— Это мираж, — шевелит пересохшими губами Фистуа.
— Нет! Настоящие верблюды! Сейчас увидите. Халид схватил автомат и выпустил очередь. Верблюды остановились. Можно различить силуэты всадников.
— Иностранный легион, — говорит Халид.
Фистуа пытается подняться, но не может встать даже на колени. Верблюды важно колышутся, как и подобает кораблям песчаного моря. От колонны отделяются семеро всадников. Они все ближе. Фистуа уже слышит их речь.
Они совсем близко.
— Откуда вы? — спрашивает один из них.
— Из Парижа, — отвечает Фистуа, — я убежал из Парижа, я не отдал честь маршалу... Воды...
* * *
Когда к Фистуа вернулось сознание, он увидел над собой белую крышу палатки.
— О, лейтенант открыл глаза! — дружески произносит санитар.
— Очень хорошо! — обрадовался врач, подойдя к его кровати. — Как мы себя чувствуем?
— Сносно, — буркнул Фистуа, — а где я имею честь находиться?
— Одиннадцатый полк Иностранного легиона принимает вас в своем лазарете. Майор Жардье хочет как можно скорее поговорить с вами. Кроме того, сегодня мы покидаем лагерь и отправляемся к границе. Вы сможете ехать на верблюде?
— Трудно сказать. Можно мне попробовать встать, походить?
— Минутку...
После осмотра Фистуа прогулялся по палатке, вглядываясь в лица больных.
— Капитан, — обратился он к врачу, — скажите, где араб, с которым меня нашли?
— Ничего не знаю ни о каком арабе. В лазарет привезли вас одного. Сейчас я прикажу принести ваш мундир.
Фистуа присел на кровать. Сквозь откинутое полотнище в палатку заглядывало солнце. Желтый луч скользнул по полу и коснулся ноги Фистуа. Внезапно луч исчез: у входа стоял капрал с мундиром.
— Вам что-нибудь известно об арабе, с которым меня нашли? — повторил Фистуа вопрос.
— Ах да, был какой-то араб. Его взял на свое попечение сержант Реринг. Вас ждет верблюд, господин лейтенант. Поторопитесь, мы уже все свернули, кроме лазарета.
Они вышли из палатки.
— Вот и сержант Реринг. Тот, с рыжей бородой. Позвать его?
— Подойдем к нему.
Сержант приветствовал лейтенанта.
— Сержант, где араб, который был со мною?
— Араб? — сержант сощурил глаза, будто припоминая. — Ах, вы и есть, если можно так выразиться, наша вчерашняя находка? О, араб останется здесь.
— Он не едет с нами?
— Нет, мы оставили его на том бархане, — немец показал рукой. — Он был опознан одним из наших людей как член повстанческой банды. К тому же он был вооружен. Специальным распоряжением носить оружие в этом районе запрещено под страхом смерти. Приговор приведен в исполнение в три часа.
— Что?! Он расстрелян?! — Фистуа схватил сержанта за руку, посмотрел на него так, что немец сделал шаг назад.
— Д-да, господин лейтенант. У него нашли оружие.
— Это был мой автомат.
— Не имеет значения. Араб не смеет носить никакого огнестрельного оружия.
— Идемте к верблюдам, лейтенант, — начал капрал, — вы сядете на верблюда одного из наших парней. Он умер в пути от дизентерии... Не очень-то красивая смерть для солдата, но лучше такая, чем никакая, как говаривал капитан Лебб... Ах, я и забыл, что вы не знаете капитана Лебба.
— Заткни пасть! — закричал вдруг Фистуа.
Ругань принесла ему заметное облегчение. Он кричал, чтобы заглушить зазвучавший в нем голос отчаяния. Как будто так он мог отвратить то, что произошло несколько часов назад.
Идя к верблюду, Фистуа, не отрываясь, смотрел на обычный песчаный холм, неприметный, ничем не отличающийся от других барханов Сахары. Смотрел и думал, что барханы странствуют, что и этот переместится когда-нибудь и откроет солнцу скелет неизвестного человека, о котором столько мог бы рассказать он, Луи Фистуа, уезжающий отсюда на верблюде солдата, умершего от дизентерии.
Марек Антони Василевский Перевод М. Черненко
Рисунок Г. Филипповского
Нет предела могуществу человека
Эта моя беседа — заключительная. В предыдущих беседах шла речь о всемирно-исторических последствиях начала космической эры. Открыли ее подвиги советской науки. Судьбы земного шара, судьбы людей — вот что интересовало нас в этих беседах. Мы совершили вместе с нашими читателями захватывающее восхождение. С достигнутой уже вершины просматривается горизонт, уходящий дальше самых далеких краев, до которых проникал взор человека.
Новый горизонт!
Возьмем вопрос о пределах власти человека над природой. Считалось до недавних пор, что преобразующая сила человеческого разума ограничена в лучшем случае поверхностью планеты. Самые дерзкие мечтания не уносились дальше, ну, скажем, переделки климата, управления погодой, искусственного дождя, отепления полярных стран... Но вот, например, процессы в земной коре, землетрясения, вулканы — воздействовать на эти явления казалось немыслимым. И я уже не говорю о вмешательстве человека в движение небесных тел, в космические процессы.
И вот, если смотреть далеко вперед, эти ограничения снимаются отныне наукой (я говорю «снимаются» в плане, конечно, чисто теоретическом, философском). То, о чем я рассказывал в моих предыдущих беседах, позволяет высказать убеждение: могуществу человека в космосе предела нет! Все, что не противоречит законам природы (а человек является ее частью), все, решительно все находится во власти человека.
Он сможет рано или поздно изменять движение планет, зажигать и гасить звезды, переделывать целые миры и миры миров. Неважно в данном случае, сколько тысяч или миллионов лет пройдет, прежде чем осуществятся эти свершения. Важно то, что принципиальная их возможность установлена. И это полно необозримыми последствиями в идейном, мировоззренческом плане.
Научный атеизм получает новый разбег мысли. Как ничтожно, в самом деле, выглядит в сравнении с этими масштабами человеческой мощи то, что приписывалось богу в мифах и сказках религии! Размах божественных подвигов часто не простирался дальше трехдневного пребывания в желудке кита, или путешествия пешком по воде, или «остановки Солнца» посредством магических заклинаний.
А между тем жрецы религии и сегодня все еще уныло твердят о ничтожности человека перед лицом всесильного господа. На этом мотиве принижения и унижения человека держится, по существу, вся проповедь религии, вся ее «философия», вся ее пропаганда. «Смирись, гордый человек!» — восклицают хором румяные и упитанные господа в рясах и сутанах. Но человек, сбросивший с себя цепи духовного рабства, не хочет смиряться. Он готовится стать хозяином не только Земли, но и неба. И это неизбежно и неумолимо влечет за собой естественную смерть религии.
В бесконечности мироздания раскинется не мифическое царство божье, а вольное и бескрайное царство свободного человеческого труда. Я говорю о творениях разума и науки, о подвигах звездоплавателей, получивших доступ к неисчерпаемым ресурсам материи и энергии в космосе.
Неисчерпаемые ресурсы! Да, именно бесконечность этих ресурсов явится материальной основой, на которой развернется эра космоса. Это будет новый и объективно-закономерный этап человеческой истории. Ведь родина людей — Земля — сама является небесным телом, и космические просторы вокруг нее — естественное продолжение территории и акватории земного шара. Заселив Землю и оплодотворив ее своим трудом, человечество переплеснется через ставшие узкими для него пределы. Человечество уже выходит за эти пределы. Оно перепахивает материю вглубь и вширь. Оно проникает в мир малых величин — в мир атома, в микрокосмос. И оно продвигается постепенно в мир небесных тел, в ширь звездных полей, в мегамир, как его называют физики и астрономы.
Источники энергии и вещества планет и звезд — вот то новое поприще, которое дождется трудолюбивых человеческих рук.
Это произойдет в эпоху высшего расцвета коммунистического общества. И это потребует, бесспорно, совершенно новых, своеобразных форм общения людей, расселившихся в космосе, форм, о которых у нас нет сейчас никакого представления. Это вызовет новую организацию общества и новую психологию, новые формы культуры, науки, искусства. Мы не знаем сейчас, повторяю, во что вылепятся все эти формы. Но одно, в чем мы можем быть уверены, это в том, что в центре жизненных устремлений людей далекого будущего (для которых Марс и Юпитер, Сириус и Альтаир будут тем же, чем для нас сегодня являются Европа и Азия), что в центре их помыслов будет счастье человека. И в этом коренном и в самом главном они, люди далекого завтра, будут похожи на лучших из наших людей сегодня — они будут прямыми потомками Юрия Гагарина и Германа Титова, братьями по духу наших парней и девчат из бригад коммунистического труда. Вечное дерзанье и стремленье вперед, вечное горенье души и сознание, что нет другого счастья, кроме счастья в труде и борьбе на благо человека!
