изрекает Макс.
От души сразу отлегает. Молодец. Красавчик. Уважаю. Все правильно. Зачем она тебе нужна? Ты лучше мне еще раз напиши. Так и быть, я дам второй шанс… позже, когда память себе сотру.
Ну, же миленький, давай гони ее взашей.
— Иди сюда, — одной фразой он выбивает весь кислород из моих легких.
Похоже, Кира остается, мрачно констатирую я.
Сердце падает в пятки, возвращается нервный мандраж. Мне тошно и душно, щеки пылают.
Слышу стук каблуков, какую-то возню, бряцанье ремня, короткие грубые приказы, похабное содержание которых вводит меня в оцепенение. Образ замороженного голубоглазого красавчика с ослепительной улыбкой и педантичным характером никак не вяжется с тем, что сейчас творится за дверью. Он же только что с другой… там у дерева. И получаса не прошло. Я, конечно, понимаю, что парень молодой, энергии море, и выдра щипанная ему под горячую руку попалась, но это же грязь, а он вроде как чистоплюй и вроде как любит свою Данилову…
Меня знобит, выворачивает, уши закладывает от притока крови, и это к лучшему, потому что дальше начинается вторая серия фильма для взрослых. И по интенсивности хм-м… событий Порнохаб нервно курит в сторонке. Я бы даже покурила на нервах. Вот оно тлетворное влияние неприличного общества.
Заткнув ладонями уши, сползаю по стене и плюхаюсь задницей на пол. Надрывные вопли голосистой Киры просачиваются в барабанные перепонки и не затихают ни на секунду. Бешеная случка все длится и длится. Я ни жива ни мертва и готова уже взмолиться всем богам, чтобы Красавин угомонился и, наконец, кончил.
То, что мои молитвы услышаны, догадываюсь по протяжным женским стонам. Обливаясь холодным потом, различаю шорох одежды, тяжелые шаги, звук закрывающейся молнии.
— А теперь пошла на хуй отсюда, — гремит на весь этаж.
Дергаюсь всем телом и вжимаю голову в плечи. К горлу подкатывает тошнота.
— Ты ублюдочное животное, Красавин.
В осипшем голосе выдры нет ни намека на возмущение, обиду или недовольство. Я бы сказала в нем прозвучало совсем другое. Удовлетворение? Нет, сильнее…
Черт как же мерзко.
— Я сказал съебись, Кир.
Это так грубо и по-хамски, что даже у меня все внутри дрожит от возмущения и обиды. Хотя, вроде бы, причем тут я? Это не меня отодрали, как последнюю блядь, и вышвыривают прочь.
Сглатываю противную горечь, вспомнив, как ломилась ночью в его дверь. Мне, оказывается, сказочно повезло, что он тогда не открыл. Я бы такое унижение не пережила.
— Позвони, когда отойдешь. Повторим без аффекта. — по-деловому спокойно произносит непробиваемая сука, и, процокав каблуками по ламинату, удаляется по-английски.
После ее ухода Красавин, выжидает не больше пяти минут, и тоже благополучно сваливает. Сейчас он сядет в свой автомобиль и как ни в чем не бывало поедет домой. Выпьет перед сном кружку кофе или чего покрепче, поболтает с сестрой и со спокойной душой завалится спать, выкинув из головы всю ту мерзкую дичь, что здесь творилась.
Возможно, в кругах, где вращается Красавин, беспорядочные половые связи — обыденность, но мой маленький мирок сегодня пошатнулся и рухнул. Я чуть не влюбилась в него, а он… Он всего лишь красивая глянцевая картинка, яркая снаружи и пустая внутри. Точно такие же Макс штампует сотнями, продавая в модные журналы. Я не великий знаток фэшн-индустрии, но по мне — грош цена этому фальшивому искусству.
Путь на свободу открыт, можно выдохнуть с облегчением, а мне словно кол в сердце воткнули, дышать не могу, хочется разрыдаться в голос. И я реву, реву без остановки, захлёбываясь слезами и размазывая толстый слой тональника по мокрым щекам.
— Варвара! А ты почему до сих пор здесь? — голос Нины Григорьевны заставляет меня испуганно дернуться и задрать голову.
Сквозь мутную пелену, смотрю, как грозная дама уверенно приближается. Сердце прыгает в груди, как у трусливого зайца.
— Не успела? — нависает надо мной, протягивая белый носовой платок. Сил хватает только на то, чтобы сокрушенно кивнуть и высморкаться. — Ладно, не вой. С первого раза не у всех получается.
— Вы меня уволите? — обречённо гнусавлю я.
— Размечталась! А работать кто будет? — хмыкает женщина, выдавив скупую улыбку. — Вставай и пошли ужинать.
Все-таки есть на свете порядочные и добрые люди. Больше никакой Госпожи Швабры. Ниночка Григорьевна и точка.
Соскребаю себя с пола и послушно топаю за ней. Через гостиную прохожу, трусливо зажмурив веки. Боюсь увидеть оставшиеся там следы… Пару раз запнувшись, кое-как добираюсь до крыльца и, только когда за нами захлопывается дверь, осмеливаюсь открыть глаза. Взгляд, как на зло упирается в дерево. То самое дерево, возле которого Красавин остервенело «жарил» Агнию Викторовну. В памяти мгновенно вспыхивает сие непотребное действо, а затем их разговор по душам в гостиной. И все, что последовало дальше. Меня снова мутит, к горлу подступает комок. Сделав глубокий вдох, спешно спускаюсь по ступеням.
Пока я безутешно рыдала, забившись в угол, солнце успело сесть. По всей территории зажглись многочисленные фонари, не оставляя ни одного неосвещённого участка, но я бы предпочла оказаться в кромешной темноте, а еще лучше — в своей комнате под одеялом. Не надо мне никакого ужина. Все равно кусок в горло не полезет.
Выходим на дорожку, ведущую к дому для прислуги. Голова кружится, ног не чувствую. Каждый шаг через силу.
— Тебе плохо, Варвара? Зеленая вся, — заметив мое состояние, Нина Григорьевна резко останавливается.
— Немного тошнит, — виновато признаюсь я, присаживаясь на лавочку с кованными вензелями. — Это от усталости. Вы идите, а я подышу свежим воздухом и догоню.
— Долго не задерживайся, — смерив меня строгим взглядом, женщина согласно кивает и продолжает путь в одиночестве. Смотрю ей вслед пока не скрывается за фигурно постриженным хвойником.
Пылающее лицо обдувает свежим вечерним ветерком, но легче не становится. Перед глазами мельтешат разноцветные точки, на лбу выступает холодный пот, в ушах звенит. Наклонившись вперед, упираюсь локтями в колени и обхватываю лицо ладонями. Дышу открытым ртом, но слабость усиливается, превращая мышцы в размякшее желе. Красивые экзотические деревья и благоухающие клумбы двоятся и кружатся. Не понимаю, что со мной, но кажется вот-вот грохнусь в обморок. Паника накатывает волнами, по венам растекается холод. А вокруг ни души. Меня же никто до утра не найдет.
Краем угасающего сознания улавливаю приближающиеся шаги. Надо позвать на помощь. Пытаюсь поднять голову и не могу. Тело словно парализовало.
— Мальвина? — удивленно окликает меня ненавистный низкий голос, который я надеялась никогда больше не услышать. Почему он все еще здесь? — А ты тут откуда?
— Изыди, нечистый, — хриплю онемевшими губами.
— Ты опять за свое? — Красавин
