Только подобные нам способны выдержать давление тьмы и тумана.
Никто то и дело подкручивал свой механизм; голос его звучал так быстро, что понять смысл сказанных слов можно было лишь с усилием. Нолль хмуро вслушивался.
– Так что вы хотите сделать со мной?
– Поделиться тем, что я видел, – ответил Гойер Мойер. – После того как вы побываете на Нигильских полях, ваше существование окончится. Но, в отличие от всех остальных, вы все же вернетесь назад – об этом я позабочусь.
Услышав эти слова, Бырро герр-Путанарс испуганно всхлипнул.
– То, что у вас в груди… – сказал Нолль. – Это имеет какую-то связь с Нигилем?
– Да. Видите ли, вот в чем тут дело… – Гойер Мойер чуть помолчал. – Хотя вы и вернетесь, вы все же вернетесь уже не вполне собой. Вы вернетесь Никем, как однажды и я. Но мое время давно уже на исходе… А городу нужен новый Никто.
Нолль долго обдумывал услышанное.
Берр Каглер заерзал на своем сиденье и подал голос:
– Не думайте, что это вам сойдет с рук. Я лично пристрелю вас, как только все это кончится!
– Наберитесь терпения, – проскрипел Гойер Мойер с усмешкой, – кончится скоро. Мы уже подъезжаем.
Они пронеслись по ржавому мосту над ущельем. Нолль закашлялся. Воздух становился все тяжелее. Вдруг в затхлой сырости вагона, как ему показалось, появились какие-то уже почти плотные сгустки тумана. Нечто подобное, бывает, мерещится перед глазами в моменты нервного переутомления. Размытые, будто стертые пальцем мазки черной туши. Как пиявки, они, постепенно напитываясь окружающей темнотой, всё разрастались, превращаясь в летающих по вагону черных змей.
Что-то скрипнуло, задрожало. Нолль и члены Совета одновременно взглянули наверх: потолок вагона, покрываясь черными пятнами, стал растворяться, будто бы плавиться и ржаветь. Над ним, казалось, была беспросветная чернота.
Толстая цепь, которой Никто приковал Нолля, лопнула и посыпалась на пол. Звенья ржавели у него на глазах, превращаясь в железную труху. Иной вскочил и побежал в паровозную будку.
– Будьте же благоразумны! – крикнул Никто, он уже целил Иною в спину. – Осталось совсем немного.
Нолль дернул рычаг. В ту же секунду раздался скрежет колес, все попадали на пол вагона. Сам же локомотив стало сминать в гармошку. Вскоре все затрещало: стены, потолок, даже пол под ногами.
Никто выстрелил из Ничего клубком черных змей – но, не устояв на ногах при толчке, повалился на ряд сидений. Ключ, торчавший из полусферы на груди, задев поручень, который тут же рассыпался, выскочил. Хрипя, обливаясь черным машинным маслом, Гойер Мойер пополз к Ноллю. Он тоже лежал на полу.
Иной перевернулся на спину, оттолкнул Никого ногой.
Берр Каглер успел подняться, облокотившись о стену. Он выхватил маленький пистолет и направил Гойеру Мойеру в спину. Ухмыльнулся – и тут же, как будто ошпаренный, оторвал руку от ржавеющей стены, выронил оружие из рук.
– Да что же это…
Договорить он уже не успел. Локомотив стал медленно накреняться, таща за собой вагон с членами Совета. Берра Каглера отбросило к правой стене. Стена, точно обожженный лист, прорвалась и рухнула, тут же исчезнув в сгустившейся черноте. Вместе с ней исчезли и Берр Каглер, и еще пятеро членов Совета, стоявших в правой части вагона.
Поезд – то, что от него оставалось, – в любую секунду мог сорваться с невидимого, лишь ощущаемого обрыва, там, где кончались ржавые рельсы.
– Назад! Ползите назад! – вскричал генерал Дробозуп. – Мы же все упадем!
Вдруг в этой оглушительной пустоте раздался протяжный рев. Нолль вновь оттолкнул Гойера Мойера и запрокинул голову. Там, впереди, в этом обрыве, в пустоте Нигильских полей, что шли перпендикулярно земле – из бездонной пропасти в такую же бездонную черную высь, – клубилась живая тьма. Это был конец всего, иной план со сломанной геометрией. Клубящаяся пустота. А за ней не было ничего, только вечный космический мрак.
Нечто невообразимо огромное, бесформенное и зловещее играло на этих вертикальных полях на огромном органе. Тысячи ржавых труб всасывали висевших во мраке крыс. Полусферические клапаны усеивали их жерла, из которых вырывался туман. Бесконечно вращались, сминая пространство вокруг, ржавые шестерни. Огромные цепи тянулись в этот бесформенный мрак, имевший имя и форму.
Имя ему было Ниг с Нигильских полей. Черный бог крыс, ржавых труб, тумана и лжи. Нолль не мог этого знать – и все же он знал. Вой тысячи труб говорил голосом Нига у него в голове. Слова эти были непереводимы, но понятны.
Это Великий Ниг. А это его земля. Пока его еще удерживала древняя печать-монолит, но с каждой принесенной жертвой он становился сильнее. Уже скоро настанет тот день, когда он сбросит проржавевшие цепи и поглотит весь Молч. Не остановится и на этом. Отравит туманным дыханием тысячу городов Неназванной Империи. Протянет черные руки в каждый дом. Погасит весь свет.
И никогда не существовало иного бога, кроме Нига с Нигильских полей. Не было храброго, облаченного в доспехи бога войны. Был только Ниг, отравляющий умы одних и пожирающий других. Но рано или поздно Ниг доберется до всех.
Это и еще многое, не переводимое в человеческую речь, Нолль услышал в вое органных труб.
Он смотрел на Нига всего пару секунд, но едва не ослеп. Локомотив уже падал в пропасть, когда что-то сдавило ему сердце. Он стал задыхаться. Услышал, как треснули его ребра. На груди сидел Гойер Мойер. Он вырвал ржавую полусферу у себя из груди, и сейчас она, оплавляя кожу, входила в грудь Нолля.
– Тепер-р-рь вы-ы-ы види-и-ите, – бормотал Никто, заикаясь.
Вдруг Нолль почувствовал прилив сил. Он одним быстрым движением скинул с себя Никого – прямо в пропасть – и пополз, цепляясь за дыры в развалившемся полу, наверх, к грани обрыва.
– Након-н-нец… – послышалось сзади и тут же со всхрипом смолкло.
Локомотив вместе с вагоном исчез в черноте. В последний момент Нолль успел ухватиться за ржавую шпалу на самом краю обрыва. Вниз уже не смотрел.
Час или два они шли обратно по ржавым рельсам, к сокрытому за туманом Молчу.
Поначалу Нолль, подволакивая ногу, шел впереди. За ним двигались следом шесть уцелевших членов Совета. Иной не оборачивался. Он боялся не только Нигильской мглы. Не меньше нее ему жгло спину само присутствие тех, кому он не мог доверять.
– Идите вперед, – проскрипел Нолль, когда они дошли до моста над ущельем.
В зыбкой серой дали уже вырисовывались очертания Монолита.
– А все-таки вы ведь лучше него, – заискивающе проговорил Бырро герр-Путанарс. – Поверьте, я готов хорошо оплатить услуги преданного человека…
– Идите живее. И молча, – скомандовал Нолль.
