нас поцелуи, так как грозный голос какого-то мужчины уже звал всех строиться.
Прижимая руку с кольцом к груди, смотрела на то, как Тёма занимает место в строю, слушает внушительную речь высокого и очень громкоголосого офицера, а затем вместе со всеми заходит в поезд, лишь успев махнуть нам всем напоследок рукой.
«Через год, на этом же месте» — вне всяких сомнений.
Артём
Наверное, в тысячный раз я открываю галерею, чтобы пересмотреть видео-приветы, которые мне оставляла Оля. Созваниваться, к сожалению, получалось у нас редко, да и разговоры выходили обычно короткими и скомканными, так как меня или Олю могли в любой момент выдернуть, не дав толком поговорить. Разница в часовых поясах тоже играла не в нашу пользу.
Откинувшись спиной на жесткую дерматиновую спинку сиденья в поезде, я ткнул в первое, присланное Олей еще год назад, видео и понеслось…
* * *
— Привет, — робкая улыбка коснулась Олиных губ. Заплаканные глаза, красный нос и покусанные губы вновь вынудили что-то перевернуться за ребрами. — Надеюсь, у тебя там всё хорошо? Тебя не обижают?… Хотя, ты у меня ого-го какой! Наверное, вряд ли, найдется смельчак, который захочет тебя обидеть, — усмехнулась она и опустила взгляд на свои руки. — Прошло уже два дня. Мне жутко тебя не хватает. Прихожу домой, сажусь на диван и туплю в стену. Уже несколько раз звала тебя поужинать, — выпустила она короткий смешок и заглянула в глазок камеры, а вместе с тем и на меня. — Кукуха уже того у меня. Кстати, спасибо тебе за твои толстовки, — Оля расставила руки в стороны, демонстрируя мою толстовку на ней, а затем натянула ворот, спрятав нос. — В них очень удобно плакать, а в длинные рукава сморкаться. Классная вещь, короче. Что ж… — вздохнула она тяжело и часто заморгала, явно сдерживая слёзы. — Это всё ещё я, всё ещё твоя Пшёнка, и я всё ещё люблю тебя и очень жду. Позвони, когда уже можно будет. В любое время. У меня телефон теперь круглые сутки на звуке. Люблю-люблю, — шепнула, поцеловав меня через камеру.
* * *
— Это снова я, — махнула Оля рукой в моей толстовке и обняла Кая, лежащего вместе с ней на диване. Глаза не заплаканы, но в них всё ещё читается печаль, щемящая сердце и душу. — Прошёл уже месяц. Целую твою подушку, пока тебя нет. Вот…, - протянула она, причмокнув губами. — Пару раз с ней даже поругалась. Тебя нет, а ругаться с кем-нибудь хочется, — невольно улыбнулся. — И спасибо, что оставил мне Кая, — уткнулась Оля носом в его шерстяную подушку. — Соседи думают, что это он воет от тоски. Наивные, — злодейский смешок. — Всё ещё твоя, всё ещё люблю и всё ещё скучаю.
* * *
— Привет, — ласковая улыбка на губах, о которых мне остается только мечтать. — А я начала учить армейские песни. Не знаю, зачем, но они будто преследуют меня. Подумываю о том, чтобы научиться разбивать о голову бутылки. Ну, чтобы мы были с тобой на одной волне. Кстати, нашла в нашем городе красивый фонтан. Надеюсь, искупнемся. Очень скучаю, очень люблю, только твоя.
* * *
— Привет, — тихий шепот Оли, но самой ее в кадре нет. я вижу нашу кухню, а затем гостиную, а в ее углу собачью лежанку, которой никогда у Кая не было, зато теперь есть и, похоже, он очень этому рад, судя по тому, как слегка приподнял голову и начал вилять хвостом, увидев приближение Оли. — Кай, покажи, что у тебя? Покажи, мой хороший, — в кадре появляется Олина правая рука, на безымянном пальце которой всё еще находится кольцо, которое я ей оставил. Тонкие пальцы тонут в собачьей шерсти на животе Кая, и через секунду Оля вынимает белый клок шерсти и поворачивает его сонными глазами в кадр. — Знакомься, Прянь, это Герда. Да-да, теперь у нашего Кая есть своя Герда. Представляешь, мы, как обычно, вышли погулять, Кай сделал свои грязные делишки, побегал, а потом просто взял и улёгся в кусты. Я его тянула-тянула из них, чтобы вытащить и увести домой, а он ни в какую. Свернулся, носом себе куда-то в пузо периодически утыкается. Я залезла и сначала подумала, что он кем-то скатанный грязный снежок решил поохранять, а это, оказывается, котёнок. Ну, и в общем, вот, — Оля, наконец, повернула камеру на себя, и от вида ее широкой по-настоящему счастливой улыбки на душе стало тепло и легко. — Наша семья ширится. Прости, что без тебя, Тём. Надеюсь, ты не будешь против Герды? — спросила она, приложив мурчащего котенка к своей щеке. Кай тут же решил облизать и котенка, и теперь уже смеющуюся Олю.
Ещё восемь месяцев, и вылизывать ее, наконец, смогу я.
* * *
— Трям! — в кадре появилась светящееся счастьем Олино лицо. Она красиво жмурилась от яркого солнца, но главным было для меня то, что она улыбалась. В руке её были щипцы для мяса, а в кадре периодически появлялся дым. — Может показаться, что я взяла твою семью в плен. Но тебе не кажется, я действительно взяла их в плен своего обаяния, — подмигнула она игриво, отчего я широкого и совершенно неконтролируемо улыбнулся. — У нас, как ты понимаешь, традиционные Костровские шашлыки.
— Блогерша, ты мне мясо не спали. Ну, или волосы, хотя б, свои, — на заднем плане послышался батин голос, а затем Оля повернула камеру на него.
— Я записываю видео для Тёмы. Скажете пару слов, Михаил Захарович?
— А что тут говорить? — повел батя плечом и, скрывая неловкость, прочесал волосы на затылке. — Сто дней до приказа, Тёмка. Папка соскучился по сыне, так что сегодня будет пить за двоих…
— Мне послышалось или кто-то назвал Тёмино имя? — в кадре появилась Маруся и непонимающе заглянула в телефон в Олиной руке. — Вы звоните ему или…?
— Записываем видео. Передавайте привет, Марина Олеговна.
— Тёмочка! Мы по тебе очень скучаем! — включилась тут же Маруся, явно сдерживая слёзы. Если бы батя не прижал ее к своему боку, то, наверное, дамбу бы прорвало. — Я по привычке готовлю твой любимый салат. Мы тебя очень любим и ждём!
— Я особенно сильно! — появилась Оля снизу.
— И мы! Мы тоже хотим кое-что сказать Артёму!
В кадре появились еще и девчонки, которых батя и Оля взяли на руки, чтобы теперь вся моя семья была видна.
— Привет, Артём! Привет! — кричали девчонки, махая мне руками. Как же они выросли! Изменились, будто повзрослели.
— Мы тебя любим! — куча воздушных поцелуев и последний
