это серьёзное испытание и для организма, и для психики. Почему отказались от медицинской помощи? Придётся вас поругать за безответственное отношение к собственному здоровью.
— А можно навестить Захара? — проигнорировав слова доктора, спросила я.
— Нет, Валерия, это строго запрещено. И, предугадывая ваши последующие вопросы, сразу на них отвечаю: на больного нельзя взглянуть ни одним глазком, ни в щель двери, ни на расстоянии нескольких метров тоже. Посещения пациентов после операции разрешены не ранее третьих суток, — строго отчеканил доктор, но потом его лицо смягчилось, а в глазах проблеснула хитринка. — Но вы так трогательно просите, поэтому я готов сделать для вас исключение и разрешить свидание завтра утром, с условием, что сейчас вы примете седативное и ляжете спать. Это хорошее предложение. Соглашайтесь.
Выбора не было, я приняла предложение. Однако, после того как медсестра сделала мне укол по назначению врача, я проспала аж до десяти утра. Зато, как только проснулась, мне сразу разрешили навестить Ногинского.
Открыв дверь в палату и увидев Захара, я остолбенела. После слов доктора об успешно проведённой операции я ожидала застать Ногинского в совершенно другом состоянии, но действительность меня потрясла. На бледном лице Захара отчётливо проступали глубокие тени под глазами, губы обесцветились и потрескались, лоб изрезали морщины от напряжения — всё это указывало на тяжесть перенесённой им операции и боли, которую он до сих пор испытывал.
Не знаю, как долго стояла в дверях, не решаясь подойти ближе, вглядывалась в его лицо и не узнавала, настолько он был на себя непохож. Я привыкла видеть Ногинского весёлым и жизнерадостным, в редких случаях сердитым или же раздражённым, но всегда бодрым и энергичным. Даже в кошмарном сне не могла представить его таким, как сейчас.
Тряхнула головой, сбрасывая оцепенение. Доктор обещал, что Захар быстро встанет на ноги, значит, так и случится. Самое бесполезное, что я могу сделать в этой ситуации, — это вздыхать, причитать и охать. Моя цель — поделиться с Захаром позитивной энергией и по мере сил помочь ему восстановиться.
Осторожно, на цыпочках прошла внутрь палаты, чтобы не тревожить сон Захара — который, несмотря на боль, мог принести хоть какое-то облегчение, затем присела на стул возле кровати и взяла его за руку.
Примерно через пять минут в палате появился Тимур. Чтобы не издавать лишних звуков, в знак приветствия он мне только кивнул, тоже не желая будить Захара, потом взял свободный стул, поставил его рядом с моим и присел.
— Врач даёт обнадёживающие прогнозы, — прошептал он.
— Да, и мне доктор сказал, что через две недели Захара, возможно, даже выпишут, — так же тихо отозвалась я.
— Лера, сегодня тебе позвонит мой юрист. Он имеет большой опыт в уголовных делах. Тебе нужно с ним встретиться, он посоветует, как правильно давать показания против Николая в полиции.
— Как правильно? — повторила я с изумлением. — Я просто планировала рассказать правду.
— Даже правда может звучать по-разному. По моим сведениям, адвокат Николая собирается объявить его невменяемым, чтобы избежать тюремного заключения и отправить его на принудительное лечение. Этого нельзя допустить. С помощью твоих показаний и медицинской экспертизы мы докажем, что Николай был дееспособен, полностью отдавал отчёт в своих действиях, знал об их последствиях и засадим его до конца дней. Есть, конечно, и запасной вариант, как его наказать, но не хотелось бы марать об эту мразь руки.
— Всё поняла, — решительно кивнула я. — Обязательно встречусь с твоим юристом, и мы выверим и отрепетируем каждое слово. Этот гад должен долго и мучительно гнить за решёткой за то, что чуть не угробил Захара.
— Захар для тебя очень дорог, да?
— Конечно. Если бы он погиб, я бы этого не пережила.
Тимур с грустью мне улыбнулся, и мы молча погрузились каждый в свои мысли, пока через несколько минут Калинин не разорвал тишину:
— Лера, когда ты исчезла, Захар только что на стены не лез от беспокойства. Потом, когда шли по следам похитителей, он выворачивался наизнанку, делал всё возможное и невозможное. Затем заслонил тебя своим телом от пули. Ты для него особенная девушка. Он тебя любит и любит по-настоящему. И ты к нему неравнодушна, это я тоже вижу, — с этими словами Тимур полностью развернулся ко мне, внимательно посмотрел и ласково коснулся щеки. — Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, просто дай знать. А сейчас я третий лишний. Я не имею права и не стану вам мешать. Будь счастлива.
Тимур обнял меня так, как обнимают людей, которых видят в последний раз и прощаются навсегда, потом он встал и торопливо покинул палату. И так понимаю мою жизнь…
С момента похищения, когда на моих глазах бывший муж убил человека, минула неделя. Каждый день я просыпаюсь в семь утра, принимаю душ, готовлю кофе, на работе погружаюсь в заботы клиентов, а вечером спешу в больницу к Захару.
В общем, если смотреть со стороны, я влилась в колею привычной жизни и внешне для окружающих выгляжу спокойной, довольной, без признаков стресса. В действительности мне каждую ночь снятся кошмары, где я в заброшенном здании борюсь с Николаем за свою жизнь. И нервничаю, если остаюсь один на один с незнакомым человеком в помещении или же на безлюдной улице, мне кажется, что он прячет за спиной шприц и выжидает удобный момент, чтобы наброситься на меня.
Ещё тяготит, что я совершенно не могу разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, я до физической боли соскучилась по Тимуру, с тех пор как он поставил жирную точку в наших отношениях, мы ни разу не виделись. Мне не хватает его визитов, его голоса, его глаз, его запаха и улыбки... С другой стороны, меня тянет к Захару, с ним легко, комфортно, только в его присутствии перестаю испытывать чувство тревоги. Каждый день после работы я спешу к нему и не из-за того, что так надо, ведь он спас мне жизнь, а потому что искренне хочу проводить время с ним.
Пока заняла выжидательную позицию, не ищу встреч с Тимуром, не сближаюсь, но и не отталкиваю Захара, просто плыву по течению.
В здание больницы захожу уже как к себе домой. Вахтёр в знак приветствия помахал мне рукой, попадающиеся на пути врачи и медсёстры с улыбкой здороваются, даже