руки полиэтиленовый пакет с медикаментами.
— Сколько я тебе должна? — спрашиваю ради приличия, отлично понимая, что он ни копейки у меня не возьмет.
— Миллион, — ухмыляется он, заводя двигатель.
А я же говорила! Пусть мы совсем недолго знакомы, но кое-что о его характере понять успела. Макс не жмот и способен на поступок. Как благородный, так и не очень… Сегодняшние, нет уже вчерашние события тому живой пример. Вся его педантичность и чистоплюйство — не более, чем внешняя мишура, внутри он совсем другой. Живет сердцем, эмоцией, импульсом. Творческая личность, обаятельный мерзавец, самовлюблённый говнюк. Рациональности и расчёта в нем ноль без палочки. Но это дело наживное. С возрастом мы все меняемся, учимся на ошибках, ожесточаемся, постепенно обрастая броней.
До коттеджного поселка долетаем без приключений. По дороге болтаем ни о чем. Он предлагает темы, я подхватываю. Диалог складывается непринужденно и просто, хотя уверена, что на душе у него так же мерзко и слякотно, как и у меня. Но мы оба держимся, притворяясь, что все у нас «зашибись». Он не расстался с любимой женщиной и не трахнул угодившую под горячую руку драную выдру, а я ничего этого не видела.
— Приехали, Варь, — Макс глушит мотор и отстегивает ремень. Протягивает мне ключи. — Беги в дом.
— Нет, давай вместе.
Красавин пожимает плечами и бросает связку в карман. Из автомобиля выходим одновременно. Я неловко топчусь на месте, пока Макс забирает из багажника мою спортивную сумку. Оказывается, он не только документы забрал, но и про личные вещи не забыл. И когда только все успел? В носу предательски щекочет. Я не растрогана, нет, просто минутная слабость, которая быстро пройдет.
В доме тихо и царит полумрак. Включив в прихожей свет, Макс матерится, заметив на обувной полке мужские кроссовки. Судя по реакции, явно не его. Благоразумно промолчав, я прохожу на кухню. Красавин с моими пожитками поднимается наверх.
На часах три часа ночи. Поздно для кофе или рано? Смотря для кого. Мне точно на пользу не пойдет. Недолго думая, включаю чайник и ставлю в кофемашину кружку для Макса. Осмотревшись по сторонам, замечаю гору немытой посуды в раковине. На столе бокалы с красными разводами и пустая бутылка из-под вина, заветренная колбасная нарезка на тарелке и наполовину съеденный набор суш. У кого-то вечер прошел гораздо приятнее, чем у нас, и ночь, вероятно, тоже. Нет, такой бардак до утра оставлять нельзя. Тяжело вздохнув, берусь за дело. Выбрасываю испорченную еду, грязную посуду ставлю в посудомойку, тщательно вытираю со стола.
— С ума сошла? Быстро спать, — вздрогнув от неожиданности, разворачиваюсь на пятках. Пышущий праведным гневом Макс подходит вплотную, вырывает тряпку из моих рук и бросает в раковину. — Бегом, — грозно сдвигает брови.
— Там… кофе. Тебе, — растерянно лепечу я, показывая на кофеварку.
— Спасибо, но я пас, — качнув головой, отказывается он. — Твои вещи в спальне. Дорогу не забыла?
— Я думала мы обсудим…
— Все обсуждения завтра, — отрезает Красавин, не дав мне договорить.
— А можно… — тереблю нижний край жакета, бросая на него просящий взгляд.
— Нельзя! — гремит он.
— Я про униформу. — тоже повышаю голос. — Можно ее оставить?
Окинув меня изучающий взглядом, Макс заметно смягчается и даже расщедривается на обаятельную улыбку. Таким соблазнительным засранцам, как Красавин, необходимо на законодательном уровне запретить улыбаться. Это же оружие массового поражения.
— Можно, — кивает он, нагло уставившись на мою грудь. Ох, не зря говорят, сколько волка не корми, все равно в лес глядит. Так и этот волчара, двух баб подряд оприходовал, а всё не угомонится никак. — А теперь дуй спать, Варвара, — не дав мне всласть повозмущаться (мысленно само собой), командует голубоглазый тиран.
— Слушаюсь и повинуюсь, — отвесив насмешливый поклон, задним числом понимаю, что зря обезьянничала. От притока крови к голове, перед глазами снова плывет. Схватившись за столешницу, сглатываю подступившую к горлу желчь и вымученно улыбаюсь.
— Дойдешь? — обеспокоенно интересуется Красавин.
— Ага, — горячо заверяю я.
Он недоверчиво прищуривается, пристально сканируя мою взбледнувшую физиономию и, шагнув вперед, подхватывает на руки. Взвизгнув, я что-то недовольно бурчу под нос, а внутри трепещу от щенячьего восторга. Даже когда первый красавчик школы пригласил меня на выпускной, я не чувствовала ничего подобного. Возможно потому, что тот парень и на половину не был так хорош, как неотразимый мудак Макс Красавин.
Максим
Мне удается вырубиться максимум на три часа, но сном полубредовое состояние нельзя назвать даже с натяжкой. Выработанный с годами цинизм и умение абстрагироваться от бомбящих негативных эмоций на этот раз дает серьезную трещину. Въедливая совесть не дремлет, прокручивая на репите самые омерзительные отрывки минувшего дня. По степени мудачества я превзошел самого себя, шагнул через край, с головой искупавшись в дерьме и горячий душ, принятый трижды, не принес мне ни капли облегчения.
Удушливый стыд — это не то чувство, с которым можно договориться без потерь. Кипящая злость и выжигающая ревность — хреновые советчики и не могут служить оправданиями откровенно низким поступкам. Я все это прекрасно понимаю, но сделанного не воротишь. Не знаю, кого наказал сильнее… Наверное, себя.
Когда осознаешь, что достиг дна, самое время оттолкнуться и начать движение вверх, попытаться выплыть и, сделав определённые выводы, продолжить жить в новых реалиях. Агния выбрала семью, открыв мне нелицеприятную правду о моей истинной роли в наших отношениях. Но если честно, ее откровения несколько запоздали и прозвучали в высшей степени лицемерно. Она и не отрицала своей вины. Только кому от этого легче?
Самообман разрушителен и в глубине души я всегда знал, что Данилова расхерачит мое сердце, но, прикрываясь чувствами, позволял собой манипулировать. Заведомо проигрышная позиция… На что я надеялся? Что однажды Агния прозреет и бросит мужа? Тупо же. За три года она не дала мне ни одного повода, чтобы поверить в собственную исключительность. Я был для нее одним «из». Не первое и не последнее увлечение успешной красивой женщины, которая может позволить себе десятки таких парней, как я. И эту новую реальность мне придется принять и проглотить.
Однако глупое сердце предательски замирает в груди, когда вижу на экране мобильника входящее сообщение от Даниловой. Понятия не имею, в курсе она или нет о моих «подвигах» с Кирой, но в моменте пресловутое мужское эго жаждет, чтобы знала… во всех грязных подробностях.
Увы сообщение носит исключительно деловой характер.
«Срочно выезжай в Санкт-Петербург. Вознесенский выпустил новую коллекцию. Я договорилась, чтобы снимал ты. Работы на четыре дня. Съёмки по полной программе: коммерция, журналы и онлайн-магазины. Бери аппаратуру и дуй туда. Техническую команду,
