class="p1">От новых впечатлений кружится голова. Не в силах сдержать бьющиеся через край эмоции, я импульсивно висну на шее у Макса и осыпаю его красивое лицо благодарными поцелуями. Он мои бурные чувства расценивает по-своему, и на обратном пути заезжает в уединенное место, глушит мотор и сдвинув сиденье назад, усаживает меня сверху со словами: «А вот теперь благодари по-настоящему». Само собой, в долгу я не остаюсь. Мы занимаемся разными непристойностями прямо в машине, а потом с не меньшим энтузиазмом и самоотдачей продолжаем дома.
Дальше по составленной Максом программе: Олимпийский парк, Орлиные скалы и Сочинский художественный музей, где я с умным видом следую по выставочным залам за своим увлеченным спутником. Я ничегошеньки не смыслю в художественном искусстве и фотографии, но с удовольствием наблюдаю за оживленным лицом Макса и его горящими глазами.
В предпоследний день, уговариваю Красавина заглянуть в ботанический сад, от которого я прихожу в неимоверный экстаз. Макс тенью следует за мной по пятам и, пока я нарезаю круги возле каждого растения, снимает меня на камеру, спонтанно устроив обещанную фотосессию. Это единственный день из всех, когда он берет с собой свой рабочий реквизит. Я бы предпочла увидеть свои снимки с пляжа, но он без объяснений причин выбрал именно это место.
После обеда мы едем в Абхазию на знаменитое озеро Рица и остаемся там на ночь, сняв крошечный номер в гостевом мотеле с удобной кроватью, на которой нам так и не удается уснуть. Соседям, вероятно, тоже, так как слышимость в номерах запредельная, а мы оба довольно громкие в проявлении хм-м… бурных эмоций.
В последнее утро отпуска Максим арендует яхту, которой управляет сам, удивив меня наличием международных прав. Вылет поздно вечером, но я заранее начинаю грустить. Прихваченная с собой бутылка шампанского, купание в открытом море и жаркий секс на верхней палубе немного скрашивают упадническое настроение, но к моменту сбора чемоданов я не могу сдержать слез.
Меня не покидает тягостное ощущение, что как только мы уедем из этого райского места, все непременно изменится и далеко не в лучшую сторону. Макс смеется над моими страхами, уверяя, что это не последнее наше путешествие, обещает отвезти в Европу и тропические страны, как только я решу вопрос с документами. Мне до безумия сильно хочется ему верить, но внутренняя тревога разрастается как снежный ком, отравляя яркие и незабываемые впечатления от проведенного вместе отпуска.
По дороге в аэропорт я подавленно молчу, Макс сосредоточенно зависает в телефоне, в окна такси хлещет теплый летний дождь. Я где-то слышала, что дождь в дорогу — хорошая примета. Вот и проверим.
Пока мы стоим в очереди на регистрацию, мне неожиданно звонит мама — впервые с тех пор, как я сбежала из дома, взяв с собой только одну сумку с вещами. Прошло немногим больше недели, и за это время она ни разу не попыталась со мной связаться. Что это, если не полное безразличие? Она могла хотя бы поблагодарить за дважды отправленные на ее карту небольшие суммы. Последний перевод я сделала позавчера и наивно ждала до глубокой ночи, что мама напишет или позвонит. Обидно до слез, что это случилось только двое суток спустя.
Оставив Максима в очереди, отхожу в сторону. Понятия не имею, чего ждать от этого звонка, но заранее готовлюсь к худшему.
— Да, мам, — набравшись смелости, отвечаю я.
На другом конце раздаётся то ли задушенный плачь, то ли всхлип. Сердце обрывается от беспокойства. В голову лезут мысли одна страшнее другой.
— Что случилось? Не молчи, мам! — умоляю дрожащим голосом.
— Ничего не случилось, Варенька. Я звоню, чтобы попросить прощения. Я так перед тобой виновата, — плачет она в трубку.
Варенька? Виновата передо мной? Не верю своим ушам, надо что-то сказать, но слова застревают в горле.
— Не знаю, что за бес в меня вселился, но я все осознала. Хорошие люди открыли глаза на то, во что я превратилась. Я какое-то время побуду у них. Тут так хорошо, Варь. Я словно заново родилась. Спасибо тебе за деньги, но больше не переводи. Мне здесь всего хватает …
— Подожди, мам, — перебиваю я, чувствуя, как тревога сковывает горло. — Где ты? Какие люди? Ты, что, продала нашу квартиру?
— Господь с тобой, Варенька. Квартира полностью в твоем распоряжении. Мне помогли навести там порядок и сделать небольшой косметический ремонт. Пожалуйста, возвращайся, — незнакомым смиренным голосом вещает мама.
Черт, она точно в секту загремела.
— Скажи, где ты? Я за тобой приеду! — в панике кричу в трубку.
— Не надо за мной приезжать, я в хороших руках. Со мной порядочные благочестивые люди, они указали мне путь исцеления, и я клянусь тебе, что больше с него не сверну. На меня сошла божья благодать, милая.
Господи, что за бред она несет? Мама никогда не была верующей, не знает ни одной молитвы. После бабушкиной смерти, она продала все старинные иконы, что та сохранила еще от своей прабабки, а вырученные деньги потратила на свои попойки с дружками-алкашами.
— Мам, скажи по-человечески, где ты!
— В центре восстановления при храме. Тут много таких же, сбившихся с пути, как я.
— При каком еще храме?
— Православном, Варя, — мягко и спокойно отзывается мама. В сложившейся ситуации утешает только одно — она не пьяная и говорит вполне внятно. — Мне нужно побыть здесь несколько месяцев, может, полгода. Потом я вернусь, найду работу, и мы с тобой заживем…
— Котенок, давай быстрее, наша очередь, — рядом словно из-под земли появляется Макс и тянет меня за локоть к стойке регистрации.
— Мам, я потом перезвоню. У меня рейс.
— Рейс? Ты куда-то летишь? — обеспокоенно интересуется мать.
Я в шоке и полном раздрае. Когда в последний раз она тревожилась обо мне?
— Домой. Я все тебе расскажу, когда вернусь.
— Я буду ждать, доченька, — снова всхлипывает в трубку мама. — Прости меня, милая.
— Все в порядке. Я не обижаюсь. Береги себя, — закончив вызов, в прострации смотрю перед собой.
Максим передает регистратору наши паспорта, сдает багаж и уводит меня в зону вылета. Усадив в кресло перед панорамным окном с видом на взлетные полосы, он закидывает руку на мои плечи и мягко привлекает к себе. Я отчаянно жмусь к нему, напитываясь его теплом и спокойствием.
— Успокоилась? — шепотом спрашивает Макс, положив подбородок в мою макушку.
— Угу, — киваю, звучно шмыгнув носом.
— Кто звонил?
— Мама.
— И чем она тебя так расстроила?
— Несла какую-то галиматью про Бога, хороших людей и храм, где она якобы проходит курс исцеления, — путано объясняю я, снова
