сказать… Только и высматривают, какую бы пакость сотворить! После них потом колбасы не досчитаешься! Вы бы проверили!
Марьяша положила серьги на стол, и его внимание сразу переключилось на них.
— Ого! А это откель? — Евпатий Гурьевич осторожно потыкал их пальцем. — Вещь-то непростая… Фу, какой от них дух не хороший! Черный!
— Из дома Мороза, — призналась подруга. — Танька спёрла и не сказала ведь ничего!
— Ой, беда… — протянул домовой. — Говорилось ведь вам, чтобы ничего не брали! Теперь все! Пиши, пропало!
— А что будет? — спросила я, мысленно застонав от раздражения. Ну, сколько можно?
— Что будет, что будет… Мороз за своим придет! Как увидит, что пропало украшеньинце — всё! Амба! Станет искать, носом землю рыть! Идите к Яге, пущай она вам совет даст!
Мы переглянулись. Надо идти. Мало того, что серьги украдены, еще ведь и перстенек, а с ним сани! Наверное, разозлись братья на нас так, что теперь только и успевай перстенек вертеть! Взбаламутили всю Навь, еще и наворовались от души!
Яга встретила нас настороженно. Но поняв, что мы не ругаться пришли, успокоилась. Внимательно рассмотрев серьги, она вдруг испуганно охнула.
— Да вы что, девки, совсем ошалели?!
— Не мы это, а Танька! — Марьяша вопросительно посмотрела на Ягу. — Так что делать-то с ними?
— Я не о том, кто взял! — женщина подбежала к окну и выглянула на улицу, словно кого-то высматривая. — А о том, кому эти серьги принадлежат! О-о-ох…
— Как кому? Морозу же! — удивилась Зинка. — У него ведь их украли!
— Были они у него, потому что стерег Мороз серьги! Ежели они к своим хозяйкам вернутся, такое начнется! Белый свет не мил будет! — всхлипнула Яга. — Это ведь серьги-горемычницы!
Мы уже начинали подозревать, что история куда хуже, чем возможно было предположить.
— И кто их хозяйки? — с замиранием сердца спросила я.
— Лихоманки! — шепотом ответила Яга и задернула шторки. — Беда! Ой, беда!
— Это еще кто такие? — Марьяша настороженно уставилась на серьги. — Ну, Танька-а-а-а…
— Лихоманки — это злые сестры, насылающие на людей болезни и страдания! Всего их двенадцать сестер и старшая, тринадцатая, чья сила превосходит силу всех остальных, вместе взятых! Она и подстрекает остальных зло творить, — тоскливо произнесла Яга. — Серьги-горемычницы помогали им людей оморачивать, в них силу сестры черпали и с помощью украшения сего в этот мир перебирались! Мороз с братьями лихоманок в глубокий овраг загнали, а серьги отобрали, чтобы больше неповадно было людей мучить! Спрятал Мороз их в своей сокровищнице, а лихоманки в том овраге и заснули навеки!
— Я так понимаю, теперь они проснулись? — устало уточнила Зинка.
— Правильно понимаешь! Придут сестрицы за серьгами! Как пить дать придут! Но ежели никто их колдовством не воспользовался, то еще исправить можно…
— Воспользовались, — не дала ей договорить Марьяша, а потом опять зло протянула: — Ну Танька-а-а-а… Ну зараза-а-а-а…
Яга тяжело вздохнула и принялась подбрасывать дрова в печь.
— Нужно чтобы огонь жарче горел. Бояться они его… Безобразные, покрытые язвами и струпьями старухи, одетые в рваные лохмотья… Как раз и время их наступает. Зимнее. Лихоманки они ночью являются, овладевают телом спящего человека и заражают его болезнью. Зовут их: Трясея, Отпея, Глазея, Аввареуша, Пухлея, Желтея, Старея, Каркуша, Немея, Авея, Глухея, Храпуша и старшая сестра Кумоха. Даже мы, существа не этого мира их боимся, а для людей совсем беда!
— Зашибись… — Зинка швырнула на серьги кухонное полотенце. — У меня дикое желание Таньку эту отмутузить! Да так, чтобы навек урок усвоила, что чужого брать нельзя!
— Мы ей «темную» устроим, — замогильным голосом пообещала Марьяша. — Но только после того, как проблему решим.
— И как мы ее решим? — я пятой точкой чувствовала, что все не так просто. — Морозу серьги отдадим?
— Ну да… — подруга нахмурилась. — А что? Самый нормальный вариант.
— Только вы забыли, что братья нас после перстенька найти не смогут и проход в Навь под домом кузнеца уже запечатан! — развела я руками. — Ваши предложения?
Мы посмотрели на Ягу, и та пожала плечами.
— А я почем знаю?! Натворили дел, а теперь хоть разорвись!
— Может нам пора припомнить, как вы нас несколько раз под монастырь подвели?! — угрожающим тоном обратилась к ней Зинка.
— Ладно, ладно! Можно кое-что попробовать, вот только поможет али нет, не знаю! — Яга достала из буфета глиняный горшочек и положила в него серьги. Потом она растопила воск и налила его по горлышко. — Отнесите горшок с серьгами к старому колодцу. Бросьте его туда и уходите не оглядываясь. Авось лихоманки след потеряют…
* * *
— Ох, и бабы! Ну и малахольные! — Морок никак не мог прийти в себя после случившегося. — Сани украли, перстенек изъяли и были таковы!
— Давно я таких не встречал… — согласился с братом Переплут. — Теперь не успокоюсь, пока та красавица пышная моей не станет!
Лишь Мороз молчал, задумчиво глядя в окно. Его лицо было хмурым, словно что-то не давало мужчине покоя.
— Мороз, ты-то чего? — Морок заметил его состояние. — Из-за саней что ли? Так ерунда это!
— Нет, не из-за саней… Не пойму что душу гложет… Прям тошно мне, — ответил он, отворачиваясь от окна. — Дурное чувствую…
— Дурное? Да что может случиться? — удивился Переплут. — Все спокойно, окромя того, что девки заполошные в Нави наворотили.
— Батюшка, голубчик! Беда! Беда пришла откеля не ждали! — в комнату ворвался задыхающийся от быстрого бега Дормидонт. — Беда-а-а-а!
— Да говори, что случилось! — рявкнул на него Мороз. — Голосишь без дела!
— Лихоманки из оврага выбрались!
— И где искать старый колодец? — спросила я, стоя у забора Яги с горшочком в руках. — Марьяна, есть что на примете? Может, твой подойдет?
— Нет, не подойдет… Но на примете один есть… — подруга тяжело вздохнула. — Помните, где дом кузнеца? Самый старый колодец в деревне. Он там был еще до постройки дома.
— Так пойдем уже туда! — нетерпеливо сказала Зинка. — Бросим, этот чертов горшок в него и все!
Обгоняя друг друга, мы быстрым шагом направились к дому кузнеца, надеясь, что это будет наш последний марафон. Температура стояла плюсовая, грязь липла к подошвам, отлетала целыми комьями, и как назло пошел холодный дождь, становясь все сильнее и сильнее. В общем даже погода не жаловала нас.
Дом кузнеца темным привидением выглядывал из-за мокрых ветвей жасминового куста, и у меня стало как-то муторно на душе. Во что опять мы встряли?
Войдя во двор, мы в первый раз обратили внимание, какая здесь стоит тишина. Ни шороха крыльев одиноких птиц, ни звуков деревни. Они словно растворились в тяжелом, сыром воздухе. Покрытый мхом сруб колодца напоминал
