ХАРДИНГ /монотонно/. И было, черт бы ее подрал, на что посмотреть. Конец цитаты.
РЭТЧЕД. Совершенно верно. Люди слышали такие, как он говорил, что, возможно, давал ей повод искать сексуального удовлетворения на стороне. В чем состоял этот повод, Дэйл?
ХАРДИНГ. Ну… не могу сказать, чтобы я был так уж с ней пылок…
РЭТЧЕД, Правильно ли будет сказать, что она считала вас сексуально неполноценным?
ЧЕЗВИК. Может, она для него просто-напросто слишком горячая штучка. Верно я говорю, Хардинг?
БИЛЛИ /с ехидством, порожденным собственной бедой/. А я ув-верен, он боялся ее,
ХАРДИНГ. Нисколько!
МАРТИНИ. Конечно, боялся!
ХАРДИНГ. Правильнее было бы сказать… был ею подавлен,
ЧЕЗВИК. Что так, что этак — все одно.
РЭТЧЕД. Я вижу, мистер Хардинг говорил также, что в присутствии жены у него возникал комплекс неполноценности.
СКЭНЛОН. Зачем же он тогда женился на такой дамочке?
ЧЕЗВИК /с умным видом/. А у него, видать, комплекс матери.
СКЭНЛОН, Потому что он, видно, материнскую грудь никогда не сосал.
МАКМЭРФИ с возрастающим изумлением взирает на происходящее.
ХАРДИНГ /в исступлении/. Ничего подобного! Просто мне хотелось иметь рядом женщину женственную. Которая не соперничала бы со мной, а помогла бы… /Делает широкий жест рукой./
РЭТЧЕД. Помогла бы преодолеть в самом себе определенные тенденции? Вы хотите сказать, что ваша проблема в какой-то мере состоит в том, что жена считает вас недостаточно мужественным?
ЧЕЗВИК. Ну да, посмотрите, что он делает со своими руками..
ХАРДИНГ поспешно засовывает обе руки между колен.
А, Хардинг?
РЭТЧЕД. Итак, вы намеренно избрали себе женщину, которая интеллектуально намного ниже вас. Разве вы не понимаете, что это значит?
ХАРДИНГ. Да, конечно. Но теоретически… мне казалось… что по крайней мере в плане сексуальном…
БИЛЛИ. В-верно, в-верно. В-вы все время нам говорили, до ч-чего она х-хороша в постели.
ЧЕЗВИК. Угу, и как — здорово у вас получалось?
ХАРДИНГ. Ничего… ничего не могу: полная психическая импотенция… А, черт, ну почему я всегда плачу?
СКЭНЛОН. Послушай, Хардинг, а не легче тебе будет, если ты сейчас просто встанешь и признаешься, что ты — не мужик?
МАКМЭРФИ /вскакивает на ноги, с грохотом роняя стул/. Прекратите, черт бы вас подрал!
РЭТЧЕД. Мистер Макмэрфи!
МАКМЭРФИ. Да оставьте вы наконец мужика в покое!
РЭТЧЕД. Сядьте!
МАКМЭРФИ /Хардингу/. Слушай, приятель, ты же не обязан выслушивать всю эту белиберду!
РЭТЧЕД /с треском захлопывая книгу записей/. Доктор, я предлагаю прекратить собеседование.
СПИВИ. Да?
РЭТЧЕД, Прекратить, пока не будет восстановлена дисциплина.
ДОКТОР СПИВИ покорно встает и выходит. СЕСТРА РЭТЧЕД собирает свои вещички, кладет книгу для записей на место и тоже выходит. Больные молчат — чувствуется, что им стыдно за то, что они так ополчились на одного из своих. ХАРДИНГ продолжает сидеть. Он что-то напевает сквозь крепко стиснутые зубы. МАКМЭРФИ подходит и садится верхом на стоящий рядом с ним стул.
МАКМЭРФИ. Послушай, приятель, они всегда так происходят, эти ваши собеседования? Выпускают цыплят на волка для клева — пусть, мол, развивают клювики?
ХАРДИНГ. Для клева? Понятия не имею, о чем вы.
МАКМЭРФИ. Могу пояснить. Цыплята, как увидят кровь на каком-нибудь цыпленке, набрасываются на него и клюют — ясно? Клюют, пока от цыпленка ничего не останется — только кости да перья, вымазанные в крови. Но в этом побоище еще парочке цыплят изрядно достается, и тогда в другой раз — уже их черед,
ХАРДИНГ /сцепив руки, заставляет себя говорить намеренно небрежным тоном/. Клев. М-да, приятная аналогия, мой друг, ничего не скажешь.
МАКМЭРФИ. Правильно, мой друг. Вот что мне напомнило ваше собеседование.
ХАРДИНГ. Значит, в данном случае я был тем самым окровавленным цыпленком, да, дружище?
МАКМЭРФИ. Совершенно верно, дружище. И хочешь знать, кто первый тебя клеванул? Эта милая сестрица — вот кто.
ХАРДИНГ. Как все, оказывается, просто. Проще некуда. Вы пробыли у нас в отделении всего шесть часов и свели на нет всю работу Фрейда, Юнга я Максуэлла Джонса: единственная напрашивается аналогия — клев.
МАКМЭРФИ. Ни про какого Фрэда, Юнга и какого-то там еще Джонса я тебе, малый, не толковал. Я тебе втолковывал про это дурацкое собеседование и про то, что устроила тебе сестрица.
ХАРДИНГ. Устроила мне?
МАКМЭРФИ. Лопатами валила.
ХАРДИНГ. Уму непостижимо! Вы же абсолютно не учитываете то обстоятельство, что она все это делает для моего же блага.
МАКМЭРФИ. Е-рун-да…
ХАРДИНГ. Вы меня огорчаете, мой друг. Я считал вас умнее. Но, видимо, ошибся.
МАКМЭРФИ. Пошел ты к черту.
ХАРДИНГ. О да, я, конечно, заметил вашу примитивную грубость. Психопат с явной тенденцией к садизму, по всей вероятности, обусловленному неосознанной эгоманией. А эти таланты несомненно указывают на то, что вы, мой друг, как нельзя больше подходите для того, чтобы самому врачевать. Ну конечно, эти ваши качества позволяют вам критиковать мисс Рэтчед, высококвалифицированную сестру-психиатра с двадцатилетним стажем. Но при вашем таланте вы, несомненно, способны творить чудеса с подсознанием, усмирять бессознательное, залечивать раны оскорбленного суперэго. Вы, очевидно, могли бы исцелить все наше отделение, и этих фруктов, и всех-всех за какие-нибудь полгода, делайте ставки, леди и джентльмены, если исцеления не будет — деньги вернем!
МАКМЭРФИ /спокойно глядит на него/. Вы что же, хотите сказать, что эта чертовщина, которой мы тут сегодня занимались, приносит кому-то пользу?
ХАРДИНГ. А зачем бы в таком случае нам этим заниматься? Мисс Рэтчед — дама, конечно, весьма суровая, но она же не монстр, не взбесившаяся курица, готовая выклевать вам глаза.
МАКМЭРФИ, Нет, приятель. Она выклевывает тебе не глаза. Она целится много, ниже — прямо на семейное сокровище!
ХАРДИНГ. Мисс Рэтчед? Да она нам как мать, как нежная мамочка…
МАКМЭРФИ. Ты мне тут не разводи сироп. Хороша мамочка! Да она как нож острый и тверже стали.
ХАРДИНГ /по мере того как он говорит, речь его все убыстряется, руки начинают трястись и плясать, и сам он весь становится точно взбесившаяся марионетка, исполняющая дикий танец/. Вот что, друг мой, коллега-психопат, мисс Рэтчед — настоящий ангел благодати и… и… это же всем известно. Она, как бескорыстный ветер, изо дня в день, семь дней в неделю трудится на благо всех нас. У нее нет ни личной жизни, ни мужа, ничего, кроме работы, — все это знают, Думаете, ей нравится быть с нами такой строгой, задавать все эти вопросы, буравить наше подсознание, пока не станет больно? Нет, приятель-эгоманиак, она посвятила себя этому, она отдает нам себя без остатка и мечтает лишь о том, чтобы мы вышли отсюда приспособленными к жизни, чтобы мы снова могли в ней участвовать. Так что, уверяю вас, вы заблуждаетесь. Наша мисс РЭТЧЕД — милейшая, добрейшая, благожелательнейшая женщина на свете, самая чудесная, какую я когда-либо… когда-либо… когда-либо… /Умолкает, начинает хохотать. Затем смех его переходит в рыдание./ У-у, сволочь, сука…
Больные молча смотрят на него. ХАРДИНГ на ощупь достает из кармана пачку сигарет. МАКМЭРФИ вытаскивает ему сигарету из пачки и подносит к ней огонек.
БИЛЛИ /после долгого молчания/, В-верно в-вы сказали. Все им-менно так.
МАКМЭРФИ. О'кей. Так почему вы это терпите?
ХАРДИНГ. Почему? Да потому что мир, мой друг, принадлежит сильным. Заяц понимает, что волк сильнее его, роет себе нору и прячется туда, когда появляется волк. Он волка на бой вызывать не станет. /Смеется./ Мистер Макмэрфи… друг мой… я не цыпленок, я заяц. И все мы тут зайцы, прыгаем-скачем по нашему кукольному мирку! А что, Билли, попрыгай-ка для развлечения мистера Макмэрфи. А ты, Чезвик, покажи, какой ты у нас мохнатенький. Ах, они стесняются. Какие милашки, правда?
МАКМЭРФИ /резко/. Прекрати!
ХАРДИНГ /спокойно/. Ну хорошо, друг, а как, вы считаете, мы должны себя вести?
МЭРФИ. Устройте тарарам, Пошлите ее к черту!
ЧЕЗВИК /с издевкой/. А ты попробуй, приятель. Они тебя быстро переправят наверх, к буйным.
СКЭНЛОН. Или вниз — в шоковую сборочно-разборочную.
МАКМЭРФИ, Куда, куда?
ХАРДИНГ. Есть такая терапия — электрошок, друг мой. Это изобретение действует куда лучше снотворного, электрического стула и камеры пыток, вместе взятых.
МАКМЭРФИ. ты шутишь!
СКЭНЛОН /приложив руки к вискам/. Нет, черт побери, нет.
ХАРДИНГ /с изощренным удовольствием/. Вас привязывают к столу. Затем к каждому виску прикрепляют датчики с проводами, Вжик! И вот вам одновременно — и наказание и лечение. Вождя Бромдена — вон того. Его уже раз двести так лечили.
