опускается передо мной на корточки и заглядывает в лицо, а я позорно отключаюсь, по старой привычке рухнув в его объятия.
Варвара
Прихожу в себя в больничной палате. Голова все такая же чугунная. Вокруг белые стены, чувствительные радужки слепит яркий искусственный свет, в вене торчит игла от капельницы, в носу стоит тошнотворный запах медикаментов. Как тут очутилась, разумеется, не помню, но радует уже то, что жива и в надежных руках врачей. Дай бог, помереть не дадут.
— Ты как, Варюш? Получше? — подает голос мой случайный спаситель.
Фокусирую взгляд на смазливой морде Красавина, сидящего на противоположной койке. Белая футболка облепила рельефный торс и мускулистые плечи, голубые драные джинсы — все остальное. На крепкой загорелой шее болтается какая-то дурацкая, но наверняка жутко модная подвеска, на одном запястье плетенные кожаные браслеты, на другом — дорогущие часы. А еще говорят, что женщины помешаны на побрякушках. Есть вон и такие мужские экземпляры.
— Не поняла еще, — скрежещу я, отмечая, что выглядит он, мягко говоря, не айс. Уставший, взъерошенный и заебанный во всех смыслах этого слова.
Сглатываю пересохшим горлом и отворачиваюсь. Не хочу его видеть. Не могу. Даже из благодарности, что не бросил меня помирать на той лавке. Почему, скажите на милость, меня не подобрал кто-то другой?
Он тем временем пересаживается на стул поближе ко мне и смотрит так, словно ему не все равно. Щеку так и печет от назойливого взгляда. Медом ему там что ли намазано? И тут меня осеняет! Я же совсем забыла про синяк. Черт, еще бы он не пялился.
— Кто тебя так? — вопрос вполне ожидаемый, но я инстинктивно ощериваюсь, выпускаю все свои ядовитые иголки, словно маленький злобный дикобраз.
— Не твое дело, Красавин.
— Это как-то связано с пропажей денег из твоей сумочки? — не сдается он.
Я упорно молчу, уставившись в больничный потолок. Макс терпеливо ждет ответа в течение нескольких секунд, затем тяжело вздыхает.
— Бывают ситуации, когда гордость неуместна. Не понимаю, почему ты стесняешься мне сказать?
— Не хочу. Такой ответ тебя устроит?
— Не устроит. То, что я вчера на тебя наткнулся — это счастливая случайность. Ты могла проваляться в отключке несколько часов. Понимаешь? Ты могла, блядь, умереть, — Красавин начинает злиться, и тон его голоса напоминает мне о том, что я еще не скоро смогу вытравить из своей головы. — У тебя сотрясение мозга, Варь, и следы побоев на лице, а ты вместо того, чтобы пойти в больницу, решила погеройствовать.
— Мне нужно работать, чтобы содержать себя, — огрызаюсь я, раздраженно взглянув в голубые глаза. — Агния Викторовна предложила мне хорошие условия. Я была бы дурой, если бы отказалась.
— Ты дура и есть, — ультимативным тоном заявляет Красавин. — И ты там больше не работаешь. Я забрал твои документы.
— Ты… что? — шиплю я, задыхаясь от возмущения. Ушам не верю! Да кто он такой, чтобы принимать такие решения? — Ты охренел, Макс?
— Я смотрю, ты смелая только, когда мне угрожаешь. Если на тебя напали и ограбили, ты должна написать заявление в полицию, — Красавин упрямо гнет свою линию, повышая градус моего бешенства до взрывных значений.
— Предлагаешь мне накатать заяву на собственную мать? — выкрикиваю в сердцах, сжимая пальцы в кулаки и испепеляя Макса яростным взглядом.
Он каменеет, выражение лица меняется до неузнаваемости. В глазах бирюзовый шторм, на скулах выпирают желваки.
— Не повезло родиться в идеальной семье, — выпаливаю я и осекаюсь, запоздало вспомнив, что Красавин приемный ребенок. — Извини, с горяча ляпнула, — присмирев, отвожу глаза в сторону. — Мама… она хорошая. Когда не пьет.
— Надо было сразу сказать, Варь, — запустив пятерню в светлые волосы, негромко произносит Красавин. — Другие родственники есть?
Я отрицательно мотаю головой. Повернув голову, ловлю его задумчивый взгляд и чувствую, как смертельно устала.
— Не надо меня жалеть, — предупреждаю на случай, если он вдруг решит тоже погеройствовать. В его опеке я точно не нуждаюсь. — Я давно так живу и справляюсь…
— Я вижу, как ты справляешься, — перебивает Красавин.
— Уж прости, что звезд с неба не хватаю, — парирую язвительным тоном и меняю бесячую тему. — Сколько меня здесь продержат?
— Прокапают и отпустят. Лист назначений врач написал. Надо выкупить лекарства. Тебе положен постельный режим хотя бы на пару дней, — четко и по делу сообщает Макс.
— Я поеду к Даниловым. Буду проситься обратно, — бормочу упавшим голосом. Этот проклятый обморок всё испортил. Если Нина Григорьевна мне откажет, придется идти к Сурену на поклон. Вот он позлорадствует.
— Нет, у Даниловых тебе делать нечего, — бескомпромиссно заявляет Красавин. Иронично кривлю губы. Тоже мне диктатор выискался.
— Тебя забыла спросить.
— Не огрызайся, Варвара, — самодовольно ухмыляется, рассматривая меня, как забавную зверушку. — Первое время у нас с Викой поработаешь, а потом что-нибудь придумаем.
От его «щедрого» предложения меня передергивает и чуть пар из ушей не валит. Я как чувствовала, что он решит поиграть в благодетеля.
— Пожалел убогую? — снова выпускаю свои колючки.
— Херню не неси, — отмахивается Красавин. — Сейчас вызову медсестру, чтобы убрала капельницу, и поедем.
Ведет себя так, словно все решено. А моего согласия спросить? Может, я больше не хочу драить полы и толчки в его доме? Послать бы к чертям собачим, но вместо этого прикусываю язык и едва заметно киваю. Бабушка часто повторяла, что гордыня — смертный грех и до добра не доводит. Я тоже считаю, что гордостью сыт не будешь. Можно сколько угодно ерепениться, но реальность диктует свои правила, заставляя прогибаться и наступать себе на горло.
С больничного паркинга мы выезжаем где-то через час. Откинувшись на кожаном сиденье, я рассеянно смотрю в окно, провожая взглядом неоновые вывески и рекламные билборды. Ночная Москва завораживает обилием огней. МКАД яростно рычит тысячами моторов несущихся по дорожному полотну автомобилей. Удивительный город с безумным ритмом и бешеной энергетикой, магнитом притягивающих сюда искателей лучшей жизни.
— Посиди пять минут. Я быстро, — притормозив у круглосуточной аптеки, Макс оставляет меня наедине с разрозненными мыслями.
В салоне стерильно чисто, пахнет кожей, табаком и чем-то пряным. Приборная панель натерта до блеска, и даже прорезиненные коврики под ногами кажутся новыми. Под зеркалом на лобовом стекле болтается защитный оберег на кожаном шнурке и четки из черного агата. Потянув руку, трогаю гладкие бусины и невольно усмехаюсь, вспомнив, как всего пару дней Красавин выкинул меня из этой самой тачки в одних трусах. А сегодня скупает мне лекарства по рецепту и везет к себе домой. Чудеса, да и только.
— Держи, — плюхнувшись на водительское сиденье он пихает мне в
