помочь в прохождении испытания.
Внезапно сцена погрузилась во мрак.
Когда свет снова зажёгся, перед зрителями предстал мрачный подвал – самое тёмное место больницы, её сердце.
Это важное место и его нужно запомнить.
И обязательно сходить туда.
Я записывал все интересные моменты, раз достал листок и карандаш.
А пока атмосфера мгновенно стала гнетущей, воздух словно сгустился.
На сцене появились несколько докторов в окровавленных халатах, измученный Этьен, привязанный к странному устройству, и бледная Мари-Анн, стоящая в стороне с выражением ужаса на лице.
– Что там, Мари? – спрашивал каждый раз Франсуа.
– Пока ничего нет, – каждый раз коротко отвечала та.
Франсуа вышел вперёд и осмотрел мальчика:
– Тогда давай чуть-чуть поднимем напряжение.
Сцена замерла, все актёры и зрители затаили дыхание, кроме одного доктора, который повернулся к зрителям и заманчиво произнёс:
– Приведите экзорциста…
И тут я задумался: кого привести?
Ведь моя роль в этом испытании – экзорцист.
Мне было интересно, кто именно выйдет на сцену и то, как тот будет выглядеть.
Однако появилась ценная подсказка:
[В течение десяти секунд на место актера можете выйти вы. Если этого не сделать, то выйдет актёр и пьеса продолжиться.]
Довольно странное предложение.
Я никогда не был актёром, но мне было всё равно на мои посредственные актёрские навыки.
Ведь всё, что мне нужно, это награды.
Моё сердце забилось быстрее.
Возможно, награды будут зависеть от определенных действий на сцене.
Это была ещё одна «секретка», о которой нам не говорили.
Я боялся только из-за одного. Нас предупреждали оставаться на местах, но разве правила не нужны, чтобы их нарушать?
Когда медленно поднялся, Дая среагировала мгновенно, схватив меня за руку, пытаясь остановить:
– Что ты делаешь? Сядь на место.
В её глазах отражались пугающие мысли: Опять его выходки! Что он задумал на этот раз?
Не только она.
Айгуль и Артём тоже напряглись. У них уже сложилось полное понимания меня. Что самую большую опасность для их жизни представляют не монстры в данже, а лидер, который ведёт их в самые гущу.
Они были готовы вмешаться и, если нужно, удержать меня силой.
– Успокойтесь, всё хорошо.
По их молчаливым лицам было понятно, что они не верят ни единому моему слову. Вот же надоедливые...
– Просто доверьтесь мне.
– Но зачем ты идёшь? – не понимала Дая.
– Разве они не меня зовут? Ведь я, – указал я на себя большим пальцем, – экзорцист!
Её хватка ослабла, и я свободно прошёл между рядами.
Странно, что больше никто не возмущался. Другие зрители словно меня не замечали. В некоторой степени это было довольно жутко: они сами казались загипнотизированными.
Какой же странный театр.
С каждым шагом к сцене реальность вокруг менялась. Зрительный зал растворялся, уступая место мрачным коридорам.
Я будто шёл по подвалу в сторону злосчастной комнаты. Даже запах изменился – я начал чувствовать сырость вперемешку с антисептиком.
Когда я ступил на сцену, то оказался внутри экспериментальной лаборатории. Марионетки-актеры теперь казались живыми людьми, их стеклянные глаза наполнились эмоциями – у кого-то было безумие, у кого-то боль, а у кого-то отвращение.
Доктор Франсуа повернулся ко мне, его губы растянулись в жуткой улыбке.
– А, вот и наш экзорцист. Извините, что вызываем вас так поздно.
У меня не было сценария, поэтому я решил говорить то, что думаю.
– Ничего страшного. Всё же это моя работа.
Франсуа улыбнулся такому профессионализму. Нигде не любили нытиков.
– Тогда приступим к работе.
Мне быстро объяснили, что я должен нарисовать Печать Души.
Ни как она выглядела, ни как она работала, мне было неизвестно.
И как тут действовать?
Франсуа был крайне нетерпелив даже при малейшем промедлении:
– Почему так долго?
– Всё в порядке. Просто вспоминал, что нам нужно.
Саму печать нужно было рисовать маркером на груди Этьена.
Он оставался в сознании и смотрел на меня печальным взглядом, а я пытался напомнить себе: всё вокруг не настоящее, и мне просто нужно сыграть свою роль.
Верно?
Единственной печатью, которую я знал, была Печать Мученика.
Это защитное заклинание, которое отгоняет потустороннюю нечисть.
Таким образом, я в какой-то степени защищал мальчика.
– Чуть-чуть потерпи, – сказал я, взял маркер и аккуратно нарисовал по памяти ту самую печать.
С каждым штрихом чувствовал, как сила течёт через меня, пульсируя в кончиках пальцев.
Когда последняя линия была завершена, вспыхнуло сообщение:
[Печать Мученика достигла 3 уровня.]
Серьёзно? Навык повысился на один уровень?
Я не скажу, что не рад, очень рад.
Только обстановка была слишком напряжённой, чтобы искренне радоваться, особенно когда меня насильно отвели на пару шагов назад и снова сделали зрителем.
Со стороны я посмотрел на грудь мальчика.
Там была совсем другая печать – намного сложнее и ужаснее, чем всё, что я видел до этого.
Чёрт, это не помогло.
А хотелось хоть как-то изменить сценарий истории.
Повисла тишина. Печать активировалась, нарушив её.
Этьен, привязанный к устройству, начал кричать.
Только голос изменился: он стал мужским и гневным, будто другое существо говорило его устами на совершенно неизвестном языке.
Ё-моё… Так это сцена, где открываются врата в Ад?
Меня держали с двух сторон, но я стоял спокойно, пытаясь запомнить каждое мгновение этого события.
Из груди мальчика начал вырываться синий огонь.
Пол, стены и потолок начали трескаться, выпуская клубы чёрного дыма.
Нет, это давно перестало быть обычным экспериментом по изучению души.
Здесь разворачивалась настоящая трагедия, угрожающая не одному человеку, не десяти, а всему человечеству.
Тогда ощутил небольшой трепет.
Не скажу, что всё вокруг пугало до чёртиков или до белой горячки.
Нет. Такого не было.
На стене напротив начали формироваться врата: чёрные, перемешанные с красным цветом. Людские души были переплетены с демонами.
Это врата в Ад?
Глупая мысль, но хотелось подойти и лично открыть их.
Однако ноги не слушались, словно всё находилось под контролем другого человека.
Всплыло тревожное сообщение:
[Временно все навыки блокируются.]
Стало тревожно, ведь без
