Она должна быть дома, в своей кровати. На худой конец в психушке под мощными препаратами. Но чего-то, что могло бы подтвердить такую неприятную версию, она не могла припомнить. Ни с какими врачами она не общалась. И друзей или родственников, которые могли бы ее сдать туда, не было.
Весь день Мирра просидела в тени большого развесистого куста, но иногда вскакивала и торопливо обходило поляну по кругу. Видимо она надеялась, что вдруг найдет дверь домой. И все же большую часть времени она сидела почти неподвижно, привалившись спиной к кусту, и осматривалась по сторонам. Рядом был крутой берег. Под ним плескалась вода, прозрачная настолько, что было видно дно до самого глубокого омута, и на его фоне плескалась разнообразная подводную живность. Солнце, одно единственное и привычного чуть желтоватого цвета, еще не достигло зенита, когда Мирре вновь захотелось есть, и со временем, чуть отступая, аппетит только усиливался.
Чуть позже появилась жажда. Плеск воды сводил Мирру с ума, но жалкие остатки самообладания не разрешали напиться из реки. А еще она уговаривала себя, что эти жирные ленивые рыбины, неспешно кормящиеся в зарослях какой-то подводной травы, наверняка не съедобные, и запеченные на костре они были бы горькими, или кислыми, а может и вовсе ядовитыми. Но это не особо помогало. Есть ей все равно хотелось, и она плотоядно смотрела на этих гадких рыбин. Она думала, что ей плохо как никогда, ведь ко всему прочему, она была в смятении. Но она оказалась не права. По-настоящему плохо стало ночью.
Ночью стало очень холодно. Удивляясь, почему в предыдущую свою вынужденную ночевку, то есть меньше суток назад, она не мерзла, девушка сжалась в комок под деревом, пытаясь согреться. И как будто этого мало, ей стало очень страшно и она начала жалеть, что за целый день не отыскала для себя более укромного местечка. Лес по обоим берегам реки, мрачный в ночи, вдруг наполнился звуками, хотя, скорее всего раньше Мирра просто не обращала на них внимания. Ну значит теперь-то она окончательно проснулась.
Мирра продолжала прижимать к груди сумку Макса, словно та была единственным ее спасением, хотя вряд ли ею можно было бы хотя бы отбиться от кого-то. Сжавшись в комочек, чтобы хоть чуть-чуть меньше мерзнуть, девушка попыталась уснуть. Получилось далеко не сразу, хоть предыдущая ночь была практически бессонной, а день длинным и изнурительным. Мирра забывалась ненадолго, возможно на считанные минуты, но никак не могла уснула. Прошедший день был бесконечно длинным и, хоть и не произошло ничего и она в основном неподвижно сидела, она вымоталась невообразимо и так сильно устала, что должна была бы моментально заснуть, но голод, терзавший ее сильнее, чем когда-либо, никак не позволял ей заснуть. Да и роящиеся в голове мысли тоже. Сначала она пыталась ворочаться, как всегда делала это в постели, пытаясь заснуть, но толку не было никакого, да и ворочаться было не особо удобно. Как бы она не пристраивалась к узловатому корню в небольшой ложбинке, ей то в спину, то в бок впивались сучки и камни. Угомонилась она только когда стало совсем холодно. Скрючившись еще сильнее, хотя куда уж сильнее, она обхватила колени руками и наконец, забылась неясным сном, когда уже начало светать. К этому времени ночные шорохи затихли. Мирре тогда показалось, что они исчезли только потому что она перестала ворочаться. Вместо шорохов послышался шелест, вместо ночных криков — щебет, будто мрачный ночной лес сменился сказочной рощей с поздравительной открытки. Уже сквозь забытье она почувствовала, что стало теплее, и даже улыбнулась во сне.
Сон все же был беспокойным, и Мирра то просыпалась и, не понимая ничего, глядела на яркие ультрамариновые пятна неба сквозь обычную зеленую листву. Утреннее солнце с каждым разом меняло положение. Приближался полдень. Голова была тяжелой и гудела будто пустая бочка. Свет мешал Мирре спать, а голова раскалывалась от усталости. А о том, чтобы встать и вовсе не было ни единой мысли. Мирра закрывала глаза руками, чтобы закрыться от дневного света, но это мало помогало. Мешал шелест листьев, мешал ветер, мешала непривычная наполненная звуками жизнь леса.
Так странно, птицы своим мелодичным негромким пением мешали ей спать, а круглосуточный шум мегаполиса и автострады под окнами — нет. В тот миг ей казалось, что громыхание железнодорожного состава под боком было бы тише и милее, чем щебетание птицы на ветке неподалеку. А уж гудки клаксонов под окном — это просто песня, и так странно было слышать, как негромкое щебетание заглушает эти звуки, такие родные на самом деле.
И вот где-то между сном и явью Мирра почувствовала спасительную и такую долгожданную легкость, как и всегда сопровождающуюся ощущением, что у нее есть крылья за спиной, ну или что они появятся в любой момент. На этот раз оно наступило раньше сновидения. Это чувство было еще приятнее.
Обычно Мирра осознавала себя посреди событий сна и бросала все ради возможности взлететь. Но не сейчас. Она все еще была на той поляне, точно там, где проворочалась всю ночь на бугристой земле. Разве что мир окружающий не стал прежним, не вернулась синяя листва и зеленое небо. И все же Мирра встрепенулась и, не оглядываясь и не выпуская сумку Макса из рук, взмыла ввысь, и самой короткой дорогой отправилась домой. А в голове уже созревал план. Мирра знала, что прежде чем вернется сюда, хорошенько подготовится к этому путешествию.
Вспышек на этот раз было совсем не много.
Подлетев к своему балкону, Мирра, не вспоминая про прошлые свои опасения, нырнула в комнату и проснулась чуть раньше, чем увидела свою кровать, пустую ли, или нет. Очнулась, упав на пол. За окном было светло, как и во сне до этого.
Поднявшись на ноги, Мирра хотела расправить футболку, но замерла, увидев висящую на шее сумку Макса. Летя домой, она умудрилась позабыть о ней. Но была. Запыленная. Не единожды намокшая и высохшая, утратившая свой лоск. Именно это окончательно убедило Мирру, что она сможет вернуть Макса обратно. Только бы не было поздно, но об этом лучше не думать. Было о чем другом подумать. Да и помимо всего того, о чем нужно подумать, зверски хотелось есть, и Мирра устало поплелась на кухню. Хотя она и не надеялась найти там хоть что-то съедобное, уж больно давно она не заходила в продуктовый магазин, но не оставаться же в спальне, разглядывать постель, не сохранившую тепла ее тела, будто бы она не
