разведку провели, тем более уже смеркается. Если она где-то в чаще, будет слишком темно, мы не успеем вернуться домой до полуночи. Тут кроме волков всякой нечисти выше крыши, давай обратно.
Страх Бестужева был заразным — он выглядывал из глаз Славы, сочился из напряженных быстрых нот низкого голоса. Елизаров забеспокоился — как всегда в такие моменты заерзал, неспособный усидеть на одном месте. Заворочал короткостриженой макушкой, разворачивая коляску назад. Бесполезно. Он достаточно сбегал.
— Мы уже пришли.
— Да где же мы пришли, тут темно, как в жо…
Саша не дослушал, раздвигая куст волчьих ягод почти выпал на широкую поляну. Она была сказочной. Нежные стебли белоснежных вьюнков обвивали широкие сосны, разукрашивали каждый ствол, стелились по низким ветвям. А всё вокруг горело от алого — волчеягодник рос всюду. Где-то темнели сочные ягоды беладонны и вороньего глаза, широкими белыми шляпками возвышалась цикута. Над поляной дурманом стелился плотный запах. Слава за спиной пораженно выдохнул, с широко распахнутыми от удивления глазами выкатил на лишенное деревьев пространство.
— Саня, тут же каждый сантиметр ядовитый, ты только погляди. Мечта для маньяка-убийцы, покажи мне хоть что-то безопасное.
Бестужев промолчал. Взгляд был прикован к маленькому холмику, лишенному травы. Он не видел ничего подобного, ноги сами понесли вперед. И пение Чернавы в черепной коробке стихло. Тишина была такой одуряющей, приносящей облегчение, что дышать стало в разы легче. Пальцы коснулись комковатой свежей земли, с удивлением поднесли ближе к лицу — рассмотреть. Земля как земля, сколько месяцев в ней лежит ведьма? Почему на холме ни единой травинки? Славик так и остался на краю поляны, нервно прочистил горло.
— Точь-в-точь, как на болотах. Кто сказал — не поверил бы. Эх, помню те времена, когда уговаривал нашу Катюху вернуться на болота и пару раз лопатой махнуть. Сейчас бы сам себе прежнему морду начистил. А гляди, мечты сбываются, копать всё равно придется. Давай, Саня, помочь я ничем не могу. Хочешь, матершинные частушки попою?
Напряжение чуть ослабило свою тугую хватку. Настолько, что Саша растянул губы в вымученной улыбке, снял перевязь с лопатой и ломом с плеч, потянулся перед нелегкой работой, хрустя позвоночником.
— Спасибо, но не нужно. Предпочитаю послушать что-то более благонравное.
Оскорбившись, в притворном возмущении Елизаров взмахнул руками. В глазах плескалась тревога, но парень успешно гнал её прочь лучшим из способов, на которые был горазд: он забалтывал и себя, и друга.
— Представляешь, сейчас книги заберем, нужное найдем, и я спрошу у Агидель, сможет ли она что-то сделать. Если нет — поищем другую ведьму, отвалим ей золотца побольше и будешь ты жить припеваючи.
— Странно. Мне казалось, что ты не рискнешь новую ведьму просить. Агидель смотрит на нас так, будто рядом с Чернавой за гнутую монетку уложить готова. — Лопата шла легко, взлетал пласт за пластом, рассыпался мелкими влажными камешками по траве. Никто из ребят не обращал внимание на то, как желтеет под увеличивающейся грудой трава. Как чахнут тонкие стебли, съеживаются и стелются, как падают ядовитые ягоды одна за другой, разукрашивая поляну вокруг.
— Не знаю… Мне кажется, она поможет, если это будет в её силах. — В голосе Славы послышались благоговейные ноты, удивленный Бестужев мельком скосил на него глаза. Спокойная умиротворенная улыбка, пальцы расслабленно почесывают бесчувственную коленку, взгляд бессознательный. Блуждал Вячеслав далеко от могилы, мысли его были явно в более приятном месте. Понимающе улыбнувшись, Саша продолжил свою размеренную работу.
— Ладно, попытаться можно. А что насчет твоих ног?
Друг неожиданно легко отмахнулся.
— А что с ногами? Поворошим записи, может и про них что найдем. А нет — покачусь обратно к Малахитнице. Или сдохну в шахте и буду ей там неприятно попахивать, или выстрадаю пару самоцветиков за любую службу. Сделаю операцию и буду себе в припрыжку бегать. Пару первых лет буду останавливаться только для того, чтоб поспать. Эдакий бешеный бодрый козел… — Они засмеялись, Славик откинулся на спинку инвалидной коляски, растер костяшками прикрытые веки. Пальцы парня были перемазаны ядовитым соком, тянуться подушечками к глазам он благоразумно не рискнул. — Ужас как не хочу этих сборов на операцию. Грустная рожа на экранах, слезливая мелодия. Встану и так, не выклянчивая копейки. Сам.
Саша согласно кивнул, вытер проступившую на лбу испарину. С каждой следующей лопатой земля становилась тяжелее и тяжелее. Яма под ногами успешно разрасталась. Вот он стоял в ней по колено, а теперь по бедро. Удивительно, но не было и намека на запах разложения. Или Чернава давно истлела до костей и водяной его обманул, или копать придется ещё очень и очень долго. Его бы порадовал первый вариант.
Руки уже мелко подрагивали, начинали ныть горящие огнем мышцы. Стараясь работать ровно, дышать размеренно, он начал сдавать позиции. Всё реже и реже взлетала лопата, Саша замедлялся. Не было и речи о том, чтобы остановиться и передохнуть. Когда награда так близко, не могут разжаться пальцы, отпустить гладкий черенок.
Заметивший замедление Славик молча вывернулся, потянулся к прикрепленному к креслу рюкзаку. С мягким звуком расстегнулась молния, парень достал бутылку воды.
— Лови. Глотни пару раз, Чернава от тебя уже не убежит. Как минимум поздоровается.
Нервно усмехнувшись, Саша выпрямился, но предложенную воду не поймал. Сделал короткий шаг вперед, поближе к краю, и нога запнулась за выглядывающий, перепачканный землей книжный корешок. Послышался зазывный шелест бумаги, голова резко опустилась вниз, а литровая бутылка сочно впечаталась в лоб, едва не усадив его в разрытую могилу. Елизаров бессовестно хохотнул, Саша скрылся в яме.
— Ослаб?
— Я нашел.
Садясь на корточки, он бережно поднимал и отряхивал дневник за дневником, прижимал их к груди. А те отливали белизной страниц, манили рядами остроконечных букв. Будто и не лежали в земле — не взяла их ни сырость, ни плесень, даже корешки не истлели. Такими же целыми увидели солнечный свет смятые пожеванные свитки, перекрученные тонкими черными шнурками. Бестужев складывал их на краю и снова присаживался на корточки. Увлеченный, парень не услышал быстро приближающегося шелеста и звука надламывающихся веток. Первый на шум обернулся Елизаров.
На поляну влетела Агидель верхом на невероятно крупном чалом волке. Морда исполосована сучьями в кровь, уши и хвост трусливо поджаты. А она босая, зажимает пятками ходящие ходуном бока, цепляется напряженно сжатыми пальцами за густую шерсть. В глазах такая громадная порция ужаса… Славик выматерился и покатил ей навстречу. Ведьма даже не заметила, уцепилась взглядом за выпрямившегося в могиле Сашу и
