проглядывая из-за завесы черного дыма, появлялся на миг черный бок дирижабля.
Берра Каглера вели под руки двое из «Детей Нижнего города». Когда вся процессия подходила уже к золоченым воротам, Гойер Мойер хлопнул Нолля по плечу. Теперь Иной заметил у него на подбородке запекшуюся кровь. Никто чуть подергивал левым плечом, но шел уже сам, без поддержки. «Может, снова хумса», – подумалось Ноллю.
– Будем считать, что вам удалось его задерж-жать – до нашего появления, – проскрипел Гойер Мойер. – Берр Каглер получит то, что заслуживает. Вам вернули оружие?
Иной кивнул.
– Что вы теперь намерены с ними делать?
– Мы повезем их в Нигиль, господин Нолль, – сказал Никто, а потом добавил: – Я хочу, чтобы и вы поехали с нами.
Средний город горел. За клубами черного дыма невозможно было увидеть силуэт Монолита. На улицах орудовали мародеры и щипачи. Били витрины и отрывали доски с горящих домов. Слышался чей-то плач, кашель. Никаких больше лиц, с интересом выглядывающих из-за приоткрывшихся ставень.
Ниххо и Бхамм, идущие спереди, остановились, чтобы пнуть подползшего к ним бледняка. Тот отлетел в канаву и жалобно захрипел. Эти двое засмеялись. Нагнавший их Нолль хмуро спросил:
– Ну что, настрелялись вы в герров?
– А то ж! – радостно ответил Бхамм.
– Такой хадости много не бывает, – подтвердил Ниххо, поправив ружье на плече.
– Неужели… – проговорил Нолль, отступив в сторону. Почему-то кольнуло сердце.
Впереди показалась вокзальная площадь. У стены обвалившегося здания гостиницы курила трубку Ганна герр-Страд. Когда Иной проходил мимо, она бросила на него быстрый, ничего не выражающий взгляд.
Членов Совета вывели в центр площади. Надели на головы венки, свитые из крысиных хвостов. Берр Каглер держался спокойно, полуулыбка все так же не сходила с его лица, только потухший взгляд уже не смеялся.
– Ну же, играйте, играйте! – распорядился Никто, командуя музыкантами – тех, испуганных, уже привели из Верхнего города. – Почему же так жалобно? Играйте бодрее! Едут в Нигиль!
Вдруг Маразмин Фейк задрожал, упал на колени. Подполз к Гойеру Мойеру и ухватил его за рукав.
– Я ведь тут ни при чем, честное слово! Пустите хотя бы меня!
Никто, скривившись, попытался его оттолкнуть.
– Господин Маразмин Фейк, будьте хотя бы сейчас муж-жчиной. – Он ухмыльнулся. – Впрочем, ответьте на один мой вопрос: если скажете правду, я вас отпущу.
Маразмин Фейк послушно закивал.
– Хорошо ли вам спалось все эти годы?
Редактор «Молчского вестника» не задумался ни на секунду. Только опять повторил:
– Я тут ни при чем! Совсем ни при чем, слышите?
На площадь постепенно стекались люди. Сперва нерешительно вставали с краю. Среди них были и нижние в обносках, и верхние в модных одеждах. Все, впрочем, уже выглядели одинаково: серые фигуры, присыпанные пеплом, вымазанные в грязи с головы до ног. Мало кто из них, наверно, понимал, что теперь происходит.
– Довольно! – крикнула Ганна герр-Страд. Музыканты перестали играть.
Она подошла к Гойеру Мойеру и устало сказала:
– Вы сами знаете, что это ничего не изменит. Мы соберем новый Совет. Их будут судить по закону.
– Я сам разберусь с этим, Ганна, – сказал Гойер Мойер. – Их место только в Нигиле.
– Тогда я вынуждена настаивать.
Никто скривился в ухмылке. Нолль подошел к ним и встал рядом с Ганной герр-Страд.
– Она права, Гойер. Вы и так уже победили.
Никто не ответил. Он крикнул музыкантам:
– Продолжайте, че-е-его замолчали? Все будет по правилам: дождемся одобрения Монолита. – Он глянул на отца-настоятеля дай-Есчё. – Верно я говорю? Как вы думаете?
Дай-Есчё запричитал. Из-под вуали потекли слезы.
– Ну-ну, – сказал Гойер Мойер, – успокойтесь. На все Его воля, ведь так? Теперь вот и ваш черед.
Нолль взвел курок.
– Хватит, я вам этого не позволю. Довольно ссылок в Нигиль. Слишком многое случилось сегодня. Проявив теперь силу, вы ничего не измените.
Никто обернулся. Он убрал руку под китель.
– Не надо этого делать, – посоветовал Нолль. – Мы еще можем разойтись мирно. Все еще могут…
– Уже нет. Вы и с-сами должны это понимать.
Берр Каглер, внимательно следивший за происходящим, громко хмыкнул.
Уже подходил пустой поезд, когда Никто под пристальным взглядом Нолля медленно стал наматывать цепочку на ключ, торчавший из полусферы у него на груди.
– Хватит! – снова крикнула Ганна. – Вы же умрете!
– По приказу этого господина, – он ткнул пальцем в Каглера, – я давно уже мертв.
– Не заставляйте стрелять в вас, – сказал Нолль.
Никто чуть помедлил – затем, когда на западе прогремели стальные раскаты, он вдруг со всей силы потянул за цепочку. Ключ бешено завращался в груди. Изо рта Гойера Мойера повалил густой холодный туман, он вдруг выпрямился, задрожал в расходившихся вокруг него холодных тенях, то исчезая, то появляясь, будто картинка в раскрученном тауматропе [2].
Нолль выстрелил. Голова Гойера Мойера откинулась назад. Пуля скользнула по ржавой маске, и та слетела с его лица. Никто ухмыльнулся. Нолль опустил револьвер: у Никого не было половины головы. На месте левой щеки, глаза, виска и части затылка – ничего. Только густой туман, принимавший зыбкие, призрачные очертания.
Ганна герр-Страд отшатнулась. Гойер выхватил свой ржавый револьвер и поднес к губам.
– Живо в вагон! – проскрипел его голос, пока барабан заряжался той беспросветной тьмой, что змеями выплывала у него изо рта. – Или никто не покинет эту площадь живым!
Все вагоны, кроме одного, уже были отцеплены «Детьми Нижнего города». Гойер Мойер, двигаясь точно призрак, пристегнул членов Совета к поручням при сиденьях и исчез в паровозной будке. Со скрипом опустился рычаг. Двери закрылись. Поезд поехал.
Ганна герр-Страд смотрела вслед уходящему поезду. Нолль проводил ее взглядом – пока она окончательно не скрылась из виду. В поезде остались только члены Совета, Никто и Иной Нолль.
Кончились дома. Выехав за стену Среднего города, состав понесся вдоль обрыва по ржавым рельсам. Внизу, по левую руку, показались туманные пустоши Нижнего города. Разглядеть что-либо в этом сером и холодном дыму было нельзя. Оставалось только представлять, что где-то там протянулись рифленые крыши фабричных цехов.
– Помните, что я сказал вам при первой встрече? – спросил Гойер Мойер, склонившись над Ноллем: он пристегнул его цепью, как и всех остальных.
– Кажется, да, – сказал Нолль, ответив на его пристальный взгляд. – Вы говорили, что у вас на меня большие планы.
– Так и есть, – скрипнул Гойер. – Я ведь уже тогда знал, кто вы такой, господин Нолль. Такие люди, как мы с вами, нужны этому городу, что бы там ни считали.
– И какие же?
– Пустые.
– Не так уж смешно, – заметил Нолль.
– А я вовсе и не шучу.
