лиц, благо, моя команда осталась мне верна. Перевести деньги на оффшорный счет. Идут года, а мир до сих пор не придумал сценария действеннее, чем путь графа Монте-Кристо.
Удалось по поддельным документам вылететь в Израиль. Мое лицо было настолько обезображено огнем, что у таможни лишних вопросов не осталось. Да и деньги затыкают рты кому угодно.
На ту сумму, что я заплатил топовому пластическому хирургу, можно было превратить в моделей «Виктории Сикрет» всех без исключения женщин Киева. Но за меньшее никто бы не стал рисковать своей репутацией.
Восстановление было долгим. Я не сошел с ума только потому, что хватило мозгов не захлебываться в своем горе и не сожрать холодное блюдо раскаленным. Как и оплатить курс у лучшего мозгоправа. К сожалению, перенастроить мои мозги так, чтобы я отказался от мести, ему не удалось.
До сих пор я не чувствовал правой стороны лба у виска — огонь каким-то образом задел лицевой нерв. Точно такое же было с моим сердцем: оно не пылало местью. Оно было скованно холодом, который не оставлял никакого шанса никому. Даже тем, кто был косвенно во всем этом завязан.
Три года военной подготовки. Такая программа либо сломает, либо сделает самым сильным. Я уже был сломлен, потеряв близких. Второго раза быть не могло. Выстоял. Вышел с таким набором смертельных знаний и без жалости к врагам, что иногда самому становилось не по себе.
Новое лицо. Новые документы. Новая жизнь.
Я мог бы инвестировать в технологии и недвижимость — деньги на моих счетах только прибавлялись. Но этим занимался финансист.
Чтобы подобраться к Беляеву, я должен стать никем. Никем в его понимании. Потому, как храбрые солдаты, прошедшие подобную подготовку и войны, всегда были в моей системе иерархии наравне со мной.
У меня остались верные люди в столице. Именно поэтому внесли в базу данных топового охранного агентства под новым именем. Многоуровневая проверка отклонений не показала, и таким образом приблизиться к Беляеву не составило труда.
Поначалу я хотел забрать его сына. Он и отправил этого пиздюка куда подальше. Как потом оказалось, вовсе не ради его безопасности. Маргинал-бисексуал никак не вписывался в систему ценностей бывшего криминального авторитета Беляева.
А вот его дочь… Видать, Белому уже было нечего терять, раз решил поставить избалованную сучку наследницей всего своего дела.
Не успеет. Я убью его первым. Как бы ни хотелось вспороть девчонке глотку на его глазах — я никогда на это не пойду. Решу на месте, как же свершить свою месть, да так, чтобы сердце наконец обрело покой…
Тагир
— Попробуйте мой пирог, — улыбается жена Белого, и тут же затыкается, наткнувшись на его хмурый взгляд. — Простите. Не буду мешать. Моя дочь сейчас спустится…
— Да перед кем ты отчитываешься, а, мам?
Она спускается с витой лестницы, гордо задрав голову. Красивое, но злобное видение. Хотя особой красоты я не вижу. Миловидная, ухоженная мажорка с хорошим телом. «Факбл», как сказал бы мой друг Зима.
Желтое платье, явно дизайнерское, волосы завиты в кудри, в руках «Луи Виттон» и айфон последней модели. В ее лице предвкушение забавы. Глаза горят нехорошим блеском. То, что это не пай-девочка, а сука в супер-обложке, я понял еще вчера.
— Мам, — едва не бьет по руке Эльвиру Беляеву дочурка, — ты ничего не попутала? С каких пор челядь ест с нами за столом? Пап?
— Юлия, — предупреждающе произносит Белый. — Чтобы я не слышал ничего подобного. Тагир допьет свой кофе, и тогда поедете…
— Не допьет. Или пусть хоть упьется — я ждать не буду. У меня лекции. Тигра, за мной.
Отставляю чашку в сторону, снисходительно веду рукой, чтобы побагровевший Беляев не начал учить дочь манерам.
Со мной он вежлив, потому что я так себя поставил. Но в нормальной семье снобка не вырастет. Это значит, что здесь в порядке вещей грубость к прислуге. И похоже, к собственной жене — тоже.
— Доброе утро, Юлия. — смотрю с легкой насмешкой в надменное девичье лицо. — Вижу, вы не запомнили. Мое имя — Тагир.
— Твоё имя — Тигра! — щёлкает пальцами мажорка. — Прогрей спорткар, живо! И слушай и запоминай. Я люблю слушать Моргенштерна. И Тимати. Я люблю, когда в салоне запах «Киллиан». Когда не дышат при мне и не чихают. Тем более, не разговаривают…
— Ваш автомобиль готов. Уже можем ехать.
— Какой из? — загораются глаза Юлии. — Надеюсь, «Тесла»?
Киваю. Но уже знаю, к чему было это уточнение.
— Не хочу его. «Панамеру» готовь.
— Юля, — отец выходит из себя. — Если ты не прекратишь, будешь ходить пешком. В сопровождении Тагира. А вы не слушайте. Ваша задача — её безопасность, а не капризы. Поэтому все подобные заявления можете подавлять.
Вижу, как щеки девушки заливает гневным румянцем. Такого она не ожидала. Полный бессильный ярости взгляд — на отца, такой же — на застывшую мать, не рискующую вмешаться. А потом в меня буквально летит залп ненависти и обещания расправы из светло-зеленых глаз.
Если бы отец не попустил дочь при мне, ей бы быстро надоело по-детски троллить меня. Но такая не простит своего унижения перед посторонними. Еще и теми, кто, по ее мнению, ниже по статусу.
Месяц, пока я соберу всю информацию о семье Белого и решу, как именно нанести удар, станут для меня веселыми. Юля будет из кожи вон лезть, чтобы вывести из себя и, что вероятно — подставить.
Глупая птичка, которой я сверну шею в один жест при желании. Ты даешь мне прекрасный повод задеть и тебя отголосками возмездия.
— Пойдем, Ти… Та-ги-р, — дрожащим от ярости голосом произносит наследница Белого, в бессильной злости глядя на отца — мол, доволен?
— Спасибо за кофе и пирог, Эльвира Антоновна, — выхожу за Юлей.
От нее прямо пышет яростью. Открываю дверцу автомобиля. Девчонка садится и поднимает голову, глядя на меня. В глазах ненависть и слезы унижения. Она о последних и не догадывается.
В прошлой жизни я бы не смотрел на нее так, с превосходством и самодовольством. Я бы постарался ее успокоить. Наладить контакт. Но нет, я с дочерью врага церемониться не буду. Пусть хоть в истерике бьется и пытается выйти в окно.
— Доволен собой, да? — она не умеет сдерживать свои эмоции. — Я тебя уничтожу, Тигра. Отец порежет тебя на ремни. А я буду за этим наблюдать. Я даже сторис сниму. Никто не смеет так себя вести…
— Если мне не изменяет память, Юлия, вы опаздываете на лекции. Пристегните
