Однажды на выставке молодая девушка с эрделем на поводке подошла к счастливым чемпионам:
– Здравствуйте, я ваша бабушка!
– Хорошо выглядите, – не сразу придя в себя от неожиданности, отшутился «внучек».
Лоркину бабушку звали Этель. Это была всё ещё отлично сложенная восьмилетняя собака, известная в кругу городских, и не только, собачников. Собачники, заводчики, ветеринары – это особая каста людей, беззаветно преданная своему делу. Их взаимоотношения носят особый знак посвящённости с налётом романтики и лёгкого цинизма. В их среде ходят особые словечки, особые байки и даже анекдоты «анималистические» какие-то…
Например. Один кинолог говорит другому: «Никто не любит собак так искренне, так сильно, как мы, кинологи». Мимо проходит кореец и говорит, с восторгом глядя на весьма упитанную собачку:
«Не факт. С этим можно поспорить».
Или. Один ветеринар отчитывает начинающего собачника: «Товарищ, ты не понимаешь главного, сути не понимаешь! Никогда не бей собаку руками! Никогда! Это ужасно! Это больно, наконец! – И после многозначительной паузы: – Всегда бей её ногами, обутыми в крепкие ботинки, можно палкой… иначе не воспитаешь…»
Что касается воспитания собаки битьём в их семье, на подоконнике в большой комнате всегда лежала свёрнутая в трубочку газета. В самом деле, а как объяснить щенку, что такое хорошо и что такое плохо? Он ни по-русски, ни по-английски, ни по-фински не понимает, а вот по попке отлично понимает… Газета даже при мягком шлепке издаёт «страшный» хлопок, таким образом, воспитание весьма эффективно, вскоре газета становится ненужной, достаточно строгим голосом слегка повышенного тона произнести:
– Лора, вот я сейчас газетку возьму!
Хвост-ручка мгновенно уходил к животу, и собака задом «выпячивалась» с кухни или прекращала совершать какое-нибудь другое противоправное действие. А в периоды отсутствия Михаила Денисовича аналогично действовало только упоминание его имени:
– А если папа узнает? – Или: – Всё папе будет рассказано!
А со временем слово «газета» перестало использоваться для наведения порядка, достаточно было сказать «папа».
К трём годам Лора заматерела. «Мохнатости» стало хоть отбавляй. Биологически это была взрослая собака, красивая, а когда её готовили к выставке и подстригали – просто неотразимая. И кобели начали шибко интересоваться, но держали её «в строгости», в определённые периоды Лора щеголяла в трусиках со специально прорезанной дырочкой для хвоста и только на поводке. Поэтому когда клубные специалисты сочли, что она созрела для продолжения рода и подобрали нашей «девушке» пару, в чистоте эксперимента можно было не сомневаться.
«Парня» звали Гартер Обер Тайх – это был здоровенный яркорыжий «кобелино», как говорили специалисты из клуба.
Типичный представитель немецкой линии.
На потомство от этого «брака» возлагались особые надежды: в случае успеха к Лоркиным «финской» и «американской» кровям добавлялась ещё и «немецкая». Да, это вам не случайная дворовая вязка. Всё было по-взрослому…
На мероприятие, с Лорой в наморднике, поехали только Михаил Денисович и Танюшка. Ромка по понятным причинам приглашён не был, а старшим не очень-то и хотелось. Лорка, никогда раньше не надевавшая намордник, волновалась, пыталась содрать этот ужасный наряд лапами и расцарапала себе морду. От полного неповиновения её удерживало только присутствие Михаила Денисовича. В стандартной двухкомнатной «хрущобе» семью ждал Аркадий – инструктор по вязке, говорят, самый лучший по этому вопросу. Перезнакомились. Попили чай с эклерами, обсудили местные новости, нашли общих знакомых, всё как положено.
Выяснилось, что хозяйкой Гартера является старшая дочь Лиза – прелестная двадцатилетняя девушка. Никого другого он слушаться не будет, а привести в покорное состояние Лорку сможет только Михаил Денисович. Ситуация складывалась пикантная.
– Ну, что делать? Посторонних прошу покинуть зал. Займём диспозицию, – объявил Аркадий.
А диспозиция была следующей: посреди комнаты поставили стул с прочной спинкой, на который усадили Михаила Денисовича (испуганная всем происходящим Лора в наморднике жалась к ногам хозяина), напротив – лицом к лицу на такой же стул усадили пунцовую Лизу, которая удерживала за ошейник Гартера, Аркадий плюхнулся на ковёр между ними. Он грубо развернул Лорку и велел Михаилу Денисовичу зажать её морду коленями, далее прямо за намордник притянул Гартера к Лоре и стал чего-то там выделывать. Лора вскрикнула, да не взвизгнула по-собачьи, а вскрикнула по-человечески. Её глаза с расширенными зрачками спрашивали Михаила Денисовича и молили: «Что ты со мной делаешь?
Зачем? Почему? Не надо, ну не надо же…»
Михаил Денисович видел всё происходящее как бы со стороны. Сквозь пелену на него смотрела и продолжала по-человечески плакать Лора, всего в метре, слегка поддерживая Гартера, с закрытыми глазами сидела Лизочка, а между ними продолжал свои манипуляции Аркадий.
– Молодец, молодец, – похвалил кого-то из участников действа инструктор, может быть, и себя.
Очень скоро Гартер замер в нелепой несобачьей позе, из его пасти, окантованной белой накипью, вывалился текущий язык.
«У, гад!» – яростно подумал Михаил Денисович.
– Расслабьтесь, – объявил Аркадий, – теперь минут двадцать держать будет.
«Кто держать? Кого держать?»
Время шло чрезвычайно медленно. Из соседней комнаты слышался шелест негромкой беседы и осторожный звон ложечек о чашки, там ожидали «посторонние». Лорка не плакала, она мычала. Ей было тяжело. Кто-кто, а этот Обер Тайх точно последовал призыву инструктора – расслабился. Михаил Денисович хотел было спихнуть нахала, но в это время последовало новое указание Аркадия:
– Ничего не меняйте. Терпите. Внимание! Я сейчас закачусь под сучку, и снова расслабитесь.
При всей необычности ситуации, Михаил Денисович не мог не отметить профессионализма Аркадия.
Когда наконец кончилось это физическое и моральное издевательство, называемое по-научному вязкой, Лиза вскочила и, закрывая лицо руками, побежала умываться. Михаил Денисович был еле живой – ноги и руки совсем занемели, поясница не разгибалась и потрескивала.
Аркадий как ни в чём не бывало стряхнул с себя собак, посмотрел на часы и заявил:
– Молодец, – теперь уже точно Лоре, – тридцать две минуты продержала, похоже, будет толк, – и, обращаясь к чаёвникам: – Ну, можно уже войти. Завтра в это же время контрольная вязка.
А эклеры остались?
Михаил Денисович с трудом, с помощью подоспевшей Танюшки, боясь встретиться глазами с Лорой, с Лизой, да и с другими участниками «таинства», распрямился.
Повторная (контрольная) вязка оставила такие же неприятные впечатления. Всё повторилось. Но, поскольку участники были уже с опытом, прошла менее мучительно. Собак предварительно накормили сырыми яйцами и мясом, поэтому Гартер вёл себя наглее. Лора, хоть и была по-прежнему начеку, но уже так сильно не страдала: сама заняла положенное ей место, уткнув морду в колени Михаила Денисовича…
А через два месяца случилось то, с чего начинается это повествование.
Михаил Денисович закрыл глаза и попытался доспать. Не тутто было… Лора активно действовала своим мохнатым рылом – поддавая хозяину в бок снизу вверх:
– И-и-и… й-и-и… и-и-и… й-и-и…
Она не просила помощи. Она требовала её. Кто ещё мог помочь ей? Никто. В целом мире никто, кроме хозяина. Тем более что в процессе вязки именно он, по мнению Лоры, играл главную мужскую роль, и логично было считать его виновным за всё происшедшее и за то неведомое, что должно было вот-вот произойти.
Хозяин медленно перекочевал с тёплой постели на холодный пол и осторожно, боясь потревожить Танюшку, вместе с Лорой выполз в коридор. Собаку «колбасило» ужасно: она тряслась, как в лихорадке, растягивались в «улыбке» брыли, обнажая зубы, и слышался «железный» лязг мощных клыков терьера.
Михаил Денисович обследовал роженицу и обнаружил под хвостом плотное, кроваво-красное образование размером с бильярдный шар.
Теоретически процесс родов известен всем без исключения, но, как говаривал профессор Зиринг, преподававший, между прочим, научный коммунизм: «Сам я рожать не пробовал, и, вероятно никто из вас не пробова-а-а-ал, – произносил он, медленно обводя взглядом слушателей (курсантов Макаровки), особенно растягивая последнее слово, – но слышал я, что это очень трудно… Никому из вас, уважаемые, рожать не придётся, и это факт, но советую вам иногда задумываться над этим…»
Сейчас Михаил Денисович вспомнил мудрый совет своего профессора Курта Евгеньевича и задумался… Действительно, рожать он до сих пор не пробовал, но и Лора тоже не пробовала. Трудно…
Трудно – не трудно, но надо. Правильно – не правильно, но начали: Михаил Денисович завалил собаку на спину, развернул задом к входной двери, лёг рядом, упёрся согнутыми ногами в прохладный дерматин двери и принялся «тужиться». Он делал зверское лицо, напрягался по-серьёзному и пытался даже произносить заветное: «И-и-и… й-и-и…» Лора старалась рядом, но дело не шло…
