и сделал открытой ладонью движение, будто нарисовал в воздухе круг. На губах засверкала злорадная усмешка – столько дней в темноте обострили зрение до такой степени, что сейчас в подслеповатом свете он заметил, как в глубине окуляра мелькнул сигнал активации записи. Тогда он повернул руку ребром ладони к камере, вертикально провел вниз и симметрично в стороны – получилась перевернутая буква «Т».
Заложенный во всех арестантских камерах алгоритм обратной связи со следователем. На случай внезапного деятельного раскаяния. В нарушение протокола содержания заключенных, ему не сообщали об этом, когда запирали на Тамту.
Но Кромлех знал – еще со времен руководства Академии, в которой, конечно, тоже были камеры временного заключения: драки между курсантами хоть и были редки, все-таки иногда случались. По алгоритму перевернутая буква «Т» мгновенно активирует канал и передает следующее за ним сообщение точно на интерком адресата.
Не перехватить. Не остановить.
Только глотать пыль, пытаясь угнаться.
Кромлех отчетливо произнес:
– Код два ноль четырнадцать, – он назвал личный почтовый код Теона. – Кодовое слово Антанта. Текст сообщения: Личный архив папка «Согласие» уровень три-Z лаборатории биогенной инженерии Тамту. Пароль доступа «ниоца». Дата создания файла 12 мая текущего года. Архивация 10 августа. Подпись Кромлех Циотан. Привет моим друзьям передавай… Конец сообщения…
Он сделал обратный жест, завершающий запись, расслабленно откинулся на стену и ухмыльнулся.
Сейчас адрес и пароль доступа к секретной части его архива уже ложится на рабочий стол Тиль Теона. Хитрый церианец знает, что с ними делать. Какие игры бы не занимали начальника криминальной полиции в этом деле, здесь и сейчас, он – его, Кромлеха, карающий меч.
Кромлех снова взял в руки бутыль, откупорил крышку и приподняв, чокнулся с невидимым наблюдателем, залпом выпил до дна отравленную жидкость.
– Ну вот и все, – отбросил емкость в угол. – Встретимся в преисподней.
По телу растекалась болезненная немота, судороги усиливались медленно, волна за волной. Отстраненно он слышал, как активизировались механизмы, как кто-то бежал сюда, в его камеру. Возможно, еще надеялись перехватить отправленное сообщение, а может быть – добить быстрее, чтобы не отправил чего-нибудь еще.
Он не хотел, чтобы его запомнили поверженным, испачканном в собственных испражнениях. Слушая грохот открывающихся засовов, слабеющими руками, он стянул с себя арестантскую робу, скрутил ее жгутом, завязав рукава между собой. Свободный конец с трудом закрепил ножкой кровати, придавив собственным весом. Сунул голову в импровизированную петлю и затянул узел. Подобрав под себя ноги, резко опустился на колени.
Рывок назад, боль в горле накрыла вместе с онемением. Тьма вокруг сгустилась, стала осязаемой как масло, пока не поглотила его с головой.
* * *
Ираль не отпускал ее руку от дверей материнских покоев. Прислушивался к шелесту церемониального платья, старался не замечать полыхающие тревогой огни, загорающиеся вокруг землянки.
Лестница в сотню ступеней.
Плато́.
Раскинувшийся на нем шатер.
Он остановился на пороге, у приоткрытого полога. Перевел дыхание и посмотрел на Наталью.
– Сейчас мы перешагнем порог зала трансляции. Это не больно. Это не страшно. Я буду с тобой.
Наталья сглотнула, кивнула с усилием. Фантазия рисовала картины одна другой страшнее. «Публичный брак», «зал трансляций», «варварский обычай предков»… В висках пульсировала догадка, от которой полыхали щеки. Неужели она… они… должны сделать ЭТО на виду у ВСЕХ?
Она смотрела в лицо Ираля, искала хоть тень объяснения того, через что ей придется пройти. Но, кажется, он говорил, что публичный брак сравняет ее в правах с клириканскими женщинами. Она сможет защитить Землю. Дом.
Ираль нашел взглядом начальника третьего отряда, приказал:
– В церемониальный зал никто не должен входить. К шатру никого не подпускать… Хотя я уверен, что в целой галактике сегодня нет для нас безопаснее места, чем этот пятачок под визирами сотен камер и прямой трансляцией на все протектораты.
Наталья икнула.
Ираль покосился на нее и странно усмехнулся, потянул за собой под полог.
Набрав воздуха в грудь, она шагнула за ним, будто в реку с моста прыгнула.
Сизый полумрак, по периметру, под потолком – красные глазки камер. Каждая – за небольшим квадратным щитком. Сейчас прозрачным. В центре – два круглых стула на высоких ножках, напоминающие те, которые Наталья видела на Земле в барах. Столик с фруктами, водой и бокалами.
Ираль сделал приглашающий жест:
– Устраивайся удобнее. Эту ночь мы проведем здесь.
Наталья не шелохнулась. Закусив губу, уточнила:
– Что нам нужно делать?
Ираль уже стянул с плеч китель, бросил его на стул, взял с блюда небольшой плод, отправил в рот.
– Говорить. Угощаться. Снова говорить. Отдыхать.
– А камеры?
– А камеры и вот эти щиты, – он указал на стены шатра, – будут фиксировать наши цвета. И все убедятся, что мы пара, что ты – моя оайли… Дурацкая затея, – он мрачно опустился на стул. – Но мать права в том, что после того, как Грацц узнал о моих планах, это единственное безопасное место для нас.
– Он может нас убить? – Наталья сделала шаг к Иралю.
Платье шуршало и кололось по швам, богатая вышивка тянула вниз плечи, было неудобно.
Ираль кивнул:
– Без сомнений. Клирик – очень богатая территория. Протекторат дает Граццу неограниченную власть и возможности. – Молодой человек встал, обошел Наталью со спины и дотронулся до плеч: – Ты позволишь снять это с тебя?
– А можно?
Он засмеялся.
Осторожно отстегнул брошь, потянул плащ за горловину назад. Жесткая ткань с шорохом упала к ногам девушки, оставив ее в тонком, почти прозрачном платье. Ираль скользнул по ее плечам вниз, сжал запястья. Приподняв руки девушки, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев.
– Ты дрожишь, – прошептал. – Замерзла?
– Мне неловко. Накидка колется и тяжелая, платье под ней слишком открытое. Я такие не ношу, – в тон ему призналась девушка.
Ираль потянулся за кителем, заботливо набросил на плечи девушки. Руки задержались на хрупких плечах. На миг. Короткое мгновение, которое – он видел это отчетливо – запустило трансляцию: экраны полыхнули оранжевым, распустившись огненными цветками.
Он посмотрел на девушку. Наталья стояла рядом, задумчиво теребила пальцами колкую ткань его форменного кителя.
– Скажи, – прошептала, наконец. – Какая я… твоими глазами.
Он покосился на неё и спрятал улыбку:
– Глупая, – отрезал неожиданно. Поймав удивление в распахнутых глазах, тихо пояснил: – Лезешь, куда не надо. У нас так не принято.
– М-м… Я не об этом вообще-то, – она сделала неопределённый жест, описав овал в воздухе: – Я красивая? Для тебя…
Он развернулся ее к себе:
– Да, очень. Ты… – он прищурился. – Вокруг тебя золотой воздух. С ярко-голубыми бликами. – Он протянул руку, дотронулся до девичьей щеки. – Ты странная. Ты удивляешь. И мне хочется улыбаться, когда я рядом с тобой.
Наталья порывисто выдохнула – вокруг нее россыпью полыхнуло
