давящей пустоты. Густая ароматная пена и шум льющейся воды заполняли гудящую бесплотными мыслями голову. Когда девушка выбралась из ванны, пена уже совсем сошла, а вода остыла.
Завернувшись в халат, Мирра отправилась на кухню. Привычно щелкнула пультом, включая телевизор, и набрала в кофеварку воды. Отыскала в морозящем почти одну только пустоту холодильнике кусок подсохшего сыра и несколько помидоров, в столе — черствый хлеб. Вот и весь завтрак, и то многовато для того, кого от лишней мысли начинает подташнивать.
— Надо бы вечером в супермаркет зайти, — пробормотала Мирра, захлопывая навесной ящик, где кроме пустой пачки от печенья и соли ничего съедобного не было. Даже заварки не было. И кофе заканчивался.
Так продолжалось уже почти год. Иногда дома совсем ничего не оставалось, и тогда она заходила в магазин, порой на второй или третий день, и закупалась так, что приходилось ехать домой на такси, а поднимать все пакеты домой за два раза. И сколь бы ни был велик соблазн купить продуктов только на день два, она знала, что в следующий раз за покупками соберется не скоро. А если купить сразу много, то можно пару недель потом не переживать. Хотя при ее скудном питании продуктов хватало на пару месяцев.
К тому же весь этот год Мирра не обедала на работе. Она никак не могла заставить себя отлучиться от рабочего места надолго. И весь перерыв сидела, будто в трансе, разглядывая свое отражение в мониторе. Девица там с каждым днем становилась все бледнее, а темные круги под глазами были все ярче, скулы — выразительнее.
Налив большую кружку кофе с сахаром, и устроившись на мягком стуле, забравшись на него с ногами, Мирра глянула на часы. Без одной минуты восемь. До работы еще целый час. А идти совсем недалеко.
Едва закончилась заставка новостей, ведущий представился и коротко сообщил о репортажах, составляющих сегодняшний выпуск. В первую очередь напомнили о таинственных похищениях, которые уже целый год терроризируют город, и о том, что нет никаких продвижений в следствии. Уже одиннадцать человек пропали, одиннадцать молодых мужчин. Неизвестно, живы ли они. Нет никаких требований от похитителей, никаких следов, или улик. Не известно даже, кто похищает людей, и сколько всего злоумышленников, хотя частенько это случалось при свидетелях. Пережитый ужас буквально стирал память свидетелей, и никто из них ничего толкового рассказать не мог. Ну не верить же байкам о монстре. Тут ведущий позволил себе короткий смешок, а потом извинился.
Мирра привычно уже при упоминании этого нашумевшего дела, опустила глаза и стала настойчивее жевать безвкусный бутерброд. Ей казалось, что он из бумаги и хотелось выплюнуть его, но в животе настойчиво урчало.
Девушка давно уже заметила, что эти исчезновения совпадают с ночами, наполненными давно уже мучавшими ее кошмарами, с этим одним единственным упорно преследующим ее сном, в котором она умеет летать. И с каждым исчезновением она все больше убеждалась в своей правоте. Может, это какие-то экстрасенсорные способности, и она чувствовала похищение? Считывала какие-нибудь эманации с информационного поля планеты… А подсознание выдает эту информацию в форме кошмарного сна, в котором она умеет летать, и в котором она похищает молодых мужчин. И все время это оказывается не тот, кого она ищет.
Тут она сама себя прервала бормотанием ругательств.
Этот сон приходил к ней все чаще, но он далеко не всегда заканчивался отвращением к себе, как сегодня. Не всегда в ее сне охота проходила успешно, как сегодня… Хотя ведь и сегодня не удачно.
И она опять чертыхнулась.
А значит, если Мирра не обманывается, скоро сообщат об очередном исчезновении, и тогда их будет дюжина. А как же ей хочется ошибиться. Не хочется чувствовать никаких эманаций, пусть даже они приносят блаженство полета и горячность охоты.
Когда она очнулась от тягостных мыслей, на часах уже было без двадцати девять, и чтобы не получить замечание от администратора, а следовательно и штраф, стоило поспешить.
* * *
Первая половина дня прошла точно так же, как и вчера, и позавчера. Кажется, так было всегда. Но нет. Началось это только лишь около года назад, когда к ним в диспетчерскую на службу поступил Максимилиан — сын начальницы. Весь этот год он отработал за соседним столом, и весь этот год Мирра не находила себе места из-за не оставляющих ее в покое чувств, которые окрыляли ее, и сковывали крепче любых оков. Только непрестанные звонки отвлекали ее немного, но отвечая на них, она была рассеяна и часто абоненты оставались недовольны.
Уже год прошел, но Мирра с соседом по столу даже и парой фраз не перебросились. Как были незнакомцами, так и остались. Не было бы удивительно предположить, что он до сих пор не знает её имени. А может он даже не узнает ее при случайной встрече на улице.
Лампочка на телефонном аппарате загорелась красным. Наступил обеденный перерыв. Задвигались и заперекатывались компьютерные кресла, захлопали выдвижные ящики столов. Послышались десятки шагов разом.
— Пойдем в столовую, — послышалось над самым ухом.
Мирра вскинула голову. Ветта. Ее настойчивости можно только позавидовать. Уже почти целый год Мирра отказывается, но она все равно каждый день предлагает.
— Нет, спасибо, — ответила девушка. — Я не хочу. Кофе только куплю.
Она поднялась из-за стола, невольно бросив взгляд на Макса, к которому уже успел присоединиться Серж — его закадычный товарищ, взяла сумку и отправилась следом за дружным строем щебечущих девчонок и редкими парнями. В холле у автомата с кофе она остановилась и принялась отсчитывать монетки за двойной эспрессо.
— Купи хоть бутерброд еще что ли, — крикнула Ветка уже из коридора, ведущего в столовую, — или, если хочешь, я принесу тебе булочек твоих любимых, с корицей.
Она остановилась, сотрудники, спешащие на обед, обходили ее и недовольно ворчали, но она лишь отмахивалась от них, как от назойливых мух.
— Нет, не надо, — сказала Мирра, пытаясь улыбнуться. — Не хочу есть.
— Вот не верю, — отозвалась Светка. — Ты же бледная, как мертвяк, почти прозрачная. Одни глаза остались. Может, хоть компота принести? А блинов не хочешь?
— Не беспокойся обо мне, — Мирра махнула рукой и еще раз улыбнулась, но улыбка вышла кривой, — я не хочу. Правда не хочу.
Она уже давно ничего не хотела, ничего вещественного, и тем более ничего съестного. Она, как и всегда, вспомнила о Максе, который за год даже имени ее не запомнил, и к горлу подкатила тошнота. Именно эта навязчивая тошнота и не позволяла ей нормально обедать, да и ужинать тоже. И
