глазом не моргнул, вроде как не заметил. Но что бы вы думали, господа? На следующий же день новый сервиз себе выписал! Хе — хе — хе… Нда-а… к чему это я?
На высоком лбу Барклая выступил холодный пот. Ему вдруг стало невыносимо стыдно за эти неказистые столовые приборы, за скудный стол и муху под потолком.
— Я позволить предложить вашей светлости шотландский виски, — запинаясь произнес он, протянув дрожащей рукой фельдмаршалу бутылку.
— Спасибо, голубчик, — оживился Кутузов. — Я давно хотел отведать, что это за зверь такой. — Он опрокинул стопку, утерев платком толстые губы. — Ох ты, почти как водка дерет! Попробуйте, попробуйте, господа.
Уважив главнокомандующего, генералы пропустили по рюмочке шотландского, одобрительно зацокав языками. Громче всех нахваливал Багратион, который тайком выплеснул содержимое своей рюмки под стол: после попойки с Барклаем в Смоленске он виски даже на дух не переносил.
В роли гостеприимного хозяина Барклай де Толли чувствовал себя неловко. Врожденная чопорность лишала его всех радостей русского застолья. Он не мог посреди разговора дружески хлопнуть своего собеседника по плечу или колену, беспрестанно подливать ему в рюмку и, настойчиво глядя в рот, заставлять пить до дна. Барклай не умел смеяться во все горло и всегда закусывал после первой, как, впрочем, и после каждой последующей. К тому же он совсем не понимал ядреного русского юмора.
Зато в ударе был князь Багратион, без устали развлекавший всех кавказскими тостами. Казалось, он больше не испытывал прежней неприязни к военному министру.
— Опять вы бэз юбки, дарагой, — подмигивал он Барклаю. — А ведь у нас сегодня праздник: Михайло Ларионович приэхал!
Генерал Ермолов жаловался Кутузову на засилье немцев в русском штабе. Он говорил, понизив голос, чтобы уберечь нежные уши сидевшего поблизости Беннигсена от своих крепких выражений.
Кутузов слушал, сочувственно кивая головой.
Ермолов все больше распалялся, Кутузов все медленнее жевал.
— А правда, — вдруг стукнул по столу захмелевший фельдмаршал, — что наши немецкие генералы за глаза зовут меня старым хером?
В комнате повисла напряженная тишина. Беннигсен обиженно передернул носом.
— Мы говорить «alter Herr», ваша светлость, — сказал он. — А это означайт — «старый господин». Дас ист большой разниц.
— Один хрен!
— Но, светлейший князь…
— Ладно, голубчик, — великодушно махнул рукой Кутузов. — Хоть горшком назови, только в печь не ставь.
Русские генералы дружно захохотали.
Фельдмаршал, хитро прищурившись, протянул свою рюмку Беннигсену, они чокнулись, и за столом возобновилась прежняя непринужденная беседа.
Шотландский виски Кутузову пришелся по нраву. И он решил назначить Барклая де Толли командовать… 1‑й армией. Багратиону, который на этот раз пил только водку, ничего не оставалось, как принять под свое командование свою же 2‑ю армию.
И все остались довольны. Кроме Беннигсена, которого хотя и записали в начальники кутузовского штаба, но при этом наделили столь скудными полномочиями, что он мог с тем же успехом служить отставным козы барабанщиком.
Глава 31. Грелка для фельдмаршала
По окончании обеда Кутузов поехал в отведенный ему дом приходского священника. Почти все жители Царево — Займеща еще позавчера выехали из деревни, опасаясь генерального сражения под своими окнами. А сегодня вечером отбыли и священник с супругой.
Последнее известие особенно удручило фельдмаршала. Попадья ему очень приглянулась.
Теперь Кутузов знал, что никакого сражения не будет. Одного дня хватило фельдмаршалу, чтобы понять, что резервов нет, ружей, патронов, снарядов не хватает, хлеба — в обрез. А значит, войскам снова придется отступать.
За окнами быстро темнело.
Кутузов пил чай с вареньем, поглядывая при свечах на разложенную на столе карту.
Слуга Ничипор на пару с денщиком стлали фельдмаршалу постель.
В дальнем углу два его адъютанта, зарывшись в штабные бумаги, молча, чтобы не мешать великому полководцу мыслить, резались в штосс. Они знали, что Кутузов как — то за картами выиграл у князя Храповицкого родовое имение, и им не хотелось при случае ударить в грязь лицом.
Кутузов вздохнул.
Вишневое варенье, которое ему дала в дорогу жена, Екатерина Ильинична, навевало тоску по дому.
Кутузов поманил одного из адъютантов пальцем. Бросив карты под документы, тот в мгновение ока оказался перед командующим.
— А что, голубчик, все ли барышни из деревни уехали? — тихо спросил Кутузов.
— Должно быть, все, ваша светлость.
— И никогошеньки не осталось?
Адъютант печально развел руками.
Кутузов опять вздохнул. Надкусил яблоко, лениво пожевал.
— Ложитесь — ка спать, мальчики, — сказал он, допив чай. — Спокойной ночи.
Адъютанты и денщик ушли. Ничипор, который по возрасту уже давно не относил себя к мальчикам, остался.
— Послушай — ка, голубчик, — сказал Кутузов, тяжело подымаясь со стула. — Что — то ноги у меня по ночам стынут. Достал бы ты мне грелку, что ли. [13]
— Вам какую грелку, ваша светлость, поболе али поменьше?
— Да все равно, лишь бы грела исправно.
— Будет исполнено.
Ничипор с поклоном вышел. Великий полководец хорошо знал простой русский народ и всегда полагался на его смекалку. Не прошло и получаса, а ноги фельдмаршала уже были в тепле.
— Барин, а барин, — прижималась к нему девица, приведенная Ничипором, — что же вы меня толком не приласкаете? Никак спать собрались?
— Намаялся я за сегодня, голубушка, — улыбался Кутузов, целуя ее в щеку. — Старому медведю главное, чтобы в тепле спать. И ты спи. Спи, деточка. Утро вечера мудренее.
Девица уснула. А Кутузов еще долго ворочался без сна, грея натрудившиеся за долгий день суставы.
На следующий день русская армия продолжила свое отступление. И через неделю оказалась возле родового поместья Дениса Давыдова.
— Не твоя, часом, деревня? — спросил Ржевский Давыдова, показав на деревянные избы, теснившиеся на холме.
— Моя, — со вздохом отвечал тот.
— А как называется?
— Бородино…
Глава 32. Ночь узурпатора
Утром 25 августа, в канун великой битвы за деревню Бородино, барон де Боссе привез Наполеону из Парижа подарок от императрицы: портреты маленького сына Бонапарта (которого все называли римским королем) и самой Марии — Луизы.
В знак благодарности император пригласил известного во Франции писателя и драматурга в свою палатку завтракать.
— Я счастлив побыть в вашем тесном семейном кругу, сир, — поклонился де Боссе, наблюдая, как адъютанты бережно устраивают на соседних стульях портреты.
— Вы выбрали удачное время для своего вояжа, — заметил Наполеон, нюхая табак. — Через три дня вы увидите азиатскую столицу. Коленкур утверждает, что купола московских церквей блестят совсем как моя табакерка.
— Она ведь из чистого золота?
— Разумеется. Скоро вся Франция будет нюхать только из золотых табакерок!
— И табак этот будет золотой, — улыбнулся де Боссе.
Император ласково потрепал его за ухо, дав понять, что шутка понравилась.
Налюбовавшись изображениями
