Позабыв об осторожности, Мирра бросилась спасать связанного мужчину, чужого ей по сути, но такого дорогого.
Эти люди могли быть кем угодно, но мирра об этом не думала. Только какой-то невидимый голос будто кричал ей, что не похожи эти люди на крестьян. Нет у них ни плугов, ни кос, нет товаров, которые они могли бы везти на базар. Нет сетей или лодок, чтобы рыбачить. И уж точно простые люди не стали бы никого заковывать в цепи. Но и на разбойников тоже — одежда не та. Все в рубахах и штанах. Люди, добывающие себе пропитание разбоем, вряд ли бы стали одеваться как селяни, да еще и во все чистое, будто только из стирки.
Подлетев ближе, Мирра зависла на месте, чтобы еще раз оценить обстановку, но останавливаться она не намеревалась. Еще мгновение, и она устремилась к телеге, в которой прикованный к столбу стоял Макс. Опустилась рядом с ним и, сложив крылья за спиной, схватилась за цепи, желая их разорвать. Она отчего-то была уверена, что в силах сделать это. И тут их с Максом глаза встретились, и она увидела в них отвращение, злобу и страх.
В чувство Мирру привели крики окруживших телегу мужчин. Послышался свист, а затем кожу обжег удар кнута.
— Вот дура! — послышалось совсем рядом.
Мирра оглянулась на голос, это был крупный мужчина, самый крупный из всех, и именно он держал рукоять кнута. Расправив крылья, Мирра подпрыгнула и взлетела. Послышался еще один свист, и ее лодыжку крепко-накрепко обхватил хвост кнута, с узлом на конце.
Кнут надежно держал за лодыжку и тянул вниз. Мирра рванула сильнее, загребая ставший вдруг жарким воздух огромными крыльями, и кнутовище вырвалось из рук здоровяка. Взревев как подраненный медведь, он, не оглядываясь, бросился к одной из телег, на которой стояло что-то большое, закрытое рваной мешковиной.
К другой телеге направлялись с десяток мужчин. На третьей все так же привязанным к столбу стоял Макс, ошарашено глядел по сторонам, и даже что-то кричал, но никто не обращал на него внимания.
— В лес бегите, — кричали с одной стороны. — Она наверняка туда сиганет.
— А там что, никого нет? — вопросом на вопрос отвечали с другой стороны. — Туда же отправился десяток Марва.
— А где Бугай?
Мирра, взлетев повыше, зависла на месте, не решаясь приблизиться, и не смея улететь, оставив Макса в плену.
— Кто управляет сургами? Извозчики, куда вы подевались, канальи? — один голос, самый властный, перекрывал все другие. — Быстро по местам. Если эти телеги не сдвинутся с места сейчас же, мы потом вас самих запряжем в них. И плетями оприходуем.
Вскоре телеги покатились к лесу, следом за Миррой.
— Быстрее, шагайте быстрее.
— Мы и так три дня шли без привалов почти, встали раным-рано, да еще с голодухи.
— Вы еще не знаете, что такое с голодухи, — прорычал здоровяк.
— Да все мы знаем.
Кричали, казалось, все разом, а их действия больше походили на бестолковую суету. Мирра, продолжая висеть в воздухе практически на одном месте, разглядывала, как мужики, которых она приняла за крестьян, достают из телеги большие арбалеты и мотки блестящей веревки. За всем этим она наблюдала заворожено и очнулась только когда первый болт просвистел совсем рядом. Сделав резкий кувырок в воздухе, она полетела прочь. Просвистел еще один болт, длиной с руку. Третий болт пробил Мирре крыло навылет и повис на веревке, продетой сквозь него как сквозь игольное ушко. Мирра, превозмогая уже затихающую боль, сильнее замахала крыльями, намереваясь взлететь выше, но ее остановила веревка, с силой дернувшая пострадавшее крыло. Задохнувшись от нового приступа боли, Мирра резко спикировала, надеясь невысоко над землей поскорее долететь до леса и там скрыться, но ее вновь дернуло назад.
Когда она глянула на крыло, то увидела, что рана исчезла, но стрела болталась на двухметровом конце веревки, вросшей в кожу. Другой конец веревки вел к телеге, на которой стоял большой каменный блок, который с усилием вращали трое мужчин.
Мирру тянуло вниз, и с каждым поворотом колеса, она опускалась все ниже. Было очень больно и ей с трудом удавалось держаться в воздухе. Она пару раз дернулась, но телега почти не поддалась. Спикировав на несколько метров, Мирра схватила провисшую веревку и попыталась разорвать, но та оказалась слишком крепкой. Желая ухватиться за веревку всеми четырьмя руками, девушка едва не бросила рюкзак, который, как оказалось, все еще держала, и тут же вспомнила, что там есть нож — обычный, столовый. Не отпуская веревку, чтобы она не травмировала крыло, второй парой рук Мирра отыскала нож, благо тот был во внешнем кармане. Но даже с его помощью ей едва удалось перерезать веревку, когда до телеги оставалось меньше десяти метров. Освободившись, Мирра полетела прочь, а обрывок веревки так и остался вросшим в кожу на крыле.
Затихшие было крики мужчин возобновились, но Мирра не смела оглядываться. Добравшись до опушки леса, девушка опустилась на землю и побежала, но арбалетный болт, болтающийся на обрывке, цеплялся за все, а крылья никак не исчезали. Перерезав веревку, Мирра отбросила болт прочь и побежала вглубь леса, к реке.
Чем дальше она бежала, тем тяжелее становился рюкзак, а шаги становились короче и медленнее. Остановившись перевести дух, Мирра увидела, что ее руки и ноги человеческие, и одежда вернулась. Бедро плотно обхватывали пристегнутые ножны.
— Обходи ее, — послышалось сбоку.
— Не упустите ее, — донеслось с другой стороны.
— Да бросьте вы арбалеты. Они сейчас не нужны. На обратном пути подберем.
— Никаких ножей. Она нам нужна живая и невредимая. Лечить тут ее будет некому.
Голоса приближались и окружали ее, и Мирра окончательно убедилась в том, что ей не убежать, но она не останавливалась. Сунув столовый нож в карман рюкзака, она забросила свою ножу в ближайшие кусты и побежала к реке, пытаясь сообразить, в какую сторону лучше бежать, вверх по течению, или вниз. Но не сделала она и пары десятков шагов, как ее что-то оглушило.
Макс, стоя в телеге все еще прикованный к столбу толстыми цепями, видел, как из леса закинув на плечо вынесли худенькую, даже скорее тощую бесчувственную девушку. Неужели это о ней ему рассказывали такие жуткие истории? С виду — обычный человек. Хотя люди так далеко от городов и селений в этом мире по одному не ходят. Да и одежда на ней слишком чистая, и даже новая, из того мира. Она это, или не она, та, а ком все ему здесь рассказывали
