Открывает ее репортаж с конференции, которая проводилась в конце сентября 1995 года. В фешенебельном «Фермонт-отеле» (Сан-Франциско) собрались ведущие политики, бизнесмены и ученые со всех континентов, в том числе Дж. Буш-старший, М. Тэтчер, Т. Тэрнер, Дж. Гейдж, главный управляющий Sun Microsystems, Д. Паккард, основатель Hewlett-Packard и др. Хозяином, гостеприимно принимавшим мировую элиту, был Михаил Горбачев (авторы поясняют: «По окончании „холодной войны“ богатые американцы в знак благодарности организовали фонд (президентом которого стал Горбачев) со штаб-квартирой на территории бывшей военной базы к югу от Золотых Ворот»).
На конференции обсуждалось будущее мироустройство. «Прагматики в „Фермонте“ оценивают будущее с помощью пары цифр и некоей концепции: 20:80 и титтитейнмента». Для пояснения загадочной формулы немецкие журналисты предлагают читателям фрагмент дискуссии: «В следующем столетии (уже наступившем. — А. К.) для функционирования мировой экономики будет достаточно 20 процентов населения». «Большей рабочей силы не потребуется», — полагает Вашингтон Сай-Сип. Пятой части всех ищущих работы хватит для производства товаров первой необходимости и предоставления всех дорогостоящих услуг, какие мировое сообщество может себе позволить. Эти 20 процентов в какой бы то ни было стране будут активно участвовать в жизни общества, зарабатывать и потреблять, и к ним, пожалуй, можно добавить еще примерно один процент тех, кто, например, унаследует большие деньги.
А что же остальные? Останутся ли без работы 80 процентов тех, кто хочет работать? «Конечно, — говорит американский писатель Джереми Рифкин, автор книги „Конец занятости“. — У тех 80 процентов, которые останутся не у дел, будут колоссальные проблемы». Главный управляющий Sun Гейдж снова берет слово и оживляет дискуссию, сославшись на своего коммерческого директора Скотта Макнили, считающего, что дилемма будущего состоит в том, что «либо т ы ешь ленч, либо на ленч едят т е б я».
Это не мрачные пророчества Колемана, скорее, идиллия. Посвященные со всего света в роскошном отеле на берегу океана, мило шутя, обсуждают будущее человечества. 80 процентов которого окажется ненужным.
Какой будет судьба этих людей? Авторы опять-таки избегают жестоких рецептов. Речь идет отнюдь не об истреблении 4 миллиардов «бесполезных едоков» (а именно такую цифру и составляли 80 процентов населения в 90-е годы). Напротив, хозяева мира готовы предложить им нечто приятное. «У всех на устах, — продолжают Мартин и Шуманн, — выражение Збигнева Бжезинского — „титтитейнмент“… Придуманное им словечко — комбинация из слов „tits“ (сиськи, титьки) и „entertainment“ (развлечение) — призвано ассоциироваться не столько с сексом, сколько с молоком, текущим из груди кормящей матери. Возможно, сочетание развлечений, в какой-то мере скрашивающих безрадостное существование, и пропитания, достаточного для жизнедеятельности, будет поддерживать отчаявшееся население мира в относительно хорошем расположении духа».
Однако на практике, как признают сами авторы, сосуществование 20 процентов счастливчиков и 80 процентов, обреченных на потребление «титтитейнмента», оказывается далеко не столь идилличным. «Модель для всего мира» Мартин и Шуманн обнаруживают в поселении Альфавилль на западе Большого Сан-Паулу в Бразилии. Здесь все то, о чем упоминал Л. Туроу, описывая североамериканские городки-крепости для богатых: стены высотою в несколько метров, патрули частной охраны на улицах. Обитатели Альфавилля называют его «раем». В раю, квадратный метр которого оценивается в 500 марок, можно расселить 120 тысяч человек — еще больше, чем в крупных американских поселениях для избранных. Но в отличие от Америки, еще далекой от бедности, несмотря на запущенный и там процесс, в Бразилии рай для богатых окружает море нищеты. Поэтому в дополнение к 400 секьюрити с револьверами оазис благополучия охраняет «кольцо спецподразделений, вооруженных обрезами „таурусов“ 12-го калибра». «Чтобы, — охотно сообщает Хосе Карлос Сандорф, начальник охраны Альфавилля-1, — укладывать зараз пятерых или шестерых». На вопрос журналистов, что будет, если голодные вокруг Альфавилля поднимут восстание, — звучит характерная реплика: «Надеюсь, в этот день я буду на дежурстве, — слегка улыбаясь, едва ли не с наслаждением ответствует Сандорф. — Тогда я им спуску не дам».
Мало что значащий диалог в еще одном экзотическом уголке земного шара? Не скажите. Мартин и Шуманн экстраполируют ситуацию на весь мир, где бедные начинают сознавать, что «мечта никогда не станет реальностью… Никакой Калифорнии или Германии для всех за пределами ЕС, Японии и „Богом благословенной страны“, Соединенных Штатов Америки». Миллионы несчастных готовы штурмовать врата рая, населенного «золотым миллиардом». Пока еще не для того, чтобы разрушить его стены, — чтобы любой ценой прорваться туда. Это создает проблемы для правительств богатых стран, для белых рабочих, рискующих потерять места, если их города затопит оголодавшая масса, готовая вкалывать за гроши, и, конечно, для пограничников, оказавшихся на переднем крае обороны. Спустя 10 лет после триумфального сокрушения Берлинской стены — символа ограничения человеческих свобод и тоталитарного насилия — «главы правительств стран ЕС решили вооружить своих пограничников». Немецкие журналисты цитируют Бертрана Шнайдера, функционера Римского клуба: «Придут миллионы… Кто отдаст приказ стрелять, чтобы от них отбиться».
Послушайте, о чем толкуют господа социостратеги! А начинали так заманчиво: рай для избранных, сладкое молоко развлечений для остальных. Это вам не ипохондрик Колеман, прозревающий миллионы трупов. И вдруг, когда мы вдоволь наслушались про «титтитейнмент», речь пошла о стрельбе! У глобалистской футурологии немало сценариев, жаль, что финал один. В финале стреляют. И так ли уж важно: в миллионы жертв или в отважных смельчаков, которые попытаются вырваться из гетто, где будут медленно умирать 80 процентов населения Земли — от голода, нищеты, безысходности, болезней (во многих африканских странах вроде Зимбабве и Ботсваны ВИЧ-инфицировано от четверти до половины жителей).
Да мы же ничего этого не знаем! Живем в богоспасаемых палестинах (как двусмысленно это звучит сегодня, когда в Палестине льется кровь!). И все-таки — в богоспасаемых палестинах, несмотря на голод и холод и прочие пакости эры Чубайса. Конечно, властители наши не простодушны, но жизнь наша простодушна. И прекраснодушна! невзирая на ту грязь, в которую нас погрузили и в которой мы, надо сознаться, не без охоты барахтаемся. Но и грязненькие, представить не можем, что стерильно чистые гуманоиды, гуманисты, стратеги, менеджеры, склонившись над цифирью, высчитывают, сколько миллионов нужно убить, чтобы не выросли цены на куриные гузки, свиные окорока, бразильский кофе и баварское пиво.
Невинность наша — спасительная и роковая — ограждена, на мой взгляд, двумя степенями защиты. Одна — результат исторического выбора народа, другая — порождение нашей бытовой нищеты. Но действуют слаженно, дополняя одна другую. Во-первых, в России фактически не было капитализма с его социал-дарвинистским законом естественного отбора. Помните Спенсера: д о л г экономически сильного — вытеснить экономически слабого из жизни. Такого мы не проходили! Велика Россия, землицы много, иди, мил человек, куда хошь — строй, сей, живи с миром.
А вот компьютеров у нас до последнего времени было мало. И это вроде бы чисто бытовое обстоятельство предохранило русских от синдрома компьютерного мышления, столь распространенного в западных странах. О нем много писали, в том числе на страницах «Нашего современника» (М. Делягин). Человек, облученный компьютером, перестает различать реальность и изображение на дисплее. Люди для него не более чем условные фигурки. В период активных действий нравственность отступает, приходит игровой, спортивный азарт. «Чувствую себя как игрок национальной сборной в суперфинале», — сказал корреспондентам пилот бомбардировщика В-1 после первой бомбежки Афганистана («Сегодня». НТВ. 8.10.2001). А сбрасывали в том числе и семитонные бомбы, уничтожающие все живое на площади 2 тыс. кв. метров.
Т а к убивать мы не умеем! Даже сейчас, когда в России пролито столько крови. Все равно, для большинства это трагедия, для кого-то, увы, работа. Но не и г р а! Поэтому мы и не можем понять западных стратегов.
И осознать р е а л ь н о с т ь их планов. Вот где невинность наша из спасительной становится роковой. Мы вступаем в эпоху апокалипсиса, а мыслим понятиями «золотого века».
Так. Но при чем здесь американская трагедия? Очень даже при чем. На Штаты обрушилась сила, природу, сущность и хотя бы контуры которой предстояло выявить, определить. Нужно было отдернуть край занавеса, назвать имя, направить туда свет. Показать: чудовищное — не обязательно невозможное. Западные элиты открыто обсуждают поистине людоедские планы, руководствуясь не эмоциями, а эгоистическим расчетом.
