это все!
Лара, даже если и имела что-то против, просто не способна ничего сказать. И не способна сопротивляться. Я не даю ей ни единого шанса.
Ладони уже под подолом, трусики маленькие, блядские тоже, и это бесит! Какого хера нацепила! Какого хера вообще??? Треск – кусок кружева в моей лапе смотрится смешно, а внизу она – гладкая, нежная-нежная! Горячая! Влажная!
Лару дергает, словно током, когда трогаю ее там.
Она словно на мгновение приходит в себя, начинает торопливо и жалобно шептать:
– Лелик… Лелик… Пожалуйста… Пожалуйста…
Что «пожалуйста» она не уточняет: то ли продолжай, то ли тормози.
В любом случае, я тормознуть не способен, не сейчас.
Глажу ее, целую без остановки, трогаю внизу медленно, с нажимом, еще не проникая, но уже настраивая на то, что это прямо скоро произойдет.
Меня словно отрубает от реальности, не соображаю, где мы, кто рядом, да и плевать мне на все. На мир вокруг! Его нет, мира. Есть лишь мы с ней в концентрированном пространстве кайфа.
Вот только мир со мной не согласен.
– Олег… Олег, бля! Олег!
Голос, проникающий снаружи кокона, в котором место только мне и моей беде, мешает, и я, не отрываясь от Лары, раздраженно, по-звериному рычу на мешающий источник голоса.
Обычно этого хватало, чтоб отвалили, но не в этот раз.
– Олег, бля! Олег! Да бля, ну не здесь же!
Что не здесь? Что, блять, не здесь??? Здесь! Сейчас! Прямо сейчас!!!
– Олег!!! Мать твою! Жаров! Олег!
Голос мешает, хочется его унять.
С рычанием отрываюсь от своей добычи, резко разворачиваюсь.
Но тот, кто посмел меня прервать, в курсе моего характера, резво уходит с линии нападения, выставляет перед собой руки.
Фома.
Это он меня прервал, сучара!
– Какого хуя???
Слышу себя со стороны и сам охереваю от звучания. Словно это не я, а какой-то… Пещерный тролль, разбуженный от длительной спячки.
– Олег! Олег, успокойся, я все понимаю, брат… Но не здесь же! Не под камерами! Вас со всех сторон видать! Вези ее к себе и там трахай! Не надо здесь, брат. Меня уволят, нахер!
Я с трудом прихожу в себя. Оглядываюсь. Реально, светло, как днем. И народу полно. Кто-то даже видео снимает!
Моя добыча лежит, чуть сдвинув стройные ножки в этих блядских серебряных сапожках, не пытается привстать даже. И юбка у нее задрана до самого верха… А трусы – у меня в кармане, когда сунул – хер его знает.
Стискиваю зубы, рычу матерно на особо близко подошедших, замечаю в лапах Фомы серебристую сумочку. Наверно, Лары.
– Давай.
Он молча отдает мне сумку, киваю ему и иду к машине. Смотрю на Лару и резко выдыхаю.
Она спит.
Прямо в той позе, в какой я ее оставил, когда выскочил из машины. Сдвинула ножки, безвольно опустила руки, волосы разметала по сиденью. И спит. Тихо и мирно.
Вспоминаю, что надо дышать, аккуратно закрываю дверь, чтоб не разбудить.
– Бля, как ангел спит… – хрипит рядом Фома, и я невольно дергаю верхнюю губу, оскаливаясь. Мне не нравится, что кто-то чужой смотрит на Лару. Она моя.
– Спасибо, Фома, – киваю приятелю и иду к водительскому.
Сажусь, завожу машину и еду.
К себе еду.
– Где мои трусы, Лелик?
Я не обращаю внимания на вопрос, продолжаю методично подтягиваться. Мне еще один подход надо сделать, как раз и нервную трясучку угомоню.
Неосознанно напрягаю сильнее, чем требуется, живот и бицепсы, так, чтоб рельефней смотрелось.
Ощущаю, как взгляд Лары скользит по мокрому от пота телу, прямо физически ощущаю. Ну и стараюсь, ясное дело, чтоб чище все выполнить, чтоб красиво… Эстетично, во!
Пауза затягивается, есть понимание, что Лара увлечена рассматриванием. Ну и хорошо… Очень хорошо.
– Лелик! Ты меня слышишь? Почему я без трусов? Что ты со мной сделал вчера, скотина?
А вот это уже обидно.
Спрыгиваю с турника, вешаю на шею полотенце, медленно вытираюсь…
А потом вскидываю на нее взгляд, получаю уже ставший привычным удар в грудину от того, насколько она красивая. Даже такая вот – помятая, в потерявшем свой блеск и свежесть платье, босая, с размазанной по мордашке косметикой. Красивая до боли. Глаза сверкают, неуступчиво так. И губы красные. И щеки натертые. Накатывают воспоминания, при каких условиях она все это дело натерла, ощущаю, как все внутри напрягается, неосознанно делаю к ней шаг.
И, наверно, на редкость дико смотрюсь, потому что она, вздрогнув, делает шаг назад. И еще один.
Я наступаю, жадно дрожа ноздрями. Хочется ее запах урвать. Побольше. Посильнее. Опять, как вчера. Потому что вчера мало мне было! Мало! Только куснул, не наелся!
Загоняю ее в угол, к стене, упираю ладонь прямо возле лица, наклоняюсь… И вижу, как у нее непроизвольно подрагивают изящные ноздри породистого носика и расширяются зрачки… Она реагирует на меня, бляха! Реагирует! Что вчера, по пьяни, когда немного отпустила тормоза, показала свое истинное лицо, что сегодня… Осознание наполняет чем-то настолько диким, настолько сладким, что все силы уходят на то, чтоб не сократить расстояние между нашими лицами до минимального. Совсем сократить.
– Если бы я с тобой вчера что-то сделал… Принцесса… Ты бы сегодня это почувствовала.
Она завороженно смотрит в глаза мне, сглатывает, пытается усмехнуться, как обычно, высокомерно.
– Это вряд ли… Много о себе думаешь…
– Нет… – я знаю, что это все – маска. Что она, Лара Добровольская, вообще другая. Она вчера мне много чего рассказала. Пусть и по пьяной лавке, но мне хватило. Например, четко понял, почему не подпускала, почему отворачивалась. Просто Лара ненавидит насилие. В любом его проявлении. Было что-то такое в ранней юности… Она не уточнила, что именно, но я поставил себе зарубку. Проясню этот вопрос и вырву ноги тому, кто ее обидел. Для нее, пацифистки и тонкой натуры, тот мой бой на ринге был дикостью. А я – тупым варваром, монстром, любителем бить и забрызгивать кровищей ринг. Она это все мне прояснила как раз, пока я с нее стаскивал сапоги и укладывал спать. В перерывах между приставаниями. Ее приставаниями ко мне, потому что Лара хотела секса. И лепетала что-то о том, что я охренительно пахну, и что я – тот еще монстр и это все неправильно, но хочется… И целуюсь я круто… И еще что-то, такое же приятное любому нормальному мужику. То. Что я изо всех сил старался проматывать в голове и не циклиться на этом всем. А то ведь… Не железный, да.
