недолгой неволи должна была жаждать встречи с друзьями. Которые вовлекут в круговорот наших беспечных дней и заставят забыть обо всем плохом. Но все, чего я желала — это оказаться дома. Спрятаться в своей комнате и дать волю слезам, после чего забыться сном. И не просыпаться, пока сердце не зарубцуется.
Год? Несколько? Я не верила, что смогу так быстро все забыть. Эта рана останется на всю жизнь.
Мама выбежала навстречу, едва я успела выйти из машины, заключила меня в объятия, обливаясь слезами. Как же мне хотелось самой расплакаться! Выпустить из себя эту боль, заполнить радостью от встречи с родными… Но я не могла даже всхлипнуть. Позволяла себя обнимать и целовать, отрешенно глядя в одну точку.
Что-то теплое шевельнулось в душе, когда я увидела Вовку. Мы с братом давно простили друг другу детские обиды, и стоило радоваться воссоединению семьи.
— Что ж ты, систа? — его крепкие объятия напомнили мне на миг объятия Тагира. — Теперь все, ни одна падла тебя не тронет. Найду и… ты поняла, да?
Кажется, тень улыбки все-таки коснулась моих губ. Я сжала его пальцы.
— Определенно, бро.
Когда они успели? По любому, отец сразу поставил их в известность, что я нашлась. Шарики, стол с шампанским и закусками. Не хватало аниматоров в костюме героев Марвел, которые нагнули бы злодея, что меня похитил. Но еще не вечер.
— Валерия рвалась сюда. Я решила, ты потом разрешишь ей прийти, когда придёшь в себя, — мама не задавала вопросов.
Она выглядела счастливой. Что-то изменилось, я пока не поняла, что. Появился какой-то свет внутри. Давно я ее такой не видела.
— И Косачи звонили. Только тебе. Наверное, пока не стоит с ними разговаривать. У них проблемы с тактом. Но Максиму мы всегда рады, он переживал за тебя как за самого себя. Знаю, что шерстили город с друзьями, даже флеш-моб организовал в твою поддержку. Юляшка, что бы ни произошло на свадьбе, никто не посмеет сказать о тебе плохо.
— Видимо, уже сказали, — я поджала губы. — Свекровь задушевная, полагаю? Гинеколог не приедет по ее требованию, или она уже настаивает на разводе? Сыночку же нужна чистая и непорочная супруга?
— Если она скажет хоть слово, я лично выпровожу ее прочь. — мама была настроена решительно. — Но сейчас тебе не стоит никого видеть. Отдохни, и вечером поедем с тобой… куда ты хочешь? В спа-салон? А может, позвонить турагенту, взять тур на Мальдивы? Чем скорее ты забудешь этот ужас, тем лучше.
— Не хочу никуда, — я залпом выпила уже третий бокал «Моет и Шандон». — И видеть никого не хочу. Вообще никогда.
— Понимаю, дочурка, — мама то и дело целовала меня и обнимала, не в состоянии поверить, что я вернулась домой. — тебе надо отдохнуть. Я никого к тебе не подпущу. И если тебе что-то нужно…
«Тагир, — чувствуя, что запоздалые рыдания начинают подступать к горлу, мысленно закричала я. — Мне нужен только Тагир»…
Тагир
Каким-то образом за три дня я вновь стал походить на человека.
Видеть свое лицо в ссадинах и гематомах я привык, чего стоил видок после пластики. Ждать дальше я уже просто не мог. И вот сегодня, в здании аэропорта меня охватило странное чувство.
Будто внутренний голос предупреждал, что я совсем не обрету, а потеряю. В глубине души я это знал. Прошло столько лет, и облегчение от того, что моя семья жива, сменилось неопределенностью. Я понятия не имел, что меня ждет там. В стране, где было легко скрыться беглецам, и рассчитывать на то, что их не найдут.
— Славен, я как бы не совсем по этой части… — виски плещется в бокале, я почти не ощущаю его вкуса.
— Очковать в твоей ситуации вполне нормально. Точно решил? Десять лет ждал, неделя решит что-то?
Бросаю на Белого тяжелый взгляд. Он кивает.
— Я в любом случае возобновлю поиски. Я найду эту тварь, что убила Каймана и его дочь. Судя по тому, что концов не найти… это кто-то из тех, кто желал твоей смерти. Я не хотел брать в разработку версию с безопасниками, но теперь нам ничего другого не остается.
— Повоюем, — залпом выпиваю. — Так нашего брата еще не косили. Запутывая ходы, чужими руками, сталкивая нас лбами. Ты явно перешел им дорогу. Думай, где. Стингрей на связи, все наработки предоставит. Я вернусь, и займемся этим вплотную.
Белов наполняет стаканы. Недолгая тишина прерывается только объявлениями о посадках на рейсы и шумом скорых улетающих.
— Честно, сам не пойму, что меня останавливает от того, чтобы не раскроить тебе череп за Юльку. За то, что ты сделал с ней у всех на глазах. Башкой секу, что ты мстил мне за своих, но блядь, Булат, не гарантирую, что выдержу и однажды не выстрелю тебе в спину. Спи в бронежилете.
Не напиваться перед полетом, видимо, для меня вообще не осуществимая идея, если разговор свернул на эту кривую.
— Вернусь, устроим мочилово в рукопашную на пустыре. Ты и я. Как говорил психиатр, которого после этого всего тогда ко мне направили, гештальты позакрываем, ага. Если это не поможет, можешь снова со мной воевать, когда отыщем тех тварей, что все это организовали…
Под дых бьет горячая волна. Наполняет меня чем-то возвышенным, азартным, полным предвкушения. Под виски я сам не понимаю, что это — ожидание встречи с семьей, либо же имя Юльки уже начинает меня колбасить с нечеловеческой силой. Воспоминания атакуют с периодичностью в четверть часа, оставляя внутри чувство надежды, а следом — пустоты.
Ее огромные глаза. Изогнутые в дерзкой усмешке губы. Запах ее волос и кожи, горячее тело, хриплые стоны экстаза в моих руках. Это новое безумие, с которым я пытаюсь бороться, только не могу.
— Хрен ты вообще это искупишь… чего она только так за тебя жилы рвет, все время умоляет не убивать, телефон обрывает, уточнить, не сделал ли я что-то с тобой. К психиатру ее, что ли. Боюсь даже думать, что ты ей рассудок повредил…
— Твоя дочь сильнее нас обоих вместе взятых. Какой психиатр? Сам сходи проверься. Задавил девчонку, чтобы только под твои команды плясала. Выдал замуж за Косача ради наживы. Она что, заслужила такое? Сына уже терял, может, пора остановиться?
— Погоди, ты что это… — щурится Белый. — Нет, Булат, на хер, заткнись. Просто заткнись, пока я не надумал про вас не пойми что. Потому что ебал я в рот волыной такого зятя, как ты, уяснил?
— Как она?
Мой
