нас и про нас рассказываем, — подалась вперед Марина Олеговна. — Расскажи нам что-нибудь о себе, Оль. А-то Тёмка у нас парень загадочный последнее время. Много слов из него не вытянешь.
— Ну, что рассказать?… — задумалась я и прочесала большим пальцем бровь. В принципе, рассказать можно всё, что угодно. Вряд ли, мы когда-нибудь встретимся вновь такой же компанией. Но и врать сильно не хотелось. Люди-то за столом приятные (не считая одного индюка, сидящего рядом), ужин вкусный, колпак не жмёт. Поэтому можно просто бегло пробежаться по своей биографии. — Мне девятнадцать лет, учусь на педиатра, работаю в магазине бытовой и электронной техники, могу рассказать вам всё про микроволновку или фен, если хотите, — улыбнулась я и получила теплую улыбку от Марины Олеговны в ответ.
— А где твои мама и папа? — спросила деловито Варя, будто я проходила собеседование на должность их няни.
— Варюш, — ненавязчиво остудила мать ее любопытство.
— А я уже взрослая и живу одна, — подмигнула я девчонке, которая сразу потеряла к этой теме интерес. А для Марины Олеговны, в глазах которой горел вопрос, который она вряд ли мне когда-либо задаст в силу, наверняка, хорошего воспитания, я пояснила. — Когда мне было девять лет, старший брат взял опеку надо мной и другим моим братом. В общем, как-то так, — поджала я губы в легкой улыбке и пригубила бокал вина.
Михаил Захарович и Марина Олеговна молча посмотрели на сына и в глаза друг друга, а затем куда-то в стол и пространство. Всем стало неловко. Я чувствовала, как мой висок прожигал пристальный взгляд Артёма.
Вот так всегда: я сначала расскажу что-то, а потом думаю — нафига я это рассказала?
Поняв, что создала сложную ситуацию одной из страниц своей биографии, я решила её разрулить:
— А почему, кстати, Камазики? — обратилась я к женщине. И, кстати, чем больше я на нее смотрела, те меньше у меня поворачивался язык называть ее женщиной. Она будто бы чуть старше меня, буквально вчерашняя студентка. — Просто вы приглашали всех к столу, назвав Камазиками.
— У нас просто у папы прозвище Камаз, — коснулась Марина Олеговна плеча мужа. Обстановка мгновенно вернулась в прежнее непринужденное русло. — Ну, и деток я иногда называю Камазиками. По отцу, так сказать, — хохотнула она.
— Забавно, — улыбнулась я. — А почему не пряниками? Ну, знаете, как говорят «перевернется и на моей улице камаз с пряниками», — пояснила я, когда стало ясно, что меня недопоняли.
— Точно! — округлились глаза Марины Олеговны.
— Маруся, нет, — обреченно качнул Михаил Захарович головой. — Маруся, даже не думай.
— Пряники мои! — радовалась мать семейства, обнимая своих деток. — Самый большой пряник, — потрепала она волосы Артёма.
— Твою мать, — вздохнул Артём. — Это теперь навсегда.
— Не благодари, — подмигнула я и злорадно добавила специально для него почти в самое ухо. — Пряня.
— Пшёнка, — буркнул он.
Осталось только языки друг другу показать.
Вечер плавно перетек в ту стадию, когда все еще ужинали, общались, но вместе с тем занимались своими делами.
Артём периодически залипал в телефоне, его родители начали всё больше времени уделять друг другу и своим разговорам, Варя ушла в гостиную заниматься обустройством кукольного домика, а Соня крепко занялась мной. Взобравшись ко мне на колени и приказав держать ее крепче, она водрузила на меня еще и свой маленький чемоданчик с косметикой. Похоже, от активного жевания у меня сполз макияж, раз мой стилист решил не медлить и поправить его незамедлительно.
И снова прямо передо мной находилось маленькое сосредоточенное личико с пухлыми щёчками, которые так и хотелось зацеловать. Но так как я для этой семьи человек посторонний, то приходилось всеми силами сдерживать свои ути-пути и лишь разок поправить маленькой принцессе волосы, которые выбились из хвостиков за вечер.
— Я снова красивая? — спросила я, когда Соня закончила и теперь с милой улыбкой разглядывала свои труды на моем лице.
Артём слегка подался вперед, чтобы заглянуть в моё лицо.
По слегка приподнявшейся брови стало понятно, что я «божественно прекрасна». Ну, и ладно. Это всего лишь детская косметика, которую можно легко стереть влажной салфеткой.
— Товарищ полковник, а давайте сделаем семейное фото, — елейным тоном подкатила к своему мужу Марина Олеговна.
Муж, естественно, оказался не в восторге. Артём тоже. Похоже, всем мужчинам не нравится фотографироваться, а вот девочки от этой идеи оказались в восторге и уже занимали места на коврике в гостиной.
Одна только я думала, что нам с этой семьей точно не по пути, ибо здесь есть полицейский, а мой старший брат заработал всё, что у него есть — и, наверняка, до сих пор зарабатывает — не самым честным образом.
— Я хочу с Олей! — требовала меня Варя.
— Я тоже хочу с Олей! — не отставала Соня.
Чтобы девочки из-за меня не подрались мне пришлось сесть между ними на пол. Марина Олеговна устанавливала стойку и крепила к ней свой телефон.
— Итак, у нас есть три секунды, — забежала женщина за меня и встала между Артёмом и Михаилом Захаровичем. — Все говорим «птички».
Девочки громко и чётко сказали «птички», а вот от мужской половины я услышала «титьки», да так радостно и громко, что самой захотелось повторить.
— И ещё раз! — потребовала Марина Олеговна.
И снова «птички-титьки».
— Тёма, а сфотографируй нас ты, — попросила Варя.
— Да, ребята, — поддержала её идею мама. — Сфотографируйтесь все вместе, а мы пока с папой… — после этого последовали неясные жесты ее рук. Что именно она хотела этим сказать, было неясно, но зато было понятно, что наша с Артёмом задача на ближайшие минуты — отвлечь девочек от действий родителей.
Недолго думая, Артём сел рядом с нами на пол. Пришлось отвалиться затылком на его плечо, чтобы попасть в кадр.
— О, боже! — рассмеялась я, увидев, насколько я «красивая» была весь этот вечер. Меня будто на бездорожье красили. Помада убегала за контур губ, цветные тени зеленого, розового, голубого и даже фиолетового цвета были не только на верхних веках, но еще и на нижних, и немного на щеках.
— Мне еще неделю кошмары будут сниться, — произнес Артём вполголоса, на что я мягко толкнула его плечом.
Соня сразу повисла на моей шее, а Варя переметнулась к Артёму.
— Я тебя очень сильно люблю, — сказала она своему братишке и чмокнула в щеку, крепко обняв.
Парень мило улыбнулся в ответ — зрелище невероятное. Не потому, что я начала млеть от его улыбки, а потому что уже свыклась с тем, что этот парень так мило улыбнуться никогда не сможет.
— А я
