не отрывая взгляда от листа, по которому быстро веду ручкой, после чего в кабинете воцаряется тишина.
Вот все жалуются, что у врачей почерк ужасный, а как ему таким не быть, когда к концу дня рука отваливается от писанины? Хотя я стараюсь заполнять все бумаги разборчиво, чтобы не нарваться на очередной вопль начальства. Ну, не каллиграфия, конечно, но по крайней мере можно понять, о чём речь.
Закончив с протоколом, начинаю переносить дубль в операционный журнал, который тоже захватила с собой. Руку уже сводит, поэтому на секунду расправляю пальцы и осторожно поднимаю глаза от документов.
Добрынин сидит прямо напротив меня и тоже что-то строчит. Замираю ненадолго, исподтишка разглядывая мужчину. Если бы не знала, какой он паразит, наверное, по-другому воспринимала бы — стоит признать, что внешность у него удивительная. Никакой слащавости, резкие черты лица, но при этом складывающиеся в удивительно гармоничную общую картину. Где-то я даже видела похожее лицо, на какой-то из картин в галерее…
Задумавшись, не сразу понимаю, что начальник уже давно оторвался от бумаг и смотрит прямо на меня.
— Нравлюсь? — вдруг звучит наглый вопрос, мужчина откидывается на спинку кресла, но я не обращаю внимания, потому что в голове всплывает чёткая картинка.
— Ну конечно! — улыбаюсь, довольная, что вспомнила.
— Ч-что?
— Врубель! — говорю победно. — «Демон» Врубеля!
— Анна Николаевна, с вами всё в порядке?
Я, наконец, фокусирую взгляд на растерянном Добрынине.
— Вы что-то спросили?
— Да, то есть… нет. Вы дописали? — сводит брови к переносице.
— Почти, — перевожу взгляд на бумаги, и тут распахивается дверь.
— Ник, — в кабинет вплывает заведующая гинекологией, — пообедаем?
— Здравствуйте, Маргарита Владимировна. Никита Сергеевич, я допишу протокол и принесу вам на подпись, — молниеносно собираю все бумаги со стола, и Добрынин не успевает меня остановить.
Дежурство идёт своим чередом, точнее, бежит — я не замечаю, как наступает ночь, и отделение замирает. Ну, не совсем, конечно, но всё-таки становится потише. Отойдя от поста медсестры, где проверяла утренние назначения, тру лицо руками и решаю прилечь хоть на полчаса — в ординаторской есть крошечный диванчик.
В кабинете прохладно, но я настолько вымоталась, что не обращаю внимания на неудобства и отключаюсь. Видимо, из-за усталости мне даже снится, что я сплю! Только, естественно, дома, в своей кровати, с котом, который кладёт лапу мне на лицо — есть у него такая дурацкая привычка.
— Дарси, отстань, дай поспать, — бормочу сквозь дрёму, — еда у тебя в миске!
Мистер Дарси как-то странно фыркает, совсем по-человечески вздыхает и убирает лапу. А мне становится тепло, и я окончательно проваливаюсь в сон.
__
* ургентный — требующий неотложной помощи в кратчайшие сроки.
мистер Дарси)))
— Анна Николаевна, с вами хочет поговорить пациент из восьмой палаты, — меня догоняет медсестра.
День в самом разгаре, утренняя пятиминутка давно закончилась, как и обход, а я, естественно, никак не могу уйти, хотя дежурство подошло к концу ещё несколько часов назад.
— Спасибо, Марина, сейчас зайду, — отвечаю рассеянно, перебирая на ходу пальцами уголки историй болезней. До сих пор не могу отделаться от мыслей об одной странности.
Незапланированный сон в ординаторской был, конечно, коротким — меня быстро разбудили, когда по скорой поступил очередной пациент. Вот только проснувшись, я обнаружила, что укрыта сразу двумя медицинскими халатами. И если один был вполне объясним — я могла, замёрзнув, во сне стянуть его со спинки дивана, то второму совершенно неоткуда было взяться.
— Добрый день, Герман Эдуардович, — выкидывая из головы всякую чертовщину, захожу к пожилому мужчине, которому вчера выполняла стентирование. — Мне передали, что вы хотите меня видеть?
— Голубушка, мне очень неловко, — начинает он, и я улыбаюсь, услышав это обращение, — но я не помню вашего имени…
— Меня зовут Анна Николаевна, я вчера проводила операцию.
— Ну, это-то я помню, не настолько уж я плох, — отпускает смешок Герман Эдуардович, — Анна Николаевна, можете ли вы выписать меня сегодня?
— Сегодня? — поднимаю брови, подходя ближе, и хмурюсь, открывая историю болезни.
— Аннушка, понимаете… Могу я звать вас Аннушкой? — старик улыбается. — Так звали мою жену, мне будет очень приятно, если вы позволите…
— Конечно, Герман Эдуардович, но я бы попросила вас не торопиться с выпиской. Да, действительно, после стентирования мы не держим в больнице долго, но хотя бы пару дней вам нужно побыть под наблюдением.
Мужчина хмурится, но молчит.
— Я вам объясню, дело в том, что нам нужно убедиться в нормальной реакции вашего организма на…
— Ой, попрошу вас, говорите кратко! — слабая улыбка появляется на его лице, и он продолжает: — Я стар, мадмуазель, и от речей устал!
— И не терплю от барышень нотаций, — договариваю невольно и улыбаюсь.
Я совсем недавно пересматривала «Гусарскую балладу» и помню сцену Шурочки с Кутузовым.
— Ну надо же! — в глазах моего собеседника появляется интерес. — Не ожидал.
— Герман Эдуардович, — возвращаюсь к нашему разговору, — вы, конечно, можете написать отказ от госпитализации, и всё же я очень прошу вас этого не делать.
— Ну что ж, Аннушка, только ради вас, — старик откидывается на подушки, я вижу, что он… ну не то чтобы расстроен, но как-то погрустнел, и мне становится его жалко.
— Вас дома кто-то ждёт? Я бы не хотела, чтобы вы остались без наблюдения. Если вас встретят, то, может быть…
— Нет, Аннушка, — он говорит спокойно, — я живу один.
Я замолкаю, становится неловко. Наверное, его жена умерла, но неужели ни детей, ни родни? Вдруг чувствую родство с этим почти незнакомым мне человеком. У меня есть подруги, но у них всё равно своя жизнь — у Маруськи сын, Мари теперь замужем — мы буквально неделю назад отпраздновали их с Ильёй свадьбу.
— Герман Эдуардович, а давайте, я вас провожу? — произношу внезапно, и мне тут же становится не по себе. Кто я ему, зачем вообще полезла, наверняка это выглядит подозрительно. — Извините, — иду на попятный, — не знаю, почему я…
— На самом деле мне это будет очень приятно, — мужчина выглядит удивлённым и довольным одновременно, — но только зачем же вам тратить своё время?
— Вы ведь мой пациент, я несу за вас ответственность, — смущённо улыбаюсь.
— И вы меня выпишете побыстрее? — он слегка пожимает плечами. — Не люблю я больницы.
— Только не сегодня, хорошо? Завтра! — говорю, пролистывая его историю болезни. — Прямо с утра. Сейчас я сменюсь с дежурства, а на следующий день приеду за вами и выписку оформлю!
— Ну что ж, договорились, Аннушка, — Герман Эдуардович смотрит на меня с улыбкой. — Но только тогда в
