был, прости господи. Но ничего, подтянула она его хорошенько. Даже этот… как его? ЕГЭ сдал. Ну я и выпросил в главке для нее ставочку в бухгалтерии. И ты знаешь, не пожалел ни разу. Наши бабы там только языками чешут. А Ольга пашет как ломовая лошадь. Надо задержаться — пожалуйста. Надо выйти в выходной — Оленька тут как тут. Зинаида Георгиевна, наш главбух, в ней вообще души не чает. Доверяет как себе. Да что уж, последние полгода за себя ее оставляет. Болеть она стала часто. И Ольгу сделала своим замом. Представляешь? Вот такую карьеру девка сделала. А была ведь… ну ты и сам знаешь. Слова лишнего не скажет. Ну, помнишь же?
Роман равнодушно пожал плечами.
— Ну, встретитесь сегодня — вспомнишь, — хохотнул Потапов, подъезжая к дому, где когда-то жили они с матерью.
Встретятся… после стольких лет… От этих слов сердце болезненно сжалось.
— А она тебя, кстати, помнит. Вчера вызвал ее… Зинаида Георгиевна опять на больничном… Говорю: вот такие дела, Ольга Николаевна, проверка к нам едет из Москвы. Извольте все подготовить. Она стоит кивает. Я ей: Роман Владимирович Стрелецкий проверять будет. Так она чуть в обморок не грохнулась, ей-богу. Побледнела вся, я аж испугался. О, все, вот мы и на месте… Значит, к половине девятого пришлю за тобой водителя.
Роман поблагодарил Павла Викторовича и вышел из машины. В голове стучала одна-единственная мысль: через каких-то два часа они встретятся…
В свою старую квартиру Роман входил с колотящимся сердцем. Все, абсолютно все было узнаваемо, до мелочей. Паркет в прихожей, зеркало на стене, обои, шкаф, в котором до сих пор висели кое-какие его и мамины вещи. Если бы не пыль и спертый воздух — то и не скажешь, что здесь давно никто не живет.
Почему он так и не продал эту квартиру после смерти матери, он и сам не знал. Ведь не собирался возвращаться в Кремнегорск. Эта командировка — вообще вынужденная случайность. Сентиментальным до этого момента он тоже себя не считал. Мог ведь запросто найти риэлтора, тот сам бы все устроил, без участия Романа. И тем не менее не продавал и счета оплачивал.
Роман прошелся по всем комнатам, как по музею. В комнате матери задержался. И хотя боль утраты уже притупилась, сейчас вдруг снова прихватило. Даже глаза зажгло. Он и раньше жалел, что редко говорил ей теплые слова, редко звонил, мало заботился. А тут это чувство, смешанное с виной, как яд, разлилось по венам.
— Прости меня, мама, — прошептал Роман и вышел из ее комнаты.
В гостиной и на кухне открыл форточки, впустив свежий морозный воздух. Потом разобрал дорожную сумку. Взял чистое белье, отправился в ванную. Он стоял под упругими струями, а ему казалось, что вода смывает его старательно возведенную крепость, оставляя его обнаженным и уязвимым.
Господи, где взять сил, чтобы выдержать этот день там, рядом с ней?
После душа он успел только выпить кофе, как ему позвонил Потапов.
— Рома, мой водитель уже там у тебя, на месте.
Роман выглянул из окна, у подъезда его и правда ждала машина.
Сначала они заехали, как договаривались, в гостиницу за Лилей. Потом отправились на комбинат. Роман думал, что это будет водитель матери, Юра, но тот, оказалось, сразу уволился после ее ухода. А этот ему не понравился, хотя вел он гораздо лучше Потапова.
Лиля опять всю дорогу до комбината щебетала:
— Надо же! Роман Владимирович, вы здесь выросли! С ума сойти! А мне это место нравится! Есть в таких маленьких городках особенная прелесть. Атмосфера, что ли…
Роман ее не слушал. Он мысленно давал наставления самому себе: «Так, надо успокоиться. Нечего нервничать. Мне надо выполнить свою работу, ни больше и ни меньше. С ней — просто поздороваюсь. Вежливо и ровно, как со всеми. И ведь надо еще разобраться, что там у них происходит…»
Роман надеялся, что генеральный ошибся, строя теории о некой мошеннической схеме и крупных хищениях. Потапова и главбуха, Зинаиду Георгиевну Ройзман, он знал с детства. Оба при матери ни рубля не украли, а тут, на старость лет, ударились во все тяжкие? Ну, чушь же. А чтобы Ольга воровала у комбината… ну это вообще из области бреда. Если и есть у них там в бухгалтерии какие-то мелкие огрехи, как сказал Потапов, то, скорее всего, из-за халатности или по незнанию.
Они переехали мост. Остановились у высоких стальных ворот. Водитель коротко посигналил, и ворота медленно, с лязгом и скрежетом, начали разъезжаться.
А внутри их уже встречали. Сам Павел Викторович выскочил на крыльцо без верхней одежды.
— Рома, пойдем ко мне. Выпьем чай-кофе, что пожелаешь. Секретарша уже все приготовила. А можно и чего покрепче для обогрева. У нас тут морозы. Отвык, поди, от морозов в своей Москве, да?
— Да нет, спасибо, — отказался Роман. — Давайте, Павел Викторович, сразу за дело. Времени у меня не так много. Поэтому хочется поскорее все закончить.
Потапов приуныл, но ненадолго.
— Ну… хозяин — барин, конечно.
— Нам с Лилей нужен отдельный кабинет с компьютером и выходом в интернет. Все документы принесите туда.
— Как скажешь, — скис Потапов.
Павел Викторович явно хотел простого дружеского общения со Стрелецким, которого директора всех остальных филиалов боялись как чумы, а он его знал чуть не с пеленок и мог ему даже не «выкать».
Разместили их в конференц-зале. А компьютеры ему и Лиле принес парень-сисадмин. Пока тот возился с проводами, подключая им системники, Роман вышел в коридор, хотел оглядеться. Ведь он и правда бывал здесь сотни раз. И в детстве, когда немного прибаливал, и мать не могла отвести его в детский сад. И позже, приходил после школы. Когда-то ему тут очень нравилось. Взрослые были с ним ласковы и почтительны, как с наследным принцем. В столовой комбината ему бесплатно давали пирожные и компот. Да и вообще тут он никогда не скучал, всегда мог найти, чем себя развлечь.
Роман прошел вдоль коридора до самого конца, придирчиво оглядывая все вокруг. А комбинат, отметил он, как-то обветшал за это время. Линолеум на полу поистерся до дыр, краска с окон облупилась. Да и стены давно не красили, не белили.
Он остановился у высокого окна. Заледенелые стекла кто-то оклеил снежинками, вырезанными из салфеток. А рядом стояла маленькая искусственная елочка, украшенная мишурой и дождиком. Скоро Новый год, с тоской подумал он. Праздники он, как и многие одинокие люди, не любил.
