимости объяснять и оправдываться. Гордость жрала его изнутри с такой же пугающей жадностью, что и ревность вперемешку с бешенством, которое будили в нём её обвинения.
«Ты всё не так поняла», — бесконечно унизительная формулировка. Он не стал бы ею пользоваться. Он не тряпка, не подкаблучник. Он шею гнуть не намерен.
Никогда ни перед кем не делал этого и не собирается!
— Ты идиотка, если веришь в это, — процедил он, сверля её взглядом.
В зелёных глазах мелькнуло изумление, но тут же сменилось презрением и откровенным гневом. Она, конечно же, не поверила.
— Нет, это ты идиот! Ты идиот, раз веришь в это! — она дёрнула подбородком в сторону ноута на столе и возобновила попытки освободиться из его хватки.
— Идиотом я был бы, если бы второй раз наступил на те же грабли!
Она даже побелела от этих слов, зашипев:
— Не смей чесать меня под одну гребёнку с остальными!
— Я никогда тебя с ней не сравнивал, — прорычал он. — Но это не значит, что ты не поступишь так же, как поступила она! Слишком много соблазнов. Слишком много, чтобы не сдаться.
— Соблазнов?.. О чём ты вообще говоришь?..
Он не успел прикусить свой язык. Страхи и неуверенность ползли из него к свету, почуяв свободу быть наконец озвученными и услышанными:
— Возле тебя постоянно кто-нибудь вьётся. Всегда. Всегда! Заказчики, твой бывший начальник, бывший коллега, с полдюжины знакомых, которых из вашей лавки было не вытравить!
— Но ты постарался!
— Я ничего им не делал, чтоб тебя! Они продолжали вздыхать по тебе, даже когда мы встречались. Если бы я постарался, ни один из них и на пушечный выстрел к тебе не подошёл бы!
— Мне на них было плевать.
— Но мне — нет! Потому что я знаю, что я не подарок! Что однажды ты устанешь от всего этого. Захочешь уйти! И у тебя всегда, всегда была бы уйма, мать твою, вариантов! Ты могла бы выбрать любого, стоило лишь захотеть!
— Да с чего ты вообще это взял?!
Его пальцы вдавились в её хрупкие плечи. Её разгневанное лицо было непозволительно близко.
Из тёмных, опасных глубин поднималось дико неуместное желание поставить на паузу эту грызню. И всё, что он сейчас по-настоящему видел — её зовущие губы. Её нежную бледную кожу.
— Да потому что тебя все хотят! Как… как можно тебя не хотеть?
Она успела вдохнуть, чтобы ответить, а он не успел остановиться.
И вопреки всякому здравому смыслу впился в её полуоткрытые губы грубым и злым поцелуем.
Ох…
Его губы впивались в мои со слепым остервенением, будто в горячке.
Поцелуй был слишком неожиданным и слишком… знакомым.
Но прежде чем разгорячённый ссорой разум успел завопить о недопустимости происходящего, тело рефлекторно ответило тому, на кого отзывалось по умолчанию.
Его руки перебрались на мою талию, а я вцепилась ногтями в его шею.
Герман охнул мне в губы от неожиданности.
Если я не исцарапала его до крови, то следы всё равно останутся. Наверняка.
И пусть. Пусть останутся. Заслужил ведь.
Но безумие длилось всего пару мгновений.
Разум наконец возобладал. Я брыкнулась, оттолкнула его от себя.
Мы хватали ртом воздух, как выброшенные на берег рыбы.
— Ч-что… что ты тв-воришь?..
Он молчал, будто не слышал вопроса.
Я ткнула кулаком в его могучее плечо.
— С-слышишь меня?.. Что. Ты. Творишь?
— Что хочу, — наконец огрызается он, но его голос звучит слишком неровно и тихо, чтобы расслышать в нём эмоции.
