мимо веломагазина, загорелись глаза, зашел, приобрел себе модные шатуны, руль, да всякого по мелочам.
Неделю просидел на пицце утром и вечером. Деньги разошлись быстро, стал думать еще. Ночью взял свечку, спустился во двор, постучался к Димону в бомбоубежище.
Тот не спал:
— А, заходи!
Долгая сырая лестница, дверь, комната. Под потолком висела на проводе желтая лампочка. Она мигала, словно в шторм. Прямо на столе — бутылка водки и гитара.
— Завтра на разогреве, — сказал Димон.
— У кого?
— Ну ты ваще, как не знаешь? Афиши читай!
— Мне не до афиш, у меня траур.
— А, я забыл, да. Ну так самые они приехали. А я репетирую.
— Я вот что, — начал Миша, — Как мне быть дальше? Не хочешь у меня купить велосипед?
— А на кой он мне? Свои колеса есть! — Димон поднял руку и качнул лампочку. На стене осветился висящий дорожник советского времени.
— На этом разве можно ездить?
Димон обиделся и выгнал Мишу, награждая обидными словами. Миша по пути домой закапал воском замочную скважину председателя кооператива. Клон наблюдал в глазок и не сопел. Подлинник проснется — копия ему всё расскажет. Так было и будет, председатель всеведущ. Бросит кто бумажку во дворе — несколько пар лишних глаз увидят, несколько ртов доложат. Спи, Мурмызов. За тебя не спят!
Миша сел на диван и пялился в телик. Со двора дурным голосом позвали:
— Ми-ша! Миииш!
Вышел на балкон:
— Чего?
— А кто батю твоего убил? — прокричал из темноты Димон.
— Я об этом много думаю! — тоже криком ответил Миша, — Мы тут недавно ввязались в одно дело, связанное с сыром.
— Тогда всё ясно!
Миша вернулся на диван и продолжил пялиться в телек. В экране мельтешило серое мусорное море. Ничего. Встал и достал из вазочки в серванте бумажку с телефончиком.
Скоро по дому прошел слух, что могила Сергея Намахова разрыта, а самого его замечали ночью на крыше. Он, в похоронном костюме, сидел вцепившись в давно отключенную антенну, на которую раньше ловили государственные каналы, и скалил зубы. Это видел из соседнего дома жилец Иван Малюк, обладатель телескопа. Вышел человек на балкон понаблюдать за звездным небом, а тут такое.
Миша внешне приободрился, стал со всеми здороваться — даже с председателем кооператива, и обмолвился ему, что скоро приезжает двоюродная сестра из Чугуева, погостить, так он, Миша, идет в магазин за яйцами, потому что эта сестра Алёна сидит на особой диете.
— А вы переезжать не собираетесь? — почему-то спросил Мурмызов.
— Нет.
— Вы же хотели и вроде квартиру другую купили в Голосеево.
— А, так мы ее уже продали! Семье нужны теперь деньги, — прибавил озабоченно и скорбно.
Вечером Сергей Намахов, бледный, с обострившимся, будто рубанком вытесанным носом, несколько замедленный против прежнего, однако вполне разговорчивый, сидя на диване излагал Мише план действий:
— Первое и безотлагательное — рассчитаться с Лёвой Примусовым.
— Я могу всё, — донеслось из стоящего у кровати полосатого чемодана.
— Второе — подкупить членов домового комитета либо войти в число этих членов. Сместить председателя кооператива Мурмызова и занять его должность. Только так мы получим полный доступ к подвалу.
— Зачем? — спросил Миша.
— Мы сможем развести там болото.
Разговор прервался — в дверь позвонили. Сергей проворно уполз под кровать, а Миша пошел открывать. С электрогитарой наперевес влетел Димон.
— Аааа! — закричал он, — Десантура!
И разбежавшись, перевалился через перила балкона. Миша туда, глядит вниз. Ничего, Димон в палисаднике на карачках, подобрал гитару, отряхивается. Поднял кверху лицо:
— Еду на репу!
Сергей вылез из-под кровати, снова уселся на диван:
— Скоро Луна приблизится к поверхности настолько, что на нее можно будет перебраться с верхушек деревьев.
— Да ну! — Миша чуть не подскочил.
— Только в определенном месте. Мне сообщили координаты.
— Кто?
— Там, — многозначительно поднял палец.
— Сам?
— Не уверен, но почти.
Намаховы, отец и сын, пошли на кухню и стали варить суп из картошки и селедки. Лёва Примусов дергался в чемодане и кричал:
— Дайте мне попробовать! Сволочи! Дайте хоть ложку!
Намахов водил в кастрюле ополонником, подмигивал Мише и причмокивал губами. Сын пускал слюнки. Сергей вывалил в кипящую жижу банку сгущенки:
— По новому рецепту!
Миша от восторга заплясал.
А Примусов умудрился достать из кармана перочинный ножик, раскрыть его и взрезать чемодан. Маленький, рыжий пожилой человечек вскочил на ноги, побежал в кухню и с размаху ударил Сергея в спину ножом, через клетчатую рубашку. И оставил нож там.
Никакой крови. Сергей повернулся к Мише:
— Что за комар меня укусил?
Фигура Лёвы сразу угасла, стала черно-белой, и глаза его вывалились на лёсках. Оказалось, это стеклянные глаза. Он свалился на пол грудой тряпья и пластмассовых конечностей. Выпала вставная челюсть.
На улицу Намахов стал выходить как чугуевская двоюродная сестра Миши. Сначала появился во дворе вместе с Мишей. Сергей оделся суровой богомолкой — длинное темное платье, на голове платок, еще и челюсть выпятил и затравленно глядел по сторонам. Так, по его мнению, кузина должна была вести себя в столице.
Поздоровались с бабками на лавочке у подъезда.
— Это у вас что? — высоким голосом спросил Мишу Сергей, указав на мусорные контейнеры. Несмотря на мусоропровод, они стояли для подстраховки.
— Контейнеры для мусора, — пояснил Миша.
— А у нас прямо за окна вываливают! — выпалила бабкам кузина.
— У вас это где? — спросила одна.
— Да в Чугуеве.
— Это моя двоюродная сестра, — сказал Миша.
Так была запущена легенда.
Вскоре, в один из дней вечерком, в дверь квартиры Намаховых позвонил Мурмызов и полюбопытствовал, долго ли пробудет здесь кузина из Чугуева, ведь она тоже потребляет газ и воду, а те плата за них раскидывается по числу жильцов, и несправедливо, что…
— А у тебя клоны живут! — прокричал Сергей из-за двери дурным голосом.
Мурмызов смутился и мелко-мелко затопал вниз по лестнице. Лифтом он перестал пользоваться с тех пор, как сев в лифт в своем парадном, вышел в другом парадном. Он хотел даже позвать ученых исследовать феномен и позвонил в Академию наук, но ему ответили, что такими вещами не занимаются, и посоветовали обратиться к врачу. Мурмызов так и сделал, отправился в поликлинику на прием к терапевту и тот удостоверил, что Мурмызов совершенно здоров и, как настоял сам Мурмызов записать в своей карточке, без труда поднимает правой рукой гирю весом в двадцать, а левой в пятнадцать килограммов.
— Хотите притащу сюда гири и покажу? — спросил он у доктора.
— Нет, не нужно.
— Но я вижу, вы мне не верите.
— Я вам верю.
— Получается, вы записали просто
