— последний отголосок моей прошлой жизни. После всего безумия, которое успело стрястись за последнее время, я к ней вряд ли вернусь.
Но судьбе, конечно, захотелось испытать меня напоследок. Сделать это максимально жестоко. Будто бы для того, чтобы окончательно убедиться — я тверда в своих намерениях оставить прошлую жизнь позади, чем бы ни завершились мои личные поиски истины.
Герман спустился в гостиную, по договорённости одетый в светлую рубашку без ворота и простые тёмно-серые брюки. С обманчивой небрежностью зачёсанная назад тёмная грива слегка отросших волос. Спокойный взгляд, уверенный разворот мощных плеч.
Я отвернулась, поймав себя на том, что глазею.
Опасно окунаться в эту иллюзию.
Внешнее благополучие создаётся для посторонних. Это договорённость. И долг.
Мы его выполним и вернёмся в наш ад.
И только богу известно, докопаемся ли когда-нибудь до истины, без которой из этого ада путь будет один — и у каждого сугубо свой, отдельный.
— Мы снимем предварительный короткий ролик по типу «за кадром», — Юля дала знак своей спутнице с камерой. — Без звука, без подробностей. Позже пустим это в промо свежего номера. Обрывки беседы, общие планы. И из видеоматериала позже нарежем «вкусный» эксклюзив для веб-сайта. Как договаривались. От вас — максимальная естественность. И не переживайте — если ощутите какой-либо дискомфорт, остановимся и перезапишем.
Юля послала мне ободряющую улыбку, и я растянула губы в ответной.
— Да, конечно, — мой муж опустился рядом со мной на диван, и я подавила рефлекторный порыв отстраниться.
Слишком естественной и родной ощущалась его внезапная близость. А сейчас — ещё и абсолютно неправильной.
Юля зачитала нам план интервью, напомнила, какие вопросы в него будут входить.
— Знаете, что? — на окинула нас взглядом, чуть прищурилась. — Для кадра будет лучше, если вы подсядете ближе друг к другу. И… можете даже приобнять супругу. Создадим уют и романтику. Верно, Кать? — на послала вопросительный взгляд через плечо своей ассистентке.
Та закивала.
Тяжёлая, большая ладонь без колебаний легла мне на талию, и я невольно задержала дыхание.
Господи, дай мне сил пережить это мучение…
— …помните вашу первую встречу?
Я встрепенулась и внутренне отругала себя — очень не вовремя умудрилась до того разволноваться от прикосновения мужа, что едва не выпала из беседы в самом её начале.
Юлин взгляд встретился с моим.
Верно. Я ведь знала заранее согласованные вопросы и успела заучить свои ответы назубок. Но когда наступило время их озвучить, слова принялись странным образом вязнуть на языке.
— Я… да. Конечно. Мы… Герман заглянул к нам в магазин, чтобы купить букет.
Глаза интервьюера так и зажглись:
— Для своей девушки?
Видимо, она уже предвкушала, каким украшением материала станет этот неожиданный и пикантный факт. Надо же, Ахматов встретил свою любовь, покупая цветы для своей тогдашней девушки. Но мой муж быстро спустил её с небес на землю.
— Для матери. Но эта покупка была лишь предлогом.
Его слова отозвались тупой болью в области сердца. Сейчас казалось, наша встреча случилась тысячу лет назад, в другой жизни. Там наша история едва начиналась, и впереди было столько волшебных дней и ночей…
— О-о-о-о, так это было манёвром?
— Пожалуй, — и в несколько лаконичных фраз Герман умудрился уместить живую картину нашего с ним знакомства. И между слов сквозила только мне слышная горечь.
— Боже мой, ну до чего же романтично, — вздохнула Юля и сделала какую-то пометку в своей записной книжке.
Оператор не отводила от нас объектив камеры, и я чувствовала себя под прицелом, не могла ни на мгновение позволить себе расслабиться. Разговор относительно плавно перетекал от вопроса к вопросу. Мы отвечали как хорошо отлаженные автоматы. И я даже, пожалуй, сумела бы успокоиться в ходе этой беседы, если бы не близость мужа — слишком знакомая, чтобы её игнорировать и расслабиться.
Я только сейчас поняла, как я скучала.
Как скучала по нашим редким ленивым вечерам, когда мы могли просто валяться на диване, обсуждая события прошедшего дня или болтать на отвлечённые темы.
Драгоценные мгновения. Бесценные. Потому что таким расслабленным и беззаботным Герман мог быть только со мной.
Он не раз говорил, что даже с семьёй такого умиротворения никогда не ощущал и таким счастливым себя не чувствовал…
— …залог семейного счастья? — почувствовав на себе взгляд интервьюера, я вздрогнула.
Господи, это невыносимо. Я ничего не могла с собой поделать — попросту вывалилась из беседы в свои переживания. Кажется, это было сильнее меня.
— Простите?..
Я почувствовала, как крепкие пальцы на моей талии ожили, чуть сжав её, будто в немом жесте поддержки. Правда, это скорее я отчаянно фантазировала, выдавая желаемое за действительное.
Юля улыбнулась и терпеливо повторила вопрос:
— В чём секрет крепости вашего брака? Каким вы видите залог семейного счастья?
Самый неподходящий вопрос из всех, какие только можно было придумать…
Я кашлянула и выпрямилась:
— Доверие. Умение доверять…
Пальцы на моей талии вновь ощутимо дрогнули. Нет, мне всё-таки не показалось.
— Без этого никакой брак долго не выдержит. Вы… вы должны слышать друг друга и всегда идти рука об руку. Даже если на вашем пути уйма препятствий. Особенно… особенно, если на вашем пути уйма препятствий.
— А вы? — Юля перевела взгляд на моего мужа. — Вы как считаете?
Я против воли задержала дыхание. Даже представить сложно, что он ответит…
— Честность, — ничто в его голосе не указывало на то, каким очевидным прозвучал адресованный мне намёк. — Нужно уметь… или хотя бы учиться быть честными друг с другом. Думаю, тогда и доверие никуда от вас не денется.
Его слова ещё звучали у меня в ушах, когда дверь за гостьями закрылась и с моих плеч свалился неимоверный груз необходимости блюсти лицо и притворяться.
Механизм замка мягко щёлкнул, и муж повернулся ко мне, смерил взглядом:
— Доверие, значит?..
Я выпятила подбородок, настроившись на контратаку даже прежде, чем успела придумать ответ.
— И честность, — ответила ему в тон.
— Доверять тебе после того, в каком виде ты вернулась с корпоратива, и закрыть глаза на записи с видеокамер.
— Да. Да! — во мне с новой силой всколыхнулась страшная обида. — Доверять. Потому что я твоя жена. Самый близкий тебе человек. Но моим словам ты веришь меньше, чем тому, кто скармливает тебе откровенно перевранные факты! Почему, Герман? Ответь!
Он смотрел на меня волком. В нём явно шла внутренняя борьба и до того сильная, что промолчать он всё же не смог:
— Потому, — он двинулся мне навстречу. — Потому что ты единственная, кто может размозжить меня так, что и следа не останется!
