– Ура! – во всю мочь заорал Михаил Денисович.
Лорка залаяла. Прибежала Танюшка. Ощущение чего-то чрезвычайно важного долго не проходило, в голове звучал мотивчик-припевчик:
Если долго мучиться,
Что-нибудь получится…
Но на этом роды ещё не закончились. Довольно легко родилась шестая девочка, уже не пришлось ничего рвать или прокалывать, наболевшая Лоркина утроба сама всё там перемолола. Щенок вышел почти самостоятельно: тельце – отдельно, изодранная плацента – отдельно. Думали, всё, в похудевшем Лоркином животике ничего больше не прощупывалось. Танюшка уже убралась по чистовому. Но – поспешила… Около девяти часов вечера начались очередные схватки. Михаил Денисович обречённо завалился к двери на своё «родовое» место. Рядом – Лорка, как только легла, так и начала извергать из себя всё, что там осталось, и во всём этом – малюсенького, в три раза меньше первых бутузов, щеночка. Увы, крохотное создание не дышало…
– Пи-и-и… пи-и-и…
– Аркадий! Не дышит…
– Ну, Денисович, вы даёте, вы что, Господь Бог, что ли? Давайте не будем глупить. Здесь и без моего совета ясно – ведро. Успокойтесь уже…
Праздник прошёл… На душе стало пакостно… Как будто тебя – в ведро. Конечно, не Господь, но… тельце тёпленькое… подрагивает… Михаил Денисович бросил в сердцах трубку, разжал слабенькие челюстишки и там в горле увидел плотный тёмный сгусток, попытался вытянуть спичкой, но только глубже затолкал. Тогда он схватил кроху, принялся трясти, поднял на вытянутых руках под потолок и с размаха опустил до пола (будто дрова рубил), и снова, и снова… со всей силы. Раз полено! Два полено! И… о чудо!
Изо рта уже несколько минут бездыханного создания выкатился кругленький шарик… «Трупик» тут же зашелестел с бульканьем подсыхающими лёгкими. Лорка, активно помогавшая «реаниматору», крутясь под ногами и периодически взлаивая (она понимала всё, что происходит), завалилась на бок прямо в свою послеродовую кучу – в грязь. Михаил Денисович поднёс «лилипуточку» к соску, и понеслось… Слава Богу, с сосательным рефлексом всё было в порядке.
Итак, роды длились около 27 часов. Все щенки – два братца и пять сестричек – чувствовали себя прекрасно. Вымытые «роженики» – Лора, у которой открылся нечеловеческий аппетит, и Михаил Денисович, как собака уставший, – мирно задрыхли.
На следующее воскресное утро Михаил Денисович не смог сразу подняться на ноги: внутри всё горело, кололо, тянуло, ноги не слушались.
– У тебя типичные послеродовые боли, – послушав жалостливые причитания мужа, заключила Танюшка:
– Ну вот, хоть один попробовал!
Так что вслед за тем корейцем, заявившим кинологам: «Не факт», говорю вам, уважаемый Курт Евгеньевич: «Не факт. Вы были неправы, уважаемый, на той лекции по научному коммунизму. А вот и попробовал! А вот и родил!»
Уроженец Пензенской области, Рогожкин Владимир Иванович, окончил в 1978 году сельхозакадемию по специальности «инженер-механик».
В 1996 году в силу обстоятельств стал инвалидом первой группы. Жена помогла найти силы жить дальше. Любимый литературный жанр – рассказ.
Печатался в журналах: «Сура», «Наша жизнь», «Странник». Лауреат конкурса «СТИХиЯ Пегаса» в 2014 и 2015 годах (первое место в номинациях «Поэзия» и «Проза»).
…Из забытья вывел своеобразный ушат холодной воды, доставший через открытое окно машины. Огромные, в человеческий рост, колёса трактора «К-700», бешено вращаясь перед самым моим носом, уверенно взбивали весенние лужи в мельчайшие капли. Однако вода от этого ни теплее, ни чище не становилась.
Несмотря на непрекращающийся писк тракторного клаксона и шум мотора, я слышал крик тракториста, называющего меня мудаком и другими, ещё более убедительными словами. Чиркнув правым зеркалом по колесу трактора, ушёл влево, чуть не задев 308 встречный «газон». Взревев мотором, как раненый зверь, мой «москвичонок» рванулся вперёд сквозь дождь и ветер. И, как впоследствии оказалось, назад – сквозь время…
Проехав несколько километров, я почувствовал смертельную усталость, будто разгрузил в одиночку вагон леса. Будто не спал целую неделю. И правда, давно сплю урывками, по несколько часов. С полгода какая-то чертовщина в голове. Да и не только в голове. Вся жизнь наперекосяк.
Чем-то напоминает она вон ту, стоящую в стороне от дороги, церковь. Стены ещё крепкие, только кресты на куполах кому-то помешали да стёкла побиты. На первый взгляд всё терпимо. Бог его знает, сколько ещё простоит. А что там, за фасадом, всё тому же богу только и известно. В полукилометре пробегает мимо жизнь в виде оживлённой трассы. И никому, кажется, и дела-то нет ни до этой церкви, ни до расположенного рядом деревенского кладбища.
Замечаю стоящие на обочине «Жигули». Открытый капот и торчащий из моторного отделения зад, похоже, мужской. Останавливаюсь рядом. В любом другом случае проехал бы мимо. Зачем мне чужие проблемы? Но у меня закончились сигареты. А с мужиком проще вести переговоры на эту тему. Ба, да это знатный комбайнёр колхоза «Путь к развалу». Кстати, не я, а он его так называл.
Слегка погуливающий муж красавицы-жены. И неплохой, если уж честно, мужик. Работяга и рубаха-парень. Несмотря на то, что за прошедшие пять лет осунулся и поседел, держится молодцом. Совершенно непроницаемое лицо. Пустые глаза. Что за этой завесой увидишь… Узнал ли он меня? Наверное, нет. Виноваты длинные волосы и окладистая борода, которую я отрастил непонятно зачем.
Возясь с мотором, поначалу не заметил, что у него в салоне один человек. Девочка примерно пяти лет качала на руках завёрнутого в детскую куртку котёнка. Откуда ребёнок? Детей у них тогда не было.
– А я с папой и Мурзиком ездила к маме на кладбище, – весело сообщила девочка, когда мы общими усилиями вдохнули жизнь в мотор их машины.
Как пугающе и в то же время обыденно сообщила она мне эту новость! Так может сказать только ребёнок. Ребёнок, ни разу в жизни не обласканный собственной матерью.
И защемило сердце от этих слов, словно ногой на него наступили. Как это – ездили на кладбище? Этого не может быть! Это шутка глупого ребёнка!
– С кладбища и едем, – мрачно подтвердил её слова отец, пристально наблюдавший за выражением моего мгновенно вытянувшегося лица. – Сегодня годовщина, как её нет. И дочери моей сегодня пять лет исполнилось.
На слове «моей» он сделал заметное ударение.
«И со мной повстречались, – подумал я. – Такое вот совпадение, твою дивизию!»
– Я её в роддом повёз, – продолжил комбайнер, – выпивши немного был. А куда деваться! Приспичило – и повёз. Не рожать же дома! Да и не я виноват был. А может, будь я не под градусом, и среагировал тогда по-другому. Может быть, и увернулся бы. До сих пор корю себя. Но теперь-то разве чего изменишь. На перекрёстке «ЗиЛ», прямо в правый бок. Куда летел? Я же по главной ехал… У меня два ребра. А она… – и заскрипел зубами, судорожно пытаясь сдержать накатившие слёзы, – успела спиной повернуться. Живот собой закрыла. В сознании была, когда умерла. Сказали ей, что ребёнок живой, – даже улыбалась.
Слушая его отрывистое признание, девочка тоже улыбалась. Не скоро ещё дойдёт до неё вся боль этих слов. Промокшие и растерянные, стояли мы под непрекращающимся дождём и молчали.
Из оцепенения вывел голос дочери:
– Папа, ну папа! Поехали скорее домой. Я замёрзла совсем, Мурзик тоже кушать хочет!
Не сговариваясь, поехал следом за ними. Не знаю, зачем поехал. Не мог я тогда один остаться. Совершенно не представляя, как себя вести и что говорить, вошёл в осиротевший просторный деревенский дом. Несмотря на идеальную чистоту, сразу же бросилось в глаза отсутствие заботливой женской руки. Озираясь по сторонам, затоптался у порога. Стол, сервант, зеркало, диванчик, холодильник – как мне всё знакомо!
– Посидим, помянем, чем бог послал. После, если хочешь, баньку протопим, – вяло проговорил хозяин.
«Баньку истопим», – нарочно, что ли, так говорит? Пойти в эту баньку выше моих сил. Повинуясь знаку хозяина, прохожу за стол.
Как себя вести, что в этой ситуации делать и говорить?
Спасло то, что, по русской традиции, поминают молча. Выпивают, не чокаясь, до дна налитую водку и сосредоточенно жуют, думая о своём. Лично я, не чувствуя вкуса пищи и сосредоточенно жуя, думал о жене сидящего напротив человека.
Думал и, пристально разглядывая девочку, пытался найти хотя бы малейшее подтверждение своей причастности к её появлению на свет. Искал, но не находил. Есть что-то моё, но не откровенно, полутоном, что ли. Впрочем, и его что-то есть. И её… что глаза, что улыбка.
– Просьба у меня к тебе есть, – проговорил хозяин, заметив, что я наблюдаю за девочкой. – Не ходи к ней на кладбище, пожалуйста. И сюда больше не приезжай. Подзабылось всё немного. Зачем бередить.
Он меня узнал! А как сутолочно и бестолково, хотя и безоблачно, началась вся эта история. Вместо того чтобы уйти в очередной отпуск и провести его со своей девушкой, загремел я в колхоз на всё лето: умудрился накануне испортить отношения с начальством. И там, совсем не желая этого, сразу же влип в историю…
