хочу поменять позу и вдохнуть свежего воздуха.
Меня по-прежнему напрягает темнота. Ничего не изменилось, но сейчас я хотя бы начинаю принимать то, что мне так предстоит прожить какое-то время.
— Вам нужно на воздух, Кирилл Андреевич! — позитивно произносит медсестра и ставит мне подмышку градусник. — Сейчас уже восемь часов, и если врач разрешит, то я Вас обязательно вывезу.
Я ненадолго замолкаю, обдумывая следующий вопрос, но медсестра судя по всему воспринимает это, как окончание разговора и выплывает из палаты.
Гребаная темнота мешает сориентироваться и я ничего не понимая поднимаю голову и бесполезно верчу ей в стороны.
Я ничем не могу себе помочь, как гребанный инвалид!
Через несколько минут в палате вновь появляется медсестра и помогает мне пересесть в инвалидное, сука, кресло!
Это выбивает меня из колеи еще больше.
Никогда я не чувствовал такую беспомощность, как сейчас.
Мы катим по коридору.
Это я понимаю по грохоту колес и перемешанным голосам.
На улице свежо, поэтому мне на колени бросают толстый плед, а на ноги натягивают теплые носки.
— Вот вам кнопка, вызовете меня, если Вам понадобится помощь или захотите обратно в палату. Ни о чем не переживайте. Я помогу Вам пересесть в кресло, что бы Вам было удобнее.
Мне совершенно не хочется оставаться одному, потому, что все, что здесь происходит для меня не привычно и я чувствую уязвимость.
Но больше этого мне не хочется признавать, что я боюсь.
Я чувствую себя слабым не только физически, но и морально, потому, что я совершенно не могу контролировать, что здесь происходит.
Оксана, как и обещала помогает мне усесться в плетеное кресло и исчезает, унося за собой почти все звуки.
Только шум города и тихий шелест деревьев скрашивает мое одиночество.
Зашибись, сменил обстановку!
Так меня тоже ни хрена не устраивает!
Откидываю голову на спинку и стараюсь дышать ровно. В такой позе я должен был видеть небо, но ничего не меняется. Темнота.
Громкий хруст ветки заставляет меня вздрогнуть и напрячь слух.
Ну пиздец, как прекрасно! Все первобытные инстинкты заострились и направились на этот шум.
Он несет мне опасность?
Я тяну руку к кнопке, но мужская гордость " лупит" по рукам.
Треснула ветка и я хрупкую медсестру на помощь должен позвать?
Вместо этого решаю попробовать узнать, что здесь происходит и кто нарушил мое слепое, блядь, уединение!
Я готов поклясться, что чувствую чье-то присутствие.
— Кто здесь? — спрашиваю, напрягаясь. Гребанная темнота раздражает настолько, что хочется кричать. Хватаюсь за ручки плетенного кресла и поддаюсь вперед, на хруст который только что раздался, но от неожиданности вздрагиваю почувствовав, как мои колени накрывает сползший плед. А потом кто-то касается моей руки.
— Ты замерз… — произносит женский, я бы даже сказал девичий голос. — у тебя холодные руки. Этот голос мне незнаком, но я, словно под гипнозом произношу самую идиотскую хрень.
— М-мама? Мне кажется, что перед аварией я видел ее. И этот образ последнее, что попалось в мои еще видящие глаза. Звонкий смех разрезает вечерний воздух. Красивый.
— У меня еще нет детей… Но мы с тобой, красавчик можем это исправить в любую минуту…
И что это блядь, такое?
Решила воспользоваться моим беспомощным положением? Это кто-то из моих " поклонниц"? Такие у меня имеются. В офисе парочку, в Янкином универе бывшие однокурсницы…
— Кто ты? И что тебе от меня надо? — звучит грубо, но мне плевать. Пусть валит на хер!
В ответ тишина.
Тяжело дышу и почти физически ощущаю, что мое пространство становится пустым.
— Стой! — выкрикиваю поспешно, потому, что остаться одному для меня сейчас самая печальная перспектива.
Почему? Почему я сейчас один? У меня ж девять лет под боком засыпала девушка, которую я, черт возьми люблю!
Во преки своим прежним гневным мыслям произношу
— Останься…
Моя просьба звучит с надрывом и удивляет даже меня.
Неужели я настолько одинок, что прошу составить мне компанию совершенно не известную мне девчонку?
Секунды, что она молча обдумывает ответ давят мне на виски.
— Хорошо… — голос звучит не так уверенно, как вначале.
Что это значит? Она…обиделась?
Я ее задел…
Жалко, что я совершенно не вижу ее лица. Мне было бы интересно увидеть ее обиду. Она упрямо задирает подбородок или растроенно опускает взгляд? Нервно кусает губы или теребит волосы?
Кстати какие у нее волосы? Какого цвета?
Мне становится это интересным.
Моя случайная гостья не виновата в моей слепоте.
— Как тебя зовут?
Вновь тишина, которая немного бесит.
— Я не хочу знакомиться — осторожно шепчет и всунув что-то мне в руку добавляет — я видела, как тебя привезли и хотела лично убедиться, что с тобой все хорошо. Это иконка. Не теряй ее, пожалуйста. Я за тебя молюсь…
Нервно сглотнув я часто дышу.
— Мы знакомы?
Но на мой вопрос никто не отвечает и я готов поклясться, что слышу, чувствую, как девушка удаляется.
— Ты еще придешь? — произношу в пространство и готов вмазать себе в челюсть, потому, что мой голос звучит надрывно, с надеждой.
— Завтра — осторожно отвечает — не потеряй иконку, я буду за тебя молиться…Береги себя, Кирилл…
Занавес!
Больше я ничего не слышу и не чувствую.
Через несколько минут меня увозят в палату и ставят мне систему.
Мама уже на месте и пытается отвлечь меня разговорами, а я думаю.
Я не знаю о своей гостье ничего. Не представляю, как она выглядит и сколько ей лет. Блондинка она или брюнетка. Высокая или маленькая, худащавая или полненькая… Мне это сейчас не важно. Я сжимаю в руках иконку и жду. Жду завтрашнего дня, потому что эта девушка была увы не Яся, но черт возьми я знаю, что сейчас где-то в городе горит свет и она вымаливает меня у Бога.
Я не просто это знаю…
Готов поклясться, что я это это чувствую…
Кирилл
— Даринка о тебе все уши прожужжала… — усмехается Агачев, поднося ложку к моему рту.
Вспомнив свою любимую девчонку улыбаюсь, но когда представляю как Тимоха кормит меня с ложечки-улыбаюсь еще шире.
Мы наверное выглядим с ним, как два " голубка". Но мне было очень важно, что бы ко мне приехал именно он.
У кого я еще могу спросить о Яське не получив в ответ лишних вопросов?
Выпиваю горячий бульон и не удерживаюсь от шутки
— Ты хоть дуешь на ложку перед тем, как меня накормить?
Громкий смех покачивает мою кровать.
— Так дую, что аж слюни в суп летят — прикалывается
