Защита на основании невменяемости, ко всему прочему, довольно очевидна: люди, которые совершают преступления потому, что в их мозге есть какие-то структурные нарушения, на самом деле не контролируют свои поступки. Они зациклены на иррациональных моделях поведения и «не могут по-другому».
Это подводит нас к интересному наблюдению: и защита типа «Я не мог поступить иначе!» (невменяемость), и защита типа «Я ничего не решал!» (принуждение), очевидно, служат вескими причинами не привлекать человека к полной ответственности за преступление. Выходит, в основе наших представлений о виновности и невиновности действительно лежит идея свободы воли.
Можете не верить мне на слово. В 1950-х годах Верховный суд США ненадолго отвлекся от попыток растолковать, что нельзя включать в кинофильмы порнографические сцены, и дал понять, насколько же важна идея свободы воли для всей правовой системы: «Вера в свободу человеческой воли и в вытекающую из нее способность и долг нормального человека выбирать между добром и злом универсальна и отражена в зрелых системах права».
И по сей день юристы всего мира ссылаются на ущемление свободы воли, чтобы оправдать действия, которые в противном случае были бы наказуемым преступным поведением. Иногда обвиняемого оправдывают тем, что он «не мог по-другому», иногда – тем, что он «не был первопричиной своих решений», когда нарушал закон. Обычно все сводится к какому-то одному варианту из этих двух.
Но, как ни поразительно, иногда речь идет об обоих! Если у вас было видение и Господь под угрозой кары повелел вам что-то совершить, вы одновременно и невменяемы (потому что галлюцинируете), и находитесь под принуждением (потому что вам угрожают). В Штатах есть даже особый юридический термин, описывающий такой сценарий, – «божественный указ». Наверное, там, где играют в юридическое бинго, этот ход приносит немедленную победу.
Все это заставляет нас задаться вопросом: почему? Почему вся наша правовая система строится на идее, которая рискует оказаться принципиально несовместимой с самими законами физики? И что мы можем сделать, чтобы это исправить?
Строгая наука – нестрогие законы
Что дает право нашей юридической системе выносить приговоры и назначать наказания, одних людей сажать в тюрьму, другим надевать на ногу электронные браслеты, а иногда заставлять подростков, совершивших акт вандализма над рождественским вертепом, маршировать по своему огайскому городку за осликом с табличкой «Простите за ослиное поведение» (последнее – реальный случай)?
Профессиональные умники за последние две тысячи лет придумали три разных ответа. У профессиональных умников оплата почасовая, поэтому работают они очень неспешно.
Первый ответ – самый простой. Надо просто представить, что существует свод Правил, в которых мы прямо вот уверены – потому что так сказал Господь или потому, что их твитнул Канье Уэст и собрал кучу лайков. Это могут быть правила библейские (десять заповедей), золотые («поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой») или тупые (в Мэриленде запрещено материться за рулем).
Если вы решаете не следовать этим правилам, вы поступаете плохо. А те, кто поступает плохо, заслуживают наказания. Вуаля! Вот вам и обоснование.
Люди, носящие на работе старомодные белые парики, называют такой образ мышления деонтологией, и это довольно популярная точка зрения.
Но в такой логике зияют большие пробелы, не последний из которых состоит в том, что она не имеет особого смысла, если свободы воли не существует: ведь тогда никто из нас не контролирует решение следовать или не следовать тем или иным сводам правил, какими бы хорошими они ни были. Деонтология тогда заставила бы нас нести наказание за решения, которых мы не принимали добровольно!
Если деонтология не годится, какие еще есть варианты?
(Аристотель поднимает руку и кричит «Я здесь!» по-древнегречески.)
– Да, Аристотель?
– У меня есть идея получше. Что, если задача судебной системы – наказывать людей не за то, что они поступают плохо, а за то, что они моральные уроды? Вот моя теория: само по себе преступление не делает тебя заслуживающим наказания. Но когда ты совершаешь преступление, ты показываешь миру, что ты моральный урод, а вот за это вполне стоит наказывать.
– Продолжай.
– Понимаете, – говорит Аристотель, попыхивая трубкой с опиумом, – моральные уроды совершают преступления, поскольку лишены таких добродетелей, как смелость, правдивость, дружелюбие, что и делает их моральными уродами. Задача судебной системы – следить, чтобы моральные уроды время от времени получали взбучку за то, что они такие. Это же очень просто, честное слово. Кроме того, я убежден, что пора начать поклоняться пчелам, поскольку… (Пускается в рассуждения о божественности пчел, в которую Аристотель и правда верил.)
Вот как Аристотель обосновывал наказания: когда ты совершаешь что-то противозаконное, ты показываешь, как ужасен твой моральный облик, и именно поэтому право и обязанность суда – поквитаться с тобой как следует.
Но даже в предложении Аристотеля есть загвоздка со свободой воли: если свободы воли нет, то мы с вами не выбираем свой моральный облик. Деонтология была нехороша, поскольку означала, что мы наказываем людей за действия, которые они совершали не то чтобы добровольно, однако стратегия Аристотеля заставляет нас наказывать их за характер – за то, кто они есть. Вообще-то так даже хуже!
Если и философия Аристотеля не помогает, что же тогда?
Я не законник, но подержите мое пиво и позвольте попытать счастья.
Поступай хорошо – а не то будет плохо
Есть такие люди, которые называют себя консеквенциалистами. Они считают, что лучший способ определить, хорош или плох тот или иной поступок (то есть что надо за него делать – поощрять или наказывать), – рассматривать только его последствия.
По их мнению, если поступок привел к чему-то хорошему – улучшил чью-то жизнь, сделал общество в целом здоровее и счастливее, снизил количество людей, у которых в корзине явно больше десяти товаров, но они все равно норовят пролезть на экспресс-кассу, – значит, это хороший поступок. Если он привел к противоположным результатам, значит, это плохой поступок – и так делать не надо.
С такой точки зрения логично сажать преступников за решетку, если от этого мир в целом станет лучше – независимо даже от того, существует ли свобода воли. Получается, что цель карательных мер – не наказание, возмездие или работа с ужасным моральным обликом, а просто стремление сделать общество лучше.
Большинство существующих сегодня законов действительно можно обосновать таким образом: если бы за мошенничество не наказывали, им занималось бы больше людей и мошенничества в мире стало бы больше, что плохо. Предотвращение плохих поступков делает мир лучше, и один из способов достичь этой цели – делать неприятно тем, кто совершает эти плохие поступки.
Консеквенциализм работает одинаково хорошо и со свободой воли, и без нее. Когда известная преступница и по совместительству знаменитая ведущая кулинарных шоу Марта Стюарт решила солгать следователям о своей финансовой деятельности, неважно, была у нее свобода воли или нет. Но никаких сомнений нет в том, что, когда ее отправили в тюрьму за содеянное, это отбило у других людей желание следовать ее примеру и, возможно, снизило вероятность того, что она сама снова нарушит закон.
Консеквенциализм – более гибкий способ обосновывать законы и наказания. В отличие от деонтологии и аристотелевского варианта, консеквенциалистской правовой системе не нужно притворяться, будто ей известен идеальный свод законов, которым мы все должны следовать. Она может придумывать законы на ходу, в зависимости от того, что, по мнению специально назначенных умных (будем надеяться) людей, приведет к общему благу.
