взгляд на Макса, который движется ко мне с недовольным выражением лица, и хмурюсь. Осознать правду оказалось не так просто, как хотелось бы. У меня теперь нет сестры, но есть придурок-брат, которого хочется прибить, а не обнять. Вызвано это скорее ревностью к Ангелочку, чем другими раздражающими факторами.
— Листовская скоро налакается до кондиции. — Говорит мне, расслабляя галстук и убирая руки в карманы брюк.
Непривычный видок для Круглова. Обычно он лишнюю соринку с себя сдувает, чтобы мамочка не зашлась в истерике, а тут рыкает ей и упорно не хочет соответствовать ожиданиям. Мое воздействие сказывается, не иначе.
— Плевать. Это проблемы ее родителей. Пусть наблюдают за будущей алкоголичкой. — Допиваю кофе и ставлю чашку на столик.
— А как же "мы несем ответственность за тех, кого приручили", — усмехается Макс, а я фыркаю, — отступаешь от собственных принципов, да?
— Я не приучал ее таскаться за мной хвостом. Инициатива наказуема.
— Сколько еще осталось? — Спрашивает, а я пожимаю плечами.
Макс тяжело вздыхает и достает телефон из кармана.
Хмурится, пока я рассматриваю Веронику, которая демонстративно поднимает бокал и смеется, стреляя глазами.
— Что с рожей стало? — Усмехаюсь, когда Круг пытается кому-то позвонить, но ответа не получает.
— Лика звонила, а сейчас телефон отключен. — Хмуро оповещает, а я застываю от холодка, пробежавшего по спине.
Рука сама тянется за айфоном.
Твою мать!
Пропущенные вызовы.
Мозг лихорадочно работает и сопоставляет факты. Ему звонила, мне звонила, хотя от Цветковой обычно не дождешься. Вывод?
Что-то случилось.
Кидаю телефон обратно в карман и без слов бреду к выходу. Наплевать, что при этом толкаю парочку расфуфыренных особ, которые что-то верещат. Мне нужно к Ангелу.
— Куда вы собрались? — Рука предка упирается мне в плечо, а он сам загораживает выход. — Праздник еще не закончился. Неужели нельзя хоть один раз удержаться от пакости? — По лицу и не скажешь, что любимый папочка цедит каждое слово с желанием убить меня за невыполнение его требований.
— Нам нужно уйти. — Отвечаю рыком, ведь каждая секунда на счету.
Чувствую, что облажался в очередной раз.
Перед ней.
Я должен быть рядом.
Всегда.
Особенно сейчас, пока она еще в одном доме с этим конченным алкашом.
— Друг один влип. Надо забрать его. — Вклинивается Макс, останавливаясь рядом со мной. — Сгоняем за ним и вернемся, дядь Саш.
Александр Алексеевич поднимает одну бровь и переводит взгляд с меня на Круга и обратно. Несколько секунд, за которые я успеваю сжать кулаки и подготовиться к атаке.
— Если вы не вернетесь через полчаса, то отправлю за вами Игната. — Наклоняется и говорит с милой улыбочкой, после чего уходит к какому-то хмырю в бабочке.
Скриплю зубами и выхожу из здания, наплевав на погоду. Меньше всего хочется заботиться о тепле, когда в груди мотор сжимается от дурного предчувствия.
— Странно слышать от тебя дядь Саш, — фыркаю, оказавшись на улице и топаю к спорткару, — после того, что открылось.
— А как я должен был сказать? — Кривится Круг и продолжает набирать Лике. — Здарова, папаша?! Если ты смог принять правду, то я не намерен. Пусть у меня не будет отца, чем твой.
— Этого уже не изменить. — Недовольно говорю ему, садясь за руль.
— Брат меня почти устраивает, но дерьмовое детство без отца я не прощу. Даже строительному магнату. — Холодно вещает Макс и матерится, сжимая телефон.
— Не отвечает? — Даю по газам, а Круг отрицательно машет головой.
— Отключен. — Нервно ерзает на сиденье, пока я нажимаю на педаль.
Лишь бы не опоздать.
— Можешь быстрее?! — Чуть ли не орет Макс, а я крепче сжимаю руль.
— Заткнись, Круг, а?! Итак хреново! — Вырывается раньше, чем успеваю взять себя в руки.
Расстояние до райончика Цветковой приличное, но мы справляемся за десять минут, благо вечер, и пробок нет. Вылетаю из машины первым, не думая ни о чем, кроме нее.
Открываю дверь в подъезд и прыгаю через несколько ступенек, чтобы добраться быстрее. Круг летит следом, а потом…
— Дан… — Олежка стоит на ступеньке с красными от слез глазами, трясется и размазывает влагу по лицу. — Дан… Ли… Ли… ка… Она… там… — Часто дышит, глядя на меня, и указывает наверх.
Сердце останавливается, пропуская один, а потом и второй удар.
— Она глаза… не открывает… — Заливается плачем, от чего по коже бегут мурашки.
— Ох, чтож творится-то, а? — Голосит бабулька в грязной кофте и поднимает руки вверх.
Накрывает.
Моментально.
— Макс, бойца забери и ментам позвони. — Сухо бросаю и подлетаю к двери, сразу дергая на себя.
Открывшийся вид заставляет чуть ли не завыть от боли и чувства вины.
— Дан… — Визжит Олежка и порывается ко мне, но Круг его останавливает.
— Убери ребенка, сказал!!! — Рычу, скрипя зубами, и вхожу в квартиру, где упырь уже потирает руки и лыбится.
— Защитничек пришел, — говорит гнусливо, а я вижу на его руке тот самый кастет, — я и тебе оформлю. Иди сюда.
Данияр
— Мы не можем вот так просто замять это дело, Александр Алексеевич, со всем уважением, но… — Голос полицая доносится до меня через пелену, которая виснет с того момента, как я оказался в стенах доблестных органов правопорядка. — … ваш сын избил человека чуть ли не до смерти.
— О каком человеке ты говоришь?! — Холодный тон отца усиливается раздражением, даже галстук ослабил и побагровел от злости. — Алкаш практически девчонку изнасиловал, а ты моего сына в преступники записываешь?! Я… — Замолкает, поглядывая на меня, после чего выдыхает и выпрямляется. — Выйди. — Кидает мне. — Подожди на улице. Выйди, сказал!!!
Спокойствие великого Аристова подошло к концу, и он с нетерпением ждал, когда дверь за мной закроется.
Наплевать.
Внутри выжженное поле и одна картинка.
Ангел на полу. Кровь на лице, и эта мразь с кастетом.
Слезы и душераздирающий крик Олежки.
Я снова опоздал.
Она не шевелилась.
Без сознания.
Мой мозг отключился.
Злость взяла верх, и я ничего не мог с этим поделать.
Просто бил, пока тело урода не обмякло подо мной, но даже это не останавливало.
Оттащили.
Сирены.
Менты.
Скорая.
Крик мелкого…
Шумно выдохнул, оказавшись на улице.
Никогда не забуду ноябрь.
День, когда я облажался. В очередной раз не успел.
Вдыхаю морозный воздух так глубоко, что легкие обжигает. Это не помогает. Ни капли.
Стою, смотря на темное небо, с которого падают снежинки, как в тот день, когда я ее целовал…
Чертова горечь пропитывает не только слюну, а каждую клетку организма.
Не могу успокоиться.
Себя ненавижу.
Что не смог защитить. Сделал еще хуже, чем могло быть.
— Замерзнешь, придурок. — Макс кидает мне
