class="p1">– Ты… тебе было тяжело вчера?
– Бывало и хуже, – пожал плечами Андрей. Усмехнулся, крутя в руках чашку. – Это не самое страшное, Элли. Не самое.
– Джек, – Элли подвинула к нему сливочник и села. – Джек, он вчера тебе руки рассматривал…
– Он меня всего осмотрел, – флегматично ответил Андрей и, подумав, добавил: – Как врач.
– Нет, Джек. Что у тебя на руке? На левой.
Она указывала на его левую руку, на укрытое выглаженной светлой тканью предплечье. Андрей поднял на неё глаза.
– Я не помню, – сказал он очень серьёзно.
– Джек! – глаза Элли наполнились слезами, – что это за татуировка? Я чувствую, это… это не просто так. Не телефон девчонки. Не играй со мной, Джек.
Андрей встал и зашёл за её стул, обнял, прижав её голову к своей груди и упираясь подбородком в её макушку.
– Я не играю, Элли. Помнишь? Чего не знаешь, о том не проболтаешься. Понимаешь, Элли?
– Ты не доверяешь мне, – всхлипнула Элли.
– Что ты?! – искренне удивился Андрей. – Конечно, доверяю. Моя жизнь у тебя в руках. Только… давай договоримся, Элли. Вот очнулся я, огляделся, и с этого момента пошёл счёт жизни. А что до этого было… не надо, Элли. Не выдержу я такого груза. Понимаешь?
– Да, да, я дура, это… – всхлипывала Элли, – это лагерный номер…
– Это он сказал? – спокойно спросил Андрей.
– Да. Он думает, что ты… что ты – лагерник. Но ведь это неправда, Джек, да?!
– Пусть думает, что хочет, – Андрей покрепче обнял её, погладил по голове. – Я Джек-Дурак, а теперь ещё и лагерник. Пусть так будет. Раз ему так хочется.
Она ещё раз всхлипнула и слегка отстранилась.
– Да, да, Джек, ты прав, допивай кофе, и будем убирать.
– Ага.
Андрей коснулся губами её виска и вернулся на своё место. Залпом допил кофе.
– Ну, я готов, – и скорчил такую гримасу, что Элли рассмеялась. – Вот так, Элли. Сегодня большая уборка?
– Да, – кивнула Элли.
– Тогда я пойду, у себя всё соберу, и начнём.
Его лицо стало таким спокойно-деловитым, что смотреть на него без смеха было нельзя. Мой Бог, ну, конечно, Джим наврал. Не может такой парень, такой… нежный и сильный сразу, не может он быть лагерником. Лагерник – это убийца, насильник, злостный рецидивист, а Джек… он же совсем мальчик, не могли же ребёнка отправить в лагерь, нет, это Джим выдумал…
…В камине пылает сильный огонь, зажжены люстра и торшер у дивана. Гостиная освещена как в праздник или… или как операционная.
– А это у тебя что?
Джек стоит голый, по-детски улыбаясь, перед Джимом. Джимми сидит в кресле, попыхивая сигаретой, нога на ногу, а Джек стоит перед ним, неловко свесив вдоль тела руки, и с интересом рассматривает Джима. Вопроса он словно не слышит.
– Я спрашиваю: что это?
– Что это? – Джек повторяет вопрос Джима с интонацией играющего ребёнка.
Джимми на секунду сжимает челюсти, чуть не перекусывая сигарету, но сдерживается. Она стоит у камина, молча наблюдая за мужчинами.
– Это!
Джимми легко встаёт, берёт Джека за левую руку, за запястье, и поворачивает так, чтобы татуировка – ряд синих цифр – смотрела вверх.
– Вот это! Откуда это у тебя?
– Это? – спрашивает Джек, с интересом рассматривая собственную руку, и поднимает на Джима глаза. – Что это?
– Ну, если ты и это забыл… – бормочет себе под нос Джимми.
– Забыл, – радостно подхватывает Джек и смеётся. – Что это, Джимми? Забыл! Что это?
– Заткнись, – Джимми отвешивает ему лёгкий, почти отеческий подзатыльник. – Давай, приведи себя в порядок, а то вроде черномазого на торгах.
Джек растерянно хлопает глазами, смотрит на Джима, переводит взгляд на неё, явно не зная, что делать.
– Одевайся, – приходит она на помощь. И объясняет Джиму: – Он не понимает длинных фраз.
– Ну, конечно, – кивает Джимми. – Ты молодец, крошка…
…Элли расставила в сушке посуду, оглядела кухню. Да, Джимми ничего не заметил и не понял. Джек стал таким, что она даже испугалась. Наверное, именно её страх и убедил Джима. А потом Джеку стало плохо, он лёг прямо на пол и заснул. Джим попробовал его растолкать, но Джек уже не узнавал его и нёс чепуху. И она подтвердила, что Джек быстро устаёт. Полчаса – самое большее – и засыпает, где придётся. И Джим поверил. И решил, что Джек пока останется здесь. И сказал, чему учить его дальше. В основном, всё то же.
– Элли, – сильные и в то же время мягкие руки легли на её плечи. – Что с тобой?
Она, не оборачиваясь, откинулась назад, прислонилась к его груди.
– Ничего, Джек. Это я… так, это пройдёт.
Тёплые губы нежно касаются её виска.
Графство Олби
Округ Краунвилль
Имение Джонатана Бредли
Безветренной ночью тихо, как в могиле. Или в карцерном отсеке Уорринга. Фредди лежал без сна, тщетно пытаясь уловить мельчайший звук. Да, в Уорринге было… живее. Чёрт, вот привязалось! И ничего не поделаешь. Над снами человек не властен. Никогда не думал, что будет бояться собственных снов. И вот… только закроешь глаза, как опять…
…Войдя в торговый зал, он недовольно оглядывается. Находит же Волчок место для встречи, чтоб его…! Попробуй в такой толкучке выглядеть нужного человека, а уж нюхалок полицейских тут… да через одного. Но Волчок живёт перепродажей, это его официальный бизнес, и не Волчок к нему, а он к Волчку, так что играть приходится по чужим правилам. Невольно хмурясь, он проталкивается через толпу покупателей, зевак и посредников, взглядом отшвыривая от себя карманников.
– Привет, – выныривает из толпы Волчок.
– Привет, – кивает он.
– Слушай, дай мне… десять минут, не больше, клянусь. Как раз тут наклёвывается, погуляй пока, ладно, – частит Волчок и снова исчезает в толпе, даже не дождавшись его ответного кивка.
А он отправляется бродить по залу, равнодушно разглядывая – только, чтобы не выделяться из толпы – выставленный товар. Домашние, дворовые, взрослые, подростки, совсем мелюзга, мужчины, женщины, негры, мулаты, трёхкровки… Что ж, Волчок делает здесь неплохие деньги. И не один Волчок. Но сам он таким ремеслом не займётся. И народу здесь слишком много кормится, и не только полиция, но и СБ за этим приглядывает, и душа у него к этому не лежит.
– Ну вот, – подкатывается к нему Волчок. – Всё уладил. Теперь так. Слушай.
Надо отдать Волчку должное: когда доходит до дела, то ни многословия, ни неопределённости. У Волчка всё чётко, выверено и прибыльно. Для самого Волчка. Но ссориться с ним Волчку очень невыгодно, и потому условия не очень щедрые, но и не прижимистые. Выслушав Волчка, он кивает, и сделку можно считать заключённой.
