в пакете, она оповестила, но я все же перевожу растерянный взгляд на мамину подругу.
— Не лишай меня удовольствия тебя порадовать. — Елена Владимировна протягивает руку с пакетом, и я его принимаю.
— Не нужно было… Вы и так для меня много сделали. — Говорю запинаясь, ведь грудную клетку разрывают разные эмоции.
— Посмотри, вдруг тебе цвет не понравится совсем. — Женщина улыбается и с ожиданием смотрит в мою сторону.
— Боже мой… — Вырывается, когда вижу прекрасную светло-голубую ткань, к которой прикоснуться страшно, не то что надеть наряд, который из нее пошьют.
— Что такое?
— Она очень красивая… — На глаза слезы наворачиваются от происходящего.
— Ох, камень с души… — Отмахивается Елена Владимировна и уходит на свое место, поправляя очки. — Теперь нужна выкройка. Арина ведь все приготовила? — Я киваю и часто моргаю, крепко сжимая ручки пакета. — Принесешь мне, а я уже договорюсь с портнихой. Будешь самой красивой на выпускном. Надеюсь, мысли о том, чтобы не приходить, пропали?
Почему-то краснею от ее взгляда.
— Да, пропали. — Спокойно отвечаю, понимая, по какой причине я изменила свое мнение об этом празднике.
Данияр.
Отношения с ним изменились резко и кардинально.
Никогда не подумала бы, что соглашусь с ним встречаться, а ведь я дала положительный ответ.
Его слова о том, что жизнь коротка, сыграли важную роль так же, как примирение с Максом.
Правда меня чуть не убила, но многое объяснила.
Поведение Круглова, который потерял любимую девушку, оказавшуюся на самом деле сестрой. Для него это то еще потрясение, но друг не показывал, насколько ему больно. Возможно, к лучшему, что он узнал об этом на два года позднее. Если бы правда открылась после смерти Алисы? Даже страшно представить…
Я пробыла у Елены Владимировны еще десять минут, после чего покинула кабинет и направилась в гардероб за курткой. Настроение было замечательным, и его не омрачали злобные взгляды Листовской.
Она с ума сходила, но не решалась что-либо сделать, хотя я видела в ее глазах решимость. Дай однокласснице волю, и она с превеликим удовольствием вонзила бы в меня сотню ножей и не пожалела об этом ни капли.
Данияр ждал меня на улице. Его куртка была небрежно расстегнута, что мне очень не понравилось.
— Морщины никто не отменял, Цветкова. Они портят твое идеальное личико. — Подмигнул, подходя ко мне и притягивая к себе за талию.
Сердце в очередной раз прыгнуло и сделало сальто где-то в районе горла. Я даже пикнуть не успела, как на моих губах был запечатлен легкий поцелуй.
— Мы же возле школы. — Уперлась ладошками в плечи Аристова и почувствовала, как кожа в области щек нагревается от стеснения, все-таки еще не привыкла к подобному проявлению чувств Дана в любое время и в любом месте.
— Плевать. — С улыбкой сказал он. — Я еще и так могу. — Он взял мою руку и умело повел в танце.
— Да, что с тобой? — Рассмеялась, но подхватила уже отточенное раз-два-три.
— Ничего. Тренируюсь всегда и везде.
Мы закружились около ступенек, не обращая внимания на то, что около входа замерла Вероника вместе с ее подручными.
— Губы твои хочу. — Аристов резко остановился и поцеловал, но уже не по-детски.
Жадно.
Выбивая из меня желание сопротивляться.
Я вообще слабо соображала в такие моменты.
Никогда бы не подумала, что поцелуй поднимет во мне нечто подобное.
Неописуемое чувство, которое не проходило, а усиливалось с каждым днем.
Одна рука Данияра сжимала талию, а другая скользила по моим волосам, которые я спрятала под капюшон.
Волна неимоверной нежности сносила мозги в дальний угол. Хотелось, чтобы этот миг не прекращался.
Частое дыхание.
Удары сердца.
Пульс, подобный скоростному поезду.
У него такие же эмоции, и они передавались.
— Носишь с собой? — Спрашивает Дан, упираясь лбом в мой, и я понимаю, что он нащупал в кармане, по которому скользнул рукой, прежде, чем захватить крепкими пальцами мое лицо.
Киваю, восстанавливаю дыхание и глядя в его темные глаза.
— Правильно, — выдает все так же тихо, чтобы слышала только я, а не лишние уши, которые нас постоянно окружали в школе, — Цветкова, — проводит большими пальцами по моим щекам, — я убью того, кто тебя обидит. Слышишь? Просто убью…
Ангелика
— У него работа, Ангелика, все жилищные условия в норме, чистота и порядок, благодаря твоим стараниям, а еще он трезв, как стеклышко. Органы опеки не нашли ни одного изъяна в твоем отчиме. — Петр Иванович хмурится, смотря, как Олежка прыгает в игровой комнате торгового центра, где мы разговаривали и пили чай. — Если бы был сигнал о попойке, избиении, то был бы шанс, понимаешь? А так я просто оклеветал достойного человека.
— Неужели ничего нельзя сделать? — Сиплю я еле слышно, теряя последнюю надежду на то, что все завершится хорошо.
— Если бы были зафиксированы побои… — Петр Иванович делает глоток чая и смотрит на меня. — Не знаю, Ангелика. Законно я не могу забрать сына у отца, который его не обижает и не дает повода для лишения родительских прав.
— Владимир все равно сорвется. — Шепчу я, переводя взгляд на счастливого Олежку.
— Тогда будем ждать этого момента, хотя я бы уже перевез вас в квартиру. — Петр Иванович проводит рукой по лицу и качает головой. — Мне страшно оставлять тебя там, Ангелика. Не прощу себе, если что-то случится.
Я замолкаю и пью чай, наблюдая за братишкой и переваривая информацию.
Недоброе предчувствие копошится в грудной клетке. С момента посещения органов опеки прошло два дня, а Владимир до сих пор и слова мне не сказал. Он молчал. Без каких-либо фраз уходил на работу и возвращался так же, безмолвно.
Петр Иванович отвозит нас домой и просит позвонить, если вдруг что-то случится. Я нехотя бреду к двери и достаю ключ. Олежка теряет весь радостный настрой, как только мы оказываемся внутри.
Тишина.
Последнее время она пугает больше, чем постоянное веселье отчима.
Его нет в квартире, и мы проходим к себе, но стоит мне включить в комнате свет, как в горле моментально появляется огромный ком.
Шкаф открыт. Все вещи выброшены.
— О, нет… — Вырывается из меня.
— Что случилось, Лика? — Непонимающе произносит Олежка, а я проверяю тайник, где лежали все накопления — зарплата, конверт от Петра Ивановича и помощь Елены Владимировны.
— Все хорошо, зайчик. — Произношу, прикладывая руки к щекам.
Сердце колотится с ужасной силой. Ладошки при этом мгновенно увлажняются. Если Владимир забрал все деньги, то сорвался. Как иначе это объяснить?
— Пойдем. — Говорю братишке и веду его в коридор. — Обувай ботинки. Еще погуляем. — Вымученно
