Сейчас Михаил Денисович вспомнил мудрый совет своего профессора Курта Евгеньевича и задумался… Действительно, рожать он до сих пор не пробовал, но и Лора тоже не пробовала. Трудно…
Трудно – не трудно, но надо. Правильно – не правильно, но начали: Михаил Денисович завалил собаку на спину, развернул задом к входной двери, лёг рядом, упёрся согнутыми ногами в прохладный дерматин двери и принялся «тужиться». Он делал зверское лицо, напрягался по-серьёзному и пытался даже произносить заветное: «И-и-и… й-и-и…» Лора старалась рядом, но дело не шло…
Накануне Михаил Денисович пытался разузнать всё у многоопытной Танюшки, но ценной информации не получил:
– Не могу я ничем помочь. Сама родит. Я же не акушерка, тем более не собачья акушерка.
А собаку трясло всё сильнее, казалось, всё: сейчас умрёт или лопнет от напряжения. Решился, позвонил. Трубку долго не брали, наконец откликнулся сонный тенорок Аркадия. Михаил Денисович затараторил, запричитал.
– Так. Прекратите панику. Берите ножницы или нож и проткните то, что там у неё торчит. Стойте, стойте. Первое детское место скормите сучке, потом следующие – в ведро, – чётко объяснил Аркадий. – Ясно? В ведро!
– Ясно. Всё ясно. Но вдруг это какой-то орган?
– Сами вы орган, – вежливо, на «вы», послал его ветеринар. – Ну, прорвите руками. Ладно. Запомните самое главное – больше мне не звоните… пи-пи-пи…
– Спасибо… Э-э-э…
Лора лежала почти на спине. Из неё сочилось что-то тёмное.
«Биллиардный шар» увеличился до размера детского мячика. Ультразвук не прекращался. И хоть говорят, что у собак болевой порог ниже, что им не так больно, как человеку, было видно, что ей очень плохо. Михаил Денисович сначала потрогал пальцем кровавый «мячик»… Ну как прорвать? Аркадий не объяснил. Решился.
Остановил дыхание и хватил ножом сверху вниз…
– И-и-и… и-и-и… пр-р-р-р…
Из Лоры хлынула жидкость, но щенка не вышло. Пришлось ухватить пальцами нечто завёрнутое в непрозрачную плотную оболочку и тянуть из собаки… потом осторожно ножницами вскрыть «упаковку»… и вот он! Готовый щен: чёрный, лобастый, мордатый, но безглазый, беззвучно приоткрывал рот на ладонях у Михаила Денисовича. Лорка с не меньшим, чем хозяин, интересом разглядывала это чудо то правым, то левым глазом. Пуповина – такая тонкая трубочка, ещё соединяла щенка с тем, что вместе с ним вывалилось из материнской утробы.
– Вероятно, это и называется «детское место», – пробурчал Михаил Денисович и чикнул в паре сантиметров от пузика ножницами. Лора немедленно пожрала это, потом в каком-то сомнамбулическом состоянии вылизала всю прихожую. После этого принялась облизывать щенка, да так интенсивно, что Михаил Денисович забеспокоился: не сожрала бы ненароком.
Было шесть часов утра. Свершилось. Разбуженная Танюшка выдала участникам родов старенькое байковое одеяльце, кучу чистеньких тряпочек (запасливая), стопку старых газет и захлопнула дверь спальни – ушла досыпать.
Лора явно беспокоилась. Щенок тоже чего-то топырщился.
Пришлось опять набрать заветный номер.
– Я так и знал, что поспать не дадите, – откликнулся Аркадий и, не дослушав начинающего акушера, заругался: – Вы что, не соображаете? Загубите щенка! Немедленно сосок ему в рот… сосательный рефлекс… отторжение… Стойте, стойте. Помните, что самое главное?
– Что?
– Ни в коем случае не звони мне больше, – переходя на «ты», закончил Аркадий.
Щенок, который оказался кобельком (имел различимые половые признаки в виде двух крохотных шариков под хвостиком), так вцепился в сосок, что Лора аж ойкнула.
Напряжение спало. Что дальше? Посмотрели друг на друга. Никто не знал, что дальше. Мамаша снова занялась вылизыванием первенца, а новоиспеченный «ветеринар» завалился. Уснул. Снился ему то ли Курт Евгеньевич, то ли Аркадий, который грозно хмурился и грозил пальцем, потом оказалось, что это Обер Тайх…
Часа через три Михаила Денисовича разбудил знакомый уже ультразвук. Лора смотрела на него невидящим, направленным внутрь себя взглядом и колотилась с уже знакомой мелкой амплитудой. Как ни уговаривал её Михаил Денисович лечь к двери и рожать самостоятельно, она категорически отказывалась, стояла и плакала. Пришлось опять рожать вместе: дружно «тужиться», задрав ноги на дверь, потом колдовать с прокалыванием, отрезанием, отниманием детского места у Лорки, так как она имела серьёзные намерения опять всё пожрать, но наставления Аркадия были строго выполнены. И это всё происходило уже под ехидные комментарии Танюшки и среднего сына Витеньки, которые уже не спали, но и помощи от них – никакой. Слава богу, младший сын был отпущен «с ночевой» в гости к старшему, жившему уже своей семьёй, если бы ещё и эти эмоциональные отпрыски были дома… ужас… Лорка бы не разродилась. Второй чудный щенок занял место на одеяльце у материнской «груди» рядом с первым, это была прелестная толстопузая девочка.
Весь день «роженики» рожали. С короткими перерывами на сон и обед, один только разочек осторожненько спускались с пятого этажа во двор оправиться и пулей назад к своим выстраданным сокровищам.
– Когда это кончится? – законно интересовалась Танюшка, подбирая кровавые ошмётки газет и тряпок после очередных родов.
Лорка виновато поводила из стороны в сторону хвостом, а Михаил Денисович, который справедливо считал себя самым замученным, вообще молча валился на диван.
Когда около четырёх часов дня начались очередные схватки, Лорку сосали как заведённые уже четыре живых комочка, к первому кобельку прибавились три сестрички. И вот появился пятый – кобелёк-«лобастик». Михаил Денисович, даже не заглядывая под хвостик, понял, что это кобелёк. Выполнили стандартную процедуру обрезания, облизывания и уборки. Лорка осторожно опустилась на свою родовую байку, доверяя партнёру прицепить нового «клещика» к соску – не тут-то было… Не срасталось… Новорожденный категорически отказывался сосать.
– Пи-и-и-и-и… пи-и-и-и-и… – запела трубка.
– Аркадий, пожалуйста, извини, но вот такое дело… – ласковым-преласковым голосом попросил помощи Михаил Денисович.
– В ведро, – прервал его ветеринар, – сосательного рефлекса нет, ничего тут не сделаешь, природа иногда так шутит.
– Как это в ведро? Как это ничего? Жалко – кобелёк… – заканючил Михаил Денисович.
– Отчего же, можете полюбоваться, как он мучается и погибает от голода. В ведро! Я сказал! – отрезал ветеринар.
Минут пять Михаил Денисович «любовался» один. Ёщё минут пять – вместе с Танюшкой. Зрелище было печальным: на фоне четырёх насосавшихся чёрных лоснящихся пиявок угасал, усыхал прямо на глазах, пятый. Шёрстка его высыхала как-то комочками, и лежал он в сторонке, чужой сразу стал… Решили кормить насильственно – пробовали брызгать Лоркино молоко в засыхающий ротик из пипетки, совали на пальце – всё было тщетно.
Рефлекса не было. Наверное, Аркадий прав, он ведь многоопытен, всего насмотрелся. Жесток мир млекопитающих.
– Не миновать тебе ведра… – вслух прошептал Михаил Денисович.
«Так. Ясно. Сосательного рефлекса нет, и это означает – смерть! Но щенок живой пока, потому что есть другое что-то. Что есть? Щенок родился, и он дышит. Так, значит, имеется рефлекс дыхательный, – размышлял Михаил Денисович, согревая в ладонях жалкое тельце, пытаясь сохранить угасающую искорку жизни. – Придавлю сейчас посильнее, и нет её – искорки». Михаил Денисович закрыл пальцем крохотные дырочки носика – щенок задёргался, пытаясь вдохнуть. Отпустил. Зажал. Отпустил. Снова зажал – «садюга». Дыхательный рефлекс работал исправно. Михаил Денисович отодрал и отодвинул в сторону копошащуюся кучку благополучных Лоркиных отпрысков, выбрал самый «вкусный», самый обильный сосок, поместил его в горячий сухой ротик щенка, и прикрыл носик. Дыхательный рефлекс сработал: щенок вдохнул в лёгкие вместо воздуха молоко. Всё его «тщедушество» затряс страшный кашель, полетели брызги, начались настоящие судороги.
– Нет, дорогой, нет, ты ещё не в ведре. Это молочко называется.
Это жизнь твоя, практически, называется, – пришептывал «спасатель».
Кашель утих. Щенок продолжал дышать, то есть дыхательный рефлекс продолжал работать. Однако сосать вновь вставленный сосок он не спешил – дышал себе носиком. Михаил Денисович повторил эксперимент. Однако теперь он не давал молоку попасть в щенячьи лёгкие: он играл на носике как на флейте, отпуская порцию воздуха только в последний момент. Запутывал эти самые рефлексы. Теперь вопрос стоял так: либо заработает сосательный, либо исчезнет дыхательный. Кто кого? Опять был кашель и судороги. Опять жизнь щенка болталась где-то рядом с тельцем, но недаром на Руси всё хорошее часто случается с третьего раза… Михаил Денисович не сразу даже и заметил, что сосок уже не нужно удерживать в щенячьем ротике, он уже не выталкивался, не извергался вместе с молоком, он уже занял положенное ему место, и первые неуверенные движения горлышка указывали на возможное поступление молока туда, куда положено – в желудочек!
