УИЛЬЯМС /почувствовав что-то неладное, подходит/. А потому что так по больничным правилам.
МАКМЭРФИ. Значит — по больничным правилам? Но все-таки почему?
УИЛЬЯМС. Ну, а как бы это, по-твоему, выглядело, если б каждый стал чистить зубы, когда ему вздумается?
МАКМЭРФИ /рассудительно/. Угу. Я, кажется, начинаю понимать: правила, значит, установлены для того, чтобы всякий, кому вздумается, не мог чистить зубы после каждой еды.
УИЛЬЯМС. Господи ты, боже мой, ну разве не ясно?
МАКМЭРФИ. Ага, теперь вроде ясно. Ты, значит, хочешь сказать, что люди стали бы чистить зубы, кому когда бог на душу положит.
УИЛЬЯМС. Ну да, ведь это ж…
МАКМЭРФИ. Батюшки мои, нет, вы только представьте себе! Люди стали бы чистить зубы в шесть тридцать, в шесть двадцать, а кто, может, и даже в шесть утра!
УОРРЕН /чувствуя себя не в своей тарелке/. Хватит, Уильямс. У нас работа стоит…
МАКМЭРФИ. Эй, обождите-ка. Что это у нас тут?
УОРРЕН. Где?
МАКМЭРФИ. Да вот тут — что за дрянь в этой банке?
УОРРЕН. Мыльный порошок.
МАКМЭРФИ. Ну, обычно-то я пользуюсь пастой… /Опускает зубную щетку в банку и стучит ею о край, стряхивая лишний порошок./ А насчет этих дурацких больничных правил — мы ими займемся позже. /Пританцовывая и напевая, возвращается в туалет, пение превращается в бормотание, когда он начинает чистить зубы./
Санитары ошарашено смотрят ему вслед. Затем УОРРЕН замечает Вождя, хватает щетку и в сердцах направляется к нему.
УОРРЕН /всовывая щетку в руки Вождю/. Держи, черт бы тебя побрал, давай работай, не стой тут, вылупив глаза, точно глупая корова. Шевелись же! Шевелись!
ВОЖДЬ начинает размеренно махать щеткой. Входит СЕСТРА РЭТЧЕД, вставляет ключ в дверь дежурки и застывает, услышав непривычные звуки.
МАКМЭРФИ /распевая за сценой во все горло/. Ох, твоя родня меня не любит; слишком ты бедный, говорит, и в дом входить мне не велит. Я ж люблю жить без копейки: денежки — они мои, И кому это не по нраву — пусть катится в тарары!
Последнюю строку он поет уже на сцене, прямо в лицо сестре РЭТЧЕД, которая в ужасе застывает при виде полуголого мужчины.
С добрым вас утречком, мисс Рэтчед! Как дела там, на воле?
РЭТЧЕД. Нельзя же так расхаживать… в одном полотенце!
МАКМЭРФИ, Значит, ходить в полотенцах тоже против правил? О'кей, тогда я сейчас… /Берется за концы полотенца./
РЭТЧЕД. Прекратите! Да как вы смеете! /Зловеще./ Немедленно отправляйтесь в палату и оденьтесь как следует — сию же секунду.
В комнате появляются больные и останавливаются, наблюдая за происходящим.
МАКМЭРФИ /свесив голову, точно вот-вот заплачет/. Не могу я это сделать, мэм. Какой-то, видно, вор ночью все у меня украл.
РЭТЧЕД, Украл?.. Ваши веши должны были взять и… и отправить в дезинфекцию. Уильямс?!
УИЛЬЯМС /поспешно/. Дезинфекцией занимается Уоррен.
РЭТЧЕД. Уоррен! Подите сюда.
УОРРЕН не без опаски подходит к ней.
Вы что, не видите, что на этом человеке ничего нет, кроме полотенца?
МАКМЭРФИ /суфлируя шепотом/. Еще есть кепи…
РЭТЧЕД. Ну?!
УОРРЕН. Так ведь он… он слишком рано встал.
РЭТЧЕД. Значит, слишком рано встал. Сию же секунду принесите ему одежду, Уоррен, или на две недели отправитесь к хроникам мыть ночные горшки!
УОРРЕН выходит, кипя от возмущения. МАКМЭРФИ вслед ему насвистывает какую-нибудь сентиментальную мелодию и делает несколько па.
А вы — чтоб этого полотенца на вас не было, сию же секунду
МАКМЭРФИ. Всенепременно! /Сдергивает с себя полотенце. Под полотенцем на нем оказываются черные атласные трусы с рисунком в виде белых акул с красными глазами. Макмэрфи весело скалится./ Ничего, а? /Поворачивается перед всеми, чтобы лучше было видно./ Подарочек от милашки в штате Орегон. Говорила, я для нее — как бог,
Входит СЕСТРА ФЛИНН, и МАКМЭРФИ делает вид, будто хочет на нее прыгнуть. СЕСТРА ФЛИНН с криком убегает.
РЭТЧЕД, Прекрасно, мистер Макмэрфи, если вы покончили с демонстрацией своей мужской силы и красоты, то, может быть, вы все-таки соблаговолите одеться.
МАКМЭРФИ /подбирая с пола полотенце/. С вос-торгом. /Удаляется, похлопывая себя по голому животу и распевая./ Она меня в дом пригласила и пылкий мой нрав укротила. И тихонько маме сказала: "Люблю, мама, милого я!..
РЭТЧЕД /осклабившемуся Уильямсу/. Вам что, больше делать нечего, как стоять тут и таращить глаза? Я требую, чтоб в этой комнате пылинки не было. /Пациентам, ласково улыбаясь./ Джентльмены, а вам — не пора ли одеться?
Все поспешно уходят в палаты. СЕСТРА РЭТЧЕД подходит к сестре Флинн, стоящей у шкафа с медикаментами.
ФЛИНН. Ой-ой-ой, что вы о нем скажете, мисс Рэтчед?
РЭТЧЕД. О ком — о мистере Макмэрфи?
ФЛИНН. По-моему, интересный мужчина, веселый и вообще, вот только, мне кажется, хочет все тут к рукам прибрать.
РЭТЧЕД /переставляя лекарства на подносике/. Боюсь, именно это он и задумал. И возможно, ему это удастся — на какое-то время…
ФЛИНН. Да, но зачем? Что он этим хочет доказать?
РЭТЧЕД. Вы забываете, мисс Флинн: у нас больница для людей ненормальных.
Свет быстро гаснет; лишь луч прожектора высвечивает Вождя, который стоит, держа в руках щетку. СЕСТРА РЭТЧЕД находится в дежурке. Больные и УОРРЕН входят и передвигаются по сцене, пересекая луч прожектора. Они расставляют стулья для собеседования. Тем временем мы слышим, что думает ВОЖДЬ.
ВОЖДЬ БРОМДЕН /голос на магнитофонной ленте/. Вспомнил я одно рождество, папа… Здесь, в больнице. Ровно в полночь — а на улице был большой ветер, и дверь вдруг настежь, и входит огромный детина, весь в красном, с большой седой бородой и с усами. "Хо-хо-хо, — говорит он, — хотел бы я у вас остаться, да спешить надо — времени в обрез, все расписано". Санитары как подскочили к нему, ослепили своими фонариками, дали успокоительного и — прямо к буйным. Шесть лет продержали его там, папа, а когда выпустили, никаких волос у него не было, и худущий он стал, как жердь.
Вспыхивает свет. В дежурку входит УОРРЕН, а сестра РЭТЧЕД — выходит. Начинается собеседование. Все на местах, кроме МАКМЭРФИ и доктора Спиви.
РЭТЧЕД /закрывая книгу записей/. Вот что, друзья, прежде чем начать наше собеседование, я хотела бы кое-что с вами обсудить. Неофициально, понятно? Речь пойдет о больном Макмэрфи.
ЧЕЗВИК. Эй, а где же Макмэрфи?
РЭТЧЕД. Я предложила ему побеседовать с доктором Спиви. Никаких решений мы здесь, как вы понимаете, принимать не будем. Просто я считаю, что он выводит из равновесия других пациентов и этому пора положить конец.
СКЭНЛОН. Меня, к примеру, ни из какого равновесия он не выводит.
ЧЕЗВИК. Меня тоже!
РЭТЧЕД, Вы, возможно, этого и не осознаете. Однако…
Из-за сцены доносятся звуки оживленного разговора, добродушный мужской смех, затем дверь в отделение открывается и входят ДОКТОР СПИВИ и МАКМЭРФИ. МАКМЭРФИ дружески обхватил рукой доктора за плечи; он даже берет у доктора ключ и, когда они уже вошли, запирает входную дверь.
МАКМЭРФИ. Верно, док? Что скажете, а?
СПИВИ. О, это чудесное предложение.
МАКМЭРФИ. Такое устроим веселье! (Тычет пальцем доктора под ребро, оба хохочут, подталкивая друг друга.)
РЭТЧЕД.Доктор! Доктор, у нас ведь собеседование.
СПИВИ. Что? Ах да, извините, пожалуйста, продолжайте!
РЭТЧЕД /с ледяной улыбкой/. Хорошо. Итак, мы обсуждали проблему состояния духа!
СПИВИ. Так ведь и мы говорили об этом! И я предложил… /Озадаченно, к Макмэрфи./ Или это вы предложили?
МАКМЭРФИ, Черт, нет, это была ваша идея!
СПИВИ. Так вот я предложил… Как вы думаете, что если нам устроить карнавал?
РЭТЧЕД. Кар… карнавал?
СПИВИ /широко улыбаясь/. Прямо здесь, в отделения. Верно, смешно будет? Разные игры, киоски, украшения… А вы, больные, что скажете?
ЧЕЗВИК /уставясь на Макмэрфи, который показывает ему поднятый кверху большой палец/. 0-о-о! По-моему, идейка что надо!
СПИВИ. И даст определенный терапевтический эффект.
СКЭНЛОН. Еще бы, черт подери, от карнавала такая будет терапия!
ЧЕЗВИК. Скэнлон мог бы взорвать свою бомбу. А я кое-что придумаю по трудовой терапии.
МАКМЭРФИ. Ну, а я с нашим вам удовольствием встану за колесо лотереи. /Нараспев,/ "Эй, дамы, господа, подходите все сюда. Десять центов — монета мала, но счастье-удачу приносит она!"
СПИВИ. О, прекрасно!
МАРТИНИ. А я могу продавать разные разности!
ХАРДИНГ. А я умею читать по руке,
СПИВИ. Прекрасно, прекрасно! А вы что скажете, мисс Рэтчед?
